Формула неверности - Кондрашова Лариса (книги без сокращений txt) 📗
— Просто ты не очень интересовалась моими желаниями, когда выбрала мне экономический факультет.
— Но ты ведь не возражала. Когда я тебя спросила, кем ты хочешь стать, ты только плечами пожала: «Не знаю». Вот и пришлось мне выбирать за тебя. Экономист — чем не женская работа?.. И много вас таких, перебежчиков?
— Только я. Мои однокурсники еще и думать не думают о специализации… Подозреваю, большинству все равно, кем стать.
— Может, еще надумают, ведь только на третий курс переходят.
— А я вот поняла, что хочу быть хорошим юристом, — упрямо сказала Александра и тихо добавила: — Может быть, и следователем. Знаешь, как у ребят в милиции много бумажной работы! Они просто завалены ею! А мне в деканате дали направление. Вроде как на практику.
— Боже мой! — схватилась за голову Таня. — И я узнаю об этом только сейчас? Так это и есть твой факультатив? Неужели я выгляжу такой идиоткой, что даже в нашем дворе буквально все считают своим долгом меня обманывать?
Саша смутилась и опустила голову. Таня невольно повысила голос:
— Тогда что ж, тогда без вопросов. Тебе не только надо вина налить, тебе нужно побыстрее к нему привыкать. Говорят, менты пьют по черному, а ты ведь теперь с ними не только общаешься, а хочешь быть, так сказать, полноправным представителем?
— Мама! Как ты можешь так говорить? — Александра в негодовании встала из-за стола и направилась к двери. Впрочем, не дойдя, она остановилась и горячо продолжила: — Ты даже не представляешь, какие в милиции работают люди. Я не говорю, что все без исключения, но есть такие… Они любят свою работу, хотя и получают за нее копейки, и сутками занимаются таким неблагодарным делом, как защита таких, как мы с тобой, от бандитов и прочей мрази…
— Ладно, — махнула рукой Таня, — не обращай на меня внимания. Тем более что в последнее время на меня внимания и так никто не обращает. Хотя не могу не заметить, что ты слишком близко к сердцу принимаешь работу нашей милиции.
— Папа на тебя внимание обращает, — стала успокаивать ее Александра. — Когда я сказала, что тебе плохо, знаешь, он как разволновался!
— Что-то по нему не очень видно было, — хмыкнула Таня.
— Просто ты жена другого человека, и он считает безнравственным переходить границы благопристойности или, например, делать тебе комплименты.
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Таня. — Еще скажи, что замужним женщинам вообще не делают комплименты!
— Замужним вообще делают, а бывшим женам… наверное, это не очень легко говорить.
— Много ты понимаешь!
Только вот непонятно, чего она на девчонку злится? По сути дела, Александра все время предоставлена самой себе. Не назовешь же сопричастностью вопросы типа «Как дела в институте» или «Ты не заболела»? За что боролись… Сама во всем виновата. Упустила дочь. Хорошо хоть, та ее в известность поставила, а то окончила бы университет, а Татьяна так и не узнала бы, что за специальность теперь у единственного отпрыска!
Александра посмотрела на мать, что-то про себя прикинула и вернулась к столу.
— Решила на меня не обижаться? — усмехнулась Таня. — Хотела бы я посмотреть на этого молодого милиционера. Или немолодого?
— О чем ты говоришь, мама? — прикинулась удивленной девушка.
— О тех, настоящих, милиционерах, честных и преданных делу, которых ты так горячо защищала. А ты о чем подумала?
Она подняла бокал с вином и чокнулась с Александрой.
— Давай за здоровье Леонида Сергеевича.
— Давай, — согласилась Саша, весьма довольная тем, как она удачно выбрала время для своего сообщения — ни тебе угроз, ни истерик. И без смакования некой пока неудобной для девушки темы, которую она предпочла бы не развивать…. Раз так, Александра согласна выпить за кого угодно.
Она с сочувствием посмотрела на усталую и какую-то поникшую мать: сколько на нее всего свалилось! — и сказала с жаром:
— Я тебя так люблю, мамочка!
— Я тоже люблю тебя, Сашенька, — улыбнулась она. Аппетит, вспыхнувший было у Тани, сошел на нет, едва она съела пару кусочков голубца. Зато Шурка — что значит молодой организм! — расправилась с тремя голубцами, куском холодной свинины, салатом из огурцов и помидоров и запила все любимой пепси-колой.
— Я пойду спать, мама? — полувопросительно сказала Саша уже несколько сонным голосом.
— Конечно, иди, — спохватилась Таня. У двери дочь опять приостановилась:
— Между прочим, мама, с этой стрижкой и макияжем ты помолодела лет на десять.
— Спасибо, дорогая, — улыбнулась Таня. — Спокойной ночи, пусть тебе приснится… кто-нибудь хороший, а я сейчас со стола приберу и тоже лягу.
Лечь-то она легла, а вот сна все никак не было. Какое-то странное чувство не давало уснуть. Что-то она не поняла, что-то важное не узнала. Словно окружающие ее люди сговорились не волновать ее и потому скрывали от нее нечто важное, а из-за незнания его Таня вела себя не так, как надо, и делала совсем не то, что должна была бы делать. И это ощущение незнания и непонимания нисколько не делало ее жизнь легче, то есть давало противоположный результат от задуманного ее близкими.
К примеру, не сказала Маша, что Каретников к ней приходил. Себя предлагал. Это на поверхности. Но что-то в этом было еще, Саша говорила… нет, наверное, девчонка что-то не так поняла. Рассказала неправильно. Не может же быть, что Маша… что у нее с Леонидом… Вот и получается, что из-за недостатка информации она додумывает события, и от этого становится еще хуже.
Не думать! Просто запретить себе размышления на эту тему. Завтра утром можно будет пойти к Маше и все узнать. Маша никогда не была врушей…
Не была, да вот стала!
Таня вся извертелась на их с Леонидом двуспальной кровати. Не будь так поздно — Маша со Светланой, наверное, давно уже спали, — она побежала бы к сестре, чтобы та ее успокоила. Развеяла ее сомнения… Маленькая девочка ждет, чтобы ее погладили по головке. Она не готова к кардинальным переменам в своей жизни, которые вполне могут произойти, узнай она всю правду.
Таня не знала, что в другой половине коттеджа не спали.
Стороннему наблюдателю, точнее, слушателю или той же Тане, если бы она все же надумала проведать сестру, открылась бы истина. Но вряд ли она дала бы ей спокойствие.
Маша со Светой вовсе не спали. Они лежали рядом на такой же двуспальной кровати, просто каждая под своей простыней, и негромко разговаривали. Не потому, что их мог кто-то подслушать, а по извечной привычке людей ночью невольно понижать голос.
— Представь себе, — говорила, всхлипывая, Маша, — он появился на пороге моего кабинета. Бледный. Руку к себе прижимает. Я еще хотела съехидничать, что Леонид из себя Наполеона изображает, а он вдруг стал падать лицом вниз. Хорошо, Майечка встала из-за стола — ей в регистратуру выйти понадобилось, — успела его подхватить. Позвали Вадика, хирурга, оказали первую помощь, а там и «скорая» подъехала.
— И ты вместе с ним на «скорой» поехала?
— Конечно. Во-первых, я врач, а во-вторых, родственница…
— Машка, ну что ты передо мной-то выделываешься! Без тебя бы его до больницы не довезли!
— Я подумала: он в машине очнется и подумает, что его все бросили. Его и так никто не любит. Он, конечно, храбрится, говорит, что ему все по фигу, но я-то знаю… Ты не представляешь, какой он уязвимый!
— Он подумал бы, что его ТЫ бросила, — с нажимом подсказала Светлана.
— Не дави на меня, Светка, я и сама не пойму, что в нем нашла. Сравни их хотя бы внешне: Валентина и Леонида. Один — красавец мужчина, высокий, стройный, положительный…
— Потому и от семьи гуляет.
— Погоди, не ехидничай. А другой — тот, кто никогда не будет моим. Муж сестры, ради которой я не только мужчину, жизнь отдам!
— Умоляю, Маруся, только без патетики. По мне, так она всегда смахивает на истеричку. И вы все с ней носитесь: бедная Таня! Я видела, как твоя младшая сестра на своего бывшего мужа смотрела!
— Ну и что, — пожала плечами Маша. — Любит одного, живет с другим. Разве для нашей жизни это редкость?
