Настя как ненастье (СИ) - Горышина Ольга (прочитать книгу TXT) 📗
— Настя, ну ты чего? Это ж собака! — он наконец завладел поводком. — Это она напоминает, что сначала деньги, потом стулья. Давай уже лезь, царапуга!
Он подпихнул собаку в машину, но та не запрыгнула с первого раза и повисла, нещадно комкая плащ передними лапами, а задними царапая пластик обшивки.
— Ну давай… Как же ты в джунглях выжил, Маугли?!
Наконец он захлопнул дверь и обернулся к Насте, продолжавшей без движения стоять подле двери.
— Эй, ты чего?
Он завел ей за ухо прядь. Волосы распущены. И это единственный ее марафет. А чего другого ждать? Хорошие девочки с собаками при полном параде не гуляют. И ему меньше химии есть. И он снова коснулся ее губ, но лишь на секунду, потому что Настя не выпустила прикушенной нижней губы.
— Насть, ну только не говори, что ты из-за плаща расстроилась?
— Красивый плащ был, — буркнула она. — Жалко…
— Жалко у пчелки, а пчелка на елке. Садись уже, а то… — Иннокентий обернулся к машине. — У тебя права есть, красотка? — Эйты уже сидела за рулем. — Дуй назад! — Но она не двигалась. Только уши прижала на окрик. — Понятно. Учуяла, зараза…
Он нагнулся в ноги пассажирского сиденья, но не успел раскрыть пакет, как почувствовал ухом горячий собачий язык: Эйты уже перешагнула передними лапами коробку передач.
— А мне рассказывали, что ты терпеливая, — оттолкнул он свесившуюся с сиденья морду. — Да не лезь! Живо назад, иначе ничего не получишь…
Он еле увернулся от очередного поцелуя и поднял над головой завернутый в бумагу сэндвич. Собака тут же начала карабкаться ему по плечу.
— Назад, я сказал!
На окрик собака снова прижала уши.
— Извини, — он стал к ней спиной, лицом к Насте, и принялся вытаскивать из булки сыр. — Не отрава, не бойся. На себе проверил. Был очень голодным…
— Кеша, зачем…
Он уже бросил назад кусок сыра, и собака перебралась на плащ.
— Даю Церберу на лапу, — обернулся он к Насте с улыбкой. — Чтобы не кусалась, когда я лезу с грязными намерениями к ее хозяйке. — Настя не улыбалась. — Я тебе тоже купил сэндвич.
— Я поужинала. И собака тоже, — буркнула она совсем неприветливо.
— А я нет.
Вот и долгожданная серьезность вернулась и кольнула под сердцем. Ляпнул не то, что надо было. Шутки, как у пьяного сапожника. Дурак…
— Настя, у меня даже орешки для белочек есть. Ну чего ты стоишь? — он сильнее распахнул дверцу. — Сколько у нас времени?
— До девяти.
— Тогда поехали!
Настя чуть повела плечом, точно хотела спрятать шею в джинсовую курточку, и Иннокентий отступил от машины, почувствовав вспыхнувшую в девушке робость. Да, надо было не собаке пасть затыкать, а себе самому булку вместо кляпа затолкать. И он с ожесточением шарахнул дверью внедорожника.
— Настя, докорми собаке сэндвич. Выцапай из него, что она ест, — попросил он, сев за руль. — И себе возьми второй, он вкусный.
Настя отломила булку и сунула в открытую пасть, зависшую между подголовниками, точно меч между Тристаном и Изольдой.
— Как мама на букет отреагировала? — спросил он, поймав тревожный взгляд Насти. Язык надо было использовать по назначению, для поцелуев, а теперь лишь за локоть ее возьмет в лесопарке, если повезет, чтобы обелить свои намерения.
— Сделала вид, что он ее не интересует, — пробубнила Настя себе под нос.
— Ну вот и отлично, — он вывел машину на дорогу. — А ты переживала. Бери сэндвич, а то ненасытное чудовище лопнет…
— Не называй так мою собаку! — Иннокентий увидел боковым зрением обиженное лицо Насти. Говорила она зло, а «пожалуйста» добавила совсем тихо, видимо испугавшись своей смелости.
— Извини. Больше не буду. Когда-нибудь научусь шутить, а сейчас помолчу. Только не обижайся, Настя, на меня, дурака.
Она молча сунула собаке остаток булки и себе в рот — ломтик помидора с листиком салата.
— Свой не будешь даже пробовать?
— Я поужинала.
— Тебе можно еще. Тем более, когда скоро пуховик надевать.
Она не улыбалась — поджала губы, но больше не злилась так уж в открытую.
— Давай пополам? — предложила она, но разломить сэндвич не успела, пришлось ответить на звонок. И Иннокентий краем глаза увидел, как Настя побледнела. — Мам, со мной все в порядке…
Он выключил музыку, хотя понимал, что уже поздно: Настя не сообразила попросить его сделать это до того, как ответила матери.
— Нет, она не обозналась. Мам, пожалуйста… Я буду дома в девять, как и обещала. Мам, ну не надо… Мы в Сосновке полчаса погуляем и все. Мам, ну я не могу сейчас…
— Настя, — он сказал это довольно громко и даже тронул ее за дрожащее плечо. — Я развернусь, если надо, и отвезу тебя домой.
Он поймал ее взгляд: блестящий слезами.
— Настя, я разворачиваюсь.
И он действительно перестроился в левый ряд, подрезав машины, наплевав на все правила дорожного движения и взаимоуважения.
— Скажи маме, что пять минут и ты дома.
Она повторила за ним фразу и сунула телефон в карман. Глаза в бампере чужой машины. Руки сжаты в кулаки. И он поспешил накрыть один из кулаков горячей ладонью.
— Эй! Все будет хорошо. Все врут родителям. Это нормально, — он сумел разжать ее кулак и сжать влажные пальцы. — Нас застукали соседи, да?
Настя кивнула. Он вернул руку на руль. Круто зашел в поворот. Включил поворотник.
— Тогда я тебя до парадной довезу.
Но только внедорожник завернул на узкую дорожку, с обеих сторон заставленную машинами, Настя схватила водителя за руку. Иннокентий дал по тормозам. Собака от толчка почти свалилась в проход.
— Что?! — он действительно заорал. Не сдержался.
Настя кусала губы.
— Я здесь выйду. Мама…
Он вернул взгляд на дорожку, и Настя могла уже ничего не объяснять: мать встречала дочь на улице. Зато он схватил ее за руку и снова стиснул пальцы.
— Настя, не паникуй! Нам скрывать нечего. И меня прятать не надо. Я не монстр какой-то.
— Мне нужно идти!
Она тянула назад пальцы, а он не отпускал: только сильнее сжимал.
— Я тебя не отпущу, понятно? Мне плевать, нравлюсь я твоей маме или нет. Я хочу с тобой встречаться, поняла?
Она дернула сильнее и освободившейся рукой схватилась за ручку двери. Тогда он схватил ее за вторую руку.
— Ты же сказал, что тебе это не нужно! — чуть ли не закричала она. Но голос сел. Видимо, ему помешал подкативший к горлу ком.
— Это мне действительно не нужно! Давай попытаемся быть вместе. Я на тебя не давлю и не тороплю. Захочешь, все будет. Нет, на нет и суда нет. Только не уходи из-за этой дурацкой машины! Ну хочешь, пойдем сейчас к твоей маме вдвоем? Я что, на нормального человека не похож? Да? Но ты ведь пришла ко мне сегодня. Пришла!
— Кеша, пусти! Я позвоню завтра… Обещаю.
Он выскочил из машины первым. Не глядя в конец дорожки, вытащил за поводок собаку и погладил по холке, а Эйты извернулась и принялась лизать ему руку, пахнущую вкусным презентом. Настя, сутулясь, обошла машину и протянула за поводком руку.
Молнией сверкнула мысль: схватить руку и поднести к губам. Или заграбастать всю Настю и поцеловать на глазах у ее матери. Но нет, нельзя… Нельзя усугублять ситуацию. Настя умница, Настя разберется.
Она почти побежала по дорожке, то и дело одергивая поводок, но к нему не обернулась. Это все подкупленная сэндвичем Эйты тянула хозяйку назад. К нему. Он вернулся в машину, но не завел мотор, пока за спиной Настиной мамы не закрылась железная дверь парадной. Тогда он схватил надломленный, но даже не укушенный Настей сэндвич и, как зверь, вгрызся в него зубами.
Что за дурь! Он откинулся на подголовник и сдал назад, не поворачивая головы, следя лишь за картинкой на экране.
Хорошо свидание, ничего не скажешь! — скрежетал он зубами, разжевывая сэндвич. Сейчас еще эта дура накрутит дочь по самое не хочу. И Настя действительно напишет ему просто: «Не хочу с тобой встречаться…»
— А я хочу! — закричал Иннокентий в голос, перекрикивая заунывные звуки саксофона.
