Купи меня (СИ) - Майер Жасмин (бесплатные версии книг txt) 📗
— Не двигайся, усатый бандит. Сейчас я освобожу твой хвост…
— Мяу! — жалобно и громко отвечает кот, когда Грант дергает запутавшуюся лапу.
— Проклятье, Чарльз, отомстил, так отомстил…
Кажется, одна из струн все-таки не выдерживает натяжения и лопается.
Я хочу увидеть противостояние музыканта и котовладельца, но Грант не превращается в разъяренного музыканта, на глазах которого громят любимый рояль. Он хоть и ворчит, но Грант улыбается. Кот нашелся. А его пушистой заднице переживать не о чем.
Может, я теперь даже смогу уговорить Гранта уехать раньше. Или он сможет честно рассказать мне, о чем его предупреждал лейтенант нацгвардии.
— Все, ты свободен!
Чарльз летит мягкой вспышкой из внутренностей рояля. Грант подставляет свои руки, а этот усатый мерзавец бежит мимо. Прямо ко мне. На глазах у законного хозяина.
Подставляю руки пушистым лапкам и беру рыжего бегемота на руки. Он тарахтит, как счетчик Гейгера в радиоактивной зоне, а пристальный взгляд Гранта во мне сейчас действительно прожжет дыру.
— Давай ты его покормишь? — предлагаю.
Потом комнату наполняют медленные глубокие звуки — а я близка к экстазу при виде того, как скользят по клавишам цвета слоновой кости длинные музыкальные пальцы Гранта.
Сначала он нажимает на них нерешительно. Еще бы. Привык играть к темноте, а сейчас разгар дня. А я стою рядом, боясь сделать лишний вдох, чтобы не спугнуть.
Он просто прожимает клавиши, а я даже в этих касаниях слышу истоки ночной музыки. Мне очень хочется спросить, что он играл. Это его собственное сочинение, импровизация или это микс каких-то классических мелодий, но я молчу. Боюсь, что сейчас он захлопнет крышкой, а сверху снова накинет уродливый чехол.
И музыка снова станет уделом ночи, темноты и одиночества.
Но Грант вдруг придвигает ногой к роялю пуф.
Опускается, не прекращая средним пальцем нажимать на одну из клавиш. Судя по его страдальческому выражению лица, нота звучит неправильно, но знаток из меня не очень. Я вижу только музыканта и его руки, которые оживают и принимаются порхать над клавишами. Как напрягаются его голые плечи и как играют мышцы на голой спине. С влажных волос стекает последняя капля, по позвоночнику, исчезая за кромкой мягких штанов.
Он играет все сильнее, кривится, хмурится, пробует, будто исследует, как по-новому может звучать рояль после настройки Чарльзом. Играет всем телом. Наклоняется и немного откидывается назад. Прикрывает глаза, пока пальцы живут собственной жизнью. Высекают икры музыки даже из расстроенного инструмента.
Я не дышу, растворяясь в звучании знакомой музыки. Я ослеплена, но не ярким дневным светом, а тем, что все именно так, как я представляла, пока сидела и вслушивалась в музыку в темноте. И даже лучше.
За роялем Грант даже красивее, чем во время секса.
Различаю тот самый перебор клавиш. Звонкие ноты не вытягивают, я знаю это не потому, что обладаю музыкальным слухом, просто уже слышала эту мелодию. И она была другой.
Грант вкладывает в звучание музыки все свое отчаяние. Я слышу биение сердца, слышу за шелестом ветра приближение шторма. Короткие резкие и злые ноты звучат, как предвестники грозы, как гром при ясном небе.
Я дышу в ритм с музыкой. Даже мое сердце сейчас бьется в унисон с этим немного расстроенным роялем.
А потом шторм приходит во всей своей прекрасной, первобытной силе. Мелодия обрушивается на неподготовленную меня впервые в полной своей красоте. От зарождения через кульминацию к освобождению.
Я ощущаю на лице капли дождя, хотя мы стоим в гостиной, а за окном светит солнце. И не сразу понимаю, что это слезы.
Первые слезы за… черт знает, сколько времени.
Я никогда не плакала. С того самого дня, когда слезы не помогли и не спасли, я больше не проронила ни слезинки. Зато теперь во время шторма, который рождается под пальцами Гранта, снова и снова, я не могу остановить бегущие из глаз слезы.
Он ударяет пальцами, сильно, страстно, с чувством. Так сильно, что я вздрагиваю.
А потом оборачивается.
Музыка осекается. Повисает в воздухе последняя оборванная нота.
Я не успела отвернуться или вытереть лицо.
Грант поднимается из-за рояля, его плавной походке сейчас, наверное, завидует даже Чарльз. Не в силах смотреть на него, закрываю глаза, ощущая, как по щекам снова бегут слезы.
Прикосновение его пальца к моей щеке пугает даже сильнее.
Будто он пытается заставить и мое тело тоже петь. Играть, как рояль. Но если инструмент еще можно настроить, то меня — уже вряд ли.
Правда, Гранту удалось заставить мое тело петь. Впервые. А еще плакать.
Я же говорила, что рядом с ним контроль сдает по полной.
Его пальцы ложатся мне на подбородок. От этого простого прикосновения становится так больно в груди, так страшно от того, что может быть дальше, что я слизываю с губ соленые слезы раньше или первой. Не знаю. Может, он и не собирался меня целовать.
Вместо этого он крепко прижимает меня к себе.
Мы впервые стоим так близко друг к другу, и лицом к лицу. Но я по-прежнему не открываю глаз, словно, это поможет сделать вид, что ничего будто бы и не было.
Глава 30
Пятый день завершается так быстро, что я и глазом моргнуть не успеваю. Первым делом мы, конечно, кормим Чарльза, который, как следует, нагулял аппетит, и едим сами — правда, приличной еды в холодильнике все меньше. Мы сами доедаем бананы и сливочное мороженое из морозилки, а вечером Грант приносит от охраны банку томатного супа.
Суп мы разливаем по красивым тарелкам и черпаем ложкой холодным. Это самый вкусный томатный суп из жестяной банки, который я когда-либо ела. Особенно на кухне миллионера.
На самом деле, Грант ходил к охране, чтобы попросить их завтра все-таки съездить в город за продуктами, но в итоге ограбил их самих.
Между рассказами о музыке Грант успокаивает меня, что мой страх беспочвенен. Огонь далеко. Мы можем остаться, но кроме виски и вина в доме больше ничего нет.
После того, как мы разделываемся с добытой банкой супа, мы перемещаемся на диван в гостиной. Глянцевую черную жаровню Грант использует вместо столика, на который ставит бокал с вином. Даже от неработающего огня я все равно держусь, как можно дальше, и свой бокал ставлю на пол.
Весь день говорит только Грант, а я слушаю, потому что это самый интересный разговор на моей памяти.
Он рассказывает мне о своем деле, которое стало для него смыслом жизни. И о котором я раньше никогда не слышала. Каждую минуту у меня возникает столько вопросов, что я сразу понимаю, почему Лана после прочтения короткой статьи в интернете ни в чем так и не разобралась.
— Ты музыкант? — спросила я первое, что пришло на ум, когда Грант отпустил меня.
Требовалось что-нибудь сказать, чтобы разрушить эту густую тишину, которая тянула нас друг другу словно магнитом. Конечно, глупо спрашивать человека, который только что встал из-за рояля, на котором играл, музыкант ли он, но Грант держал рояль в чехле все это время. И этот вопрос мучил меня с самого начала, когда Лана рассказала мне о его бизнесе.
— На самом деле, нет, — с кривой улыбкой ответил Грант. — Играл когда-то в школьном оркестре, потом в одной из мальчишечьих групп. Знаешь, когда парни знают три ноты из семи, но гитару берут, потому что девочкам это нравится? У таких парней еще, как правило, длинные засаленные волосы, которыми они трясут, пока пальцами елозят по грифу, думая, что все девчонки теперь его? Вот я таким же был.
Я не могла представить его таким. Хотя это тоже глупо. Ведь до меня он прожил свои тридцать лет, а после — проживет еще больше. Я — всего лишь семь дней в его жизни, а скольких людей мы забываем на следующий же день после знакомства?
— Но ты ведь играешь! Я слышала! И как играешь! Ты не можешь не быть при этом музыкантом. Кто же ты тогда?
