Лекарство от скуки (СИ) - Флёри Юлия (читать полную версию книги txt) 📗
— Ну, это понятно всё… Губы там… улыбки… А любишь-то за что? — Нетерпеливо подтолкнул он к ответу, и я нервно прищурилась, содрогаясь под его взглядом.
— За то, что позволяешь быть собой. — Проговорила едва слышно и обеими руками себя обхватила, понимая, что добавить-то, по сути, и нечего.
И по душе сквозняки гуляют… выпотрошил всё же, сумел, докопался! Вот только на его лице триумфа я не увидела. Сейчас он слушал меня внимательно, и перебивать не смел. Именно сейчас, когда замолчала, когда ни звука не произносила, а он всё слушал и слушал…
— Быть собой тебе идёт больше. — Вынес вердикт и чашечку кофе опустошил в один глоток, не поморщившись от крепости.
Встал и в душ ушёл, оставляя меня в неприятной пустоте, наедине с собой. И в этой пустоте мне было ещё страшнее, чем прежде. Именно сейчас я слишком остро прочувствовала, что одиночество — страшнейшее наказание для человека.
Прошла минута, пять, десять. Внутри всё улеглось, успокоилось. Он дал мне это время, чтобы всё закрыть, зашнуровать, спрятать, как и не было. Не вырвал с клочьями всю правду, а лишь заглянул в неё и мягко ушёл. Большего сейчас не хотел, и за это ему я была благодарна. А когда он из душа вышел, улыбнулся так, будто этого разговора и не было, с сожалением посмотрел на меня домашнюю, давая понять, что уходить не хочется, но решительно выдохнул.
— Погуляй полчасика и я тебя подвезу. — Подставила я губы для поцелуя, но на мои слова Татарин недовольно скривился, целовать не стал.
— Не нужно. — Выдавил из себя мягко, хотя по глазам, по общей напряжённости понятно стало, что готов был сказать в другом тоне и другими словами.
— Да брось ты упрямиться. — Погладила я его по плечам, когда к прихожей развернулся. — Ну не всё ли равно, кто что увидит и что подумает?
К жёсткой спине прижалась, а он плечами повёл, это прикосновение сбрасывая. Обернулся и посмотрел холодно и будто бы зло.
— Ты меня услышала? — Уточнил строго, а я подавила в себе желание под давлением его взгляда попятиться. Примирительно улыбнулась.
— Всё равно ведь узнают. — Голову набок склонила, а Татарин только больше нахмурился, уголки губ поползли вниз, выдавая недовольство, желваки на скулах вздыбились.
— Закрыли тему. — Проговорил и присел, ботинки натягивая.
— Ну вот, я же говорила, что секс портит всё на корню!
— Ты о чём? — Коротко на меня снизу вверх глянув, Олег распрямился и за курткой потянулся.
— Да так… И восьми часов не прошло, а уже на меня рычишь. — Играючи пожаловалась, а он спиной к двери приткнулся, лениво в мою сторону поглядывая.
Вдруг от двери всем корпусом оттолкнулся и на меня двинулся. Я и испугаться толком не успела в ответ на резкие движения, а Татарин уже моё лицо обеими ладонями придерживал. Так странно… Легко, нежно, едва уловимо. Совсем на него непохоже. Совсем не так, как мог бы, как хотел… И к губам своими губами прижался, мягко их целуя. Перебирал осторожно, то верхнюю, то нижнюю на себя оттягивая.
— М-м-м… От тебя невозможно оторваться. — С сожалением выдохнул, мечтательно прикрывая глаза, пахом к моему животу приткнувшись. Снова поцеловал и с мученическим стоном отстранился. Теперь смотрел ясно, а в глазах его задорный огонёк мелькал, дразня и к чему-то нехорошему призывая. — Я вечером заеду. — Пообещал, прошептав это прямо в губы. Руки от моего лица убрал и дверным замком щёлкнул, когда я опомнилась и его одёрнула.
— А ты уверен, что всё правильно понял? — Проговорила достаточно громко, чтобы он намёк уловил и на него среагировал. Но Татарин злиться и выяснять отношения не стал. Шаг ко мне сделал, а показалось, будто весь воздух одним махом себе забрал, оставляя в вакууме.
— Не надо так со мной, Наташ. — Попросил, за кончики пальцев едва уловимо придерживая.
И снова не так, как я того ждала. Казалось бы, опять лица коснуться мог, за шею придержать, но он выбрал чувствительные ладони и теперь осторожно ласкал их, неспешно поглаживая указательным пальцем.
— Я всё понял. — Заверил и в дополнение к словам с готовностью кивнул. — И вечером приеду. — С внушением в глаза посмотрел. — Будь дома. — Попросил, примирительно улыбаясь, делая неторопливый шаг назад, а у меня, будто у новорождённого, когда лёгкие расправляются, всё внутри заболело, зарезало. Так, что даже закашлялась, что слезами подавилась, а Татарин всё понял, но внимание заострять не стал.
Ушёл, а я смотрела ему вслед, пока не скрылся за углом дома. Смотрела и непрестанно думала о странном разговоре. Он знал, что я его проверяла. Пусть тогда, сразу, когда понять что-то пыталась, но проверяла! И он об этом знал… А ещё знал о том, что ничего интересного в файле обнаружить не смогу. «Золотой» мальчик из профессорской семьи. Медали, награды, звания. И всё будто играючи, всё с лёгким налётом небрежности, так легко, что совсем скоро стало просто скучно. Я его архивные фотографии смотрела. Как менялся, как научился взглядом бросать вызов. В шестнадцать Татарин был отпетым мерзавцем. Его глаза говорили об этом. Ещё немного и он научится подминать под себя не только равных, но и тех, кто на порядок старше, опытнее, разумнее.
Всё в той же игре, с командой единомышленников, создал первый интернет-магазин. Сейчас это уже не просто точка, это сеть, затянувшая в себя большинство крупных городов. А он, действительно, завидный жених, который может позволить себе если и не всё, то точно многое. Например, спать со своими преподавателями. Ведь дело не в сексе, дело в том, чтобы продемонстрировать окружающим, кто главный. И Татарин любил быть главным. Любил быть сверху.
В институт поступил всё от той же скуки. Для галочки. Чтобы было. Потому и учёба его не интересовала, потому и ходит по острию бритвы, нарушая границы неприкосновенности, устои и общепринятые правила. Просто сменил обстановку и сейчас с задорной улыбкой, с разгильдяйской походкой, неспешно движется вверх. Любит риск, ловит кайф, понимая, что кто-то осмелился бросить ему вызов. Я бросила и что сейчас? Стою, неловко покусывая подушечки пальцев в предвкушении скорой встречи? Здорово! Всю жизнь об этом мечтала!
А ещё понимаю, что не тот, что не так прост. И файл его… тогда ещё внимание обратила… вылизанный, вычищенный! Так случается, когда сняли сливки, совершенно забыв упомянуть о прочем содержимом, которое, бесспорно, было. Грязное и дурно пахнущее. Прошлое. Вот что было в его взгляде, в его подаче, в скрытых интонациях. В них было прошлое. То самое, которое никому не показывают. То, что скрывают за ширмой, создавая мрачные и пугающие сознание тени. «Но ведь совсем мальчишка ещё…» — сжала я в бессилии кулаки, глаза прикрыла, пытаясь собраться с мыслями.
А ещё… так странно… я ведь ненавижу мужчин! Не признаю, как личность, презираю слабости и пристрастия. Сколько раз себя на этой мысли ловила… А сейчас? Что со мной происходит сейчас? На чём Татарин подловил, что сулил, что подпустила так близко, да ещё и довериться вздумала? Ничего подобного не испытывала, знала изнанку всех этих отношений… Но сегодня шла на поводу, не задумываясь о последствиях. Он вернётся. Разве может быть иначе? И получил ещё не всё, и сказал не то, что хотел. Будет возвращаться снова и снова, пока не увидит желаемого, а я ведь даже не поняла, что именно получить хочет. Ведь всё у него в шутку, всё наскоком, не вдаваясь в подробности. И ощущение такое, что хочет меня для себя. Для каких-то личных целей и заинтересованностей. Практически уверена в том, что ни одна живая душа не узнает, что со мной ночь провёл. Пусть всё равно, пусть слухов и сплетен я не боюсь, но уверена в нём! Возможно, совершенно неоправданно…
Может, я достигла того барьера, когда хочется кого-то впустить в свою жизнь, когда остро в этом нуждаешься и выбор на парня пал случайно? Может и так…
Глава 11
Он приходил почти каждую ночь и приучал к себе, приручал, раскрывая меня для себя и для меня самой. Никакого детства, никакой юношеской бесшабашности в нём в эти моменты не было. Как инструмент меня под себя настраивал. И не потому, что делать это умел безупречно, а потому что очень хотел. С ошибками или без, но стремительно двигался вперёд. А я не понимала, что происходит. Считала, что таких откликов в моём теле быть не может, что чувствовать так не умею, удовольствия не понимаю. Каждое прикосновение как к оголённому нерву, как к обожжённой коже. До боли врезалось в память, не позволяя ни единого мгновения вычеркнуть, забыть, оставить без внимания. Татарин изучал меня, понять пытался, реакцию на каждый неверный жест, на каждое неверное слово запоминал, чтобы завтра попробовать снова, чтобы продолжить с того места, на котором остановились. И границы… выстроенные годами защитные барьеры по кирпичику разбирал, не боясь стереть руки в кровь…
