Осколки полевых цветов - Смелтцер Микалеа (бесплатные книги онлайн без регистрации txt, fb2) 📗
Я прижимаю руку к его щетинистой щеке. Я не произношу этого вслух, но наши тела и так это понимают. Потому что так оно и есть. Мы никогда не говорили друг другу этого особенного слова. Любовь. Но это то, что он делает. Он не трахает меня, как я просила. Тайер занимается со мной любовью.
Ум.
Тело.
Душа.
Я наполнена им вся, целиком.
И я знаю, что в этот момент, в этом пространстве между нами я безвозвратно изменилась.
Я – его. А он – мой.
Ничто, ни время, ни расстояние, ни полный крах нашего мира, не сможет этого изменить.
Глава тридцать первая
Пицца после секса и фильм «Фокус-покус» на экране телевизора – наверное, это одни из самых любимых вещей в моей жизни. На мне футболка Тайера, под ней я совершенно голая. Время от времени он поднимает ее, чтобы помять мои груди, пососать мои соски или просто шлепнуть меня по заднице.
Тайер после секса – теперь тоже одно из моих любимых явлений. Он в хорошем настроении, груз, который обычно лежит на его плечах, временно исчез. Он улыбается, смеется и шутит. Он даже выглядит моложе.
– Поверить не могу, что это твой любимый фильм. – Он указывает куском пиццы на телевизор. Ему пришлось разогревать её в духовке, но никто из нас на это не жаловался.
– Он потрясающий, – усмехаюсь я. – Я все время его пересматриваю.
– Значит, Хэллоуин – твой любимый праздник?
– Конечно. Он должен быть у всех любимым праздником.
Он старается не улыбаться.
– Это еще почему?
– Потому что он просто чудесный. – Я откусываю кусок пиццы пеперони.
– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что это слабый аргумент?
Я указываю на свое лицо.
– Я выгляжу так, будто меня волнует чужое мнение?
– Нет. – На этот раз он все-таки улыбается. – Но давай начистоту: ты реально считаешь, что он круче, чем Рождество?
– Да, аб-секс-солютно. Я так понимаю, твой любимый праздник – Рождество?
– Верно. – Он кивает и тянется за пиццей. – Когда мы с братом росли, мама делала все возможное и невозможное, чтобы превратить этот праздник в чудо. Даже создавала видимость, будто во дворе побывал северный олень. Это было… – Он делает паузу, подыскивая нужное слово, – волшебство. Я старался повторить это для Форреста. Дети заслуживают того, чтобы верить в чудеса. Реальность – это пощечина. Пусть они мечтают, широко распахнув глаза, пока у них есть такая возможность.
Я принимаю его слова и киваю.
– Это прекрасный взгляд на вещи. – Пожав плечами, я добавляю: – Просто мне нравятся привидение и вся эта кутерьма.
Он усмехается.
– Ты вырезаешь тыквы?
– Еще как! – Я заправляю за ухо прядь волос и вдруг смущаюсь от его пристального взгляда. – Каждый год в городе устраивается конкурс по вырезанию тыквы. Конкурс по лепке снеговиков тоже есть…
– Это вроде как…
– Перебор?
– Нет. По-моему, это здорово, что в городе проводятся такие мероприятия.
– Да, это не город, а скорее община.
Он протягивает руку и обхватывает своей большой ладонью мое бедро.
– Что ты…
Он притягивает меня к себе и прижимается поцелуем к моим губам.
– Мне захотелось, чтобы ты была ближе. – Он проводит носом по моей щеке и к уху. – Я с тобой еще не закончил.
По моей спине пробегает дрожь при мысли о еще более восхитительном удовольствии в умелых руках Тайера.
– Может, ты и не закончил со мной, а я еще не закончила с этой пиццей. Кто-то заставил меня сжечь много калорий.
Он усмехается.
– Ну, тогда насыщайся.
– А потом?
– А потом я насыщу тебя собой.
Уже поздно, когда я возвращаюсь домой. Мы досмотрели «Фокус-покус», и он снова занялся со мной любовью, на этот раз на полу. Это было интенсивно и сексуально. Я и не подозревала, что секс может быть таким.
Дверь скрипит, и я молча проклинаю наш старый дом за то, что он такой громкий. Дело не в том, что я боюсь, как бы меня не поймали с поличным. У меня нет комендантского часа, и мама мне всецело доверяет, но если она спит, я не хочу ее будить.
Она в гостиной и вскакивает с дивана при звуке открывающейся двери.
– Прости, мам. Не хотела тебя будить.
– Где ты была? – Она потягивается и зевает. – Я случайно тут задремала.
Единственный источник света в комнате – горящий экран телевизора.
– Я была у друга.
– О. – Она выглядит озадаченной, вероятно, потому, что знает, что кроме Калеба и Лорен я больше ни с кем не общаюсь.
Калеб. Боже, что теперь делать?
Чувство вины оседает у меня в животе, и я боюсь, что меня сейчас стошнит. Как это на меня не похоже – вытворять что‐то подобное. Мама поднимается с дивана, но покачивается и, поднеся руку ко лбу, садится обратно.
– Мама. – Я бросаюсь к ней. – Ты в порядке?
Ее глаза зажмурены, и судя по всему, ей больно.
– В порядке. Все отлично. Просто голова закружилась. Я думаю, из-за недостатка сна, – бормочет она.
Я тревожно хмурюсь. Я знаю, что у нее, как и у меня, случаются беспокойные ночи, но на этот раз у нее, кажется, что-то другое.
– Мама, – волнуясь, я беру ее за руку, чтобы помочь подняться. – Ты что-то не договариваешь?
Она бледнеет.
– Ничего. – Она встает и направляется к лестнице, ее рука дрожит.
– Я вижу, когда ты лжешь, – говорю я ее удаляющейся фигуре.
Она замирает и опускает ладонь на перила. Не глядя на меня, она произносит:
– Ты тоже лжешь. Думаешь, я не вижу? У всех нас есть свои секреты, Салем, и нам позволено их хранить.
С этими прощальными словами она уходит наверх и ложится спать. А я застываю на месте. Все мое тело словно сковано льдом. Я смотрю в окно на дом Тайера и тоже поднимаюсь наверх. Она никак не могла узнать. Я должна в это верить.
Глава тридцать вторая
Я торжественно еду на поезде в Бостон. Это неожиданная, но необходимая поездка. Я возмущена своим предательством Калеба. Даже если мне и было так хорошо, я поступила неправильно и не могу допустить, чтобы это продолжалось.
На вокзале я выпрыгиваю из поезда и спешу к кампусу и по адресу его общежития, который он мне дал. Я нервничаю.
Я люблю Калеба. Он мой друг, мой любовник. Он опора в моей жизни, на которую я могу положиться, и я собираюсь разорвать эту связь. Я знаю, что, когда все закончится, я, скорее всего, больше никогда о нем не услышу. Это отстой, потому что я не хочу его терять, правда не хочу, но я должна.
На улице дождливо и холодно, небо мутно-серое. Я надеваю капюшон, прячу руки в карманы и иду по улице.
Я не сильна в таких делах. Мне никогда не приходилось разбивать чье-то сердце, а Калеба я искренне люблю, и от этого только хуже. Но мои чувства к Тайеру всепоглощающи. Это магнетизм, который я не могу отрицать.
До появления Тайера я думала, что то, что у меня с Калебом, и есть нормальные отношения, и есть любовь. Но сильнее ошибаться я не могла. Калеб никогда не заставлял мое сердце биться так, как это делает Тайер. Я должна была порвать с ним раньше, но я была в растерянности и не сразу поняла, что происходит.
Зато теперь я это знаю и должна поступить правильно.
Я отправляю Калебу сообщение, и он предлагает мне прийти в его комнату. Я надеялась, что он встретит меня на улице.
Но я следую его инструкциям и оказываюсь за дверью, на которой висит белая доска. Я стучу в дверь, изнутри доносится какая-то возня.
Затем Калеб открывает дверь с сияющей улыбкой и заключает меня в объятия. Он крепко сжимает меня, утыкается лицом в мою шею, и я помимо воли с облегчением вздыхаю. Я правда по нему скучала. Я его обнимаю.
И ты собираешься разбить ему сердце?
Я уже это сделала. В тот момент, когда отношения с Тайером начали отклоняться от платонических, я причинила ему боль, даже если он этого и не знает.
Он опускает меня на пол и поворачивается к кому-то в комнате.
