Анатомия развода - Лобановская Ирина Игоревна (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Ты, Гарька, чтобы не мучиться зря, пиши обеим одинаковые письма. Только одной рисуй сердечко, пронзенное стрелой, в левом углу сверху, а другой — в правом снизу. Как там по дизайну будет лучше смотреться…
Игорь "удовлетворенно улыбался, слушая эти шутки, читал и перечитывал бесхитростные женские письма, очень радовался, ждал их и пробовал не загадывать о будущем. Но оно, конечно, загадывалось само собой…
За два года службы в армии его дом словно осиротел. Словно временное Игорево отсутствие нарушило и без того нестойкий домашний покой и навсегда сломало хрупкое семейное равновесие. Неужели весь дом держался на нем?! Он очень удивлялся. Но таившийся среди кирпичей их жизни серенький, не видный глазу цемент, то есть он, Игорь, незаметно выпал, и кирпичи легко рассыпались…
За два года бабушка окончательно разругалась с матерью, заявив Наде, что она не мать, а кукушка, Игоря не любит, только изображает эту любовь, а на самом деле живет ради мужика, своего Эдика, который гроша ломаного не стоит в базарный день.
Между ними произошел скандал, подробностей которого Игорь так и не узнал, да и выспрашивать не очень хотелось. Но в результате ссоры Эдик, зять, толкнул бабушку Анюту, она упала и сильно ударилась…
А внучка бабы Анюты, сестра Игоря Юля, радовалась и смеялась, хлопая в ладоши. Она бабушку терпеть не могла, как и ее отец.
Баба Анюта заболела, затосковала без Игоря, любимого и единственного внука, а потом тихо и незаметно умерла. Соседи случайно припомнили, что бабушка вот уже больше недели не выходила из квартиры…
На похоронах матери Надя сильно плакала, убивалась и просила у матери прощения.
— Ну ты и дура! — сказал ей потом муж.
И загулял еще сильнее.
Игоря вызвали на похороны. Он попрощался с бабушкой, посадил на свежей могиле две березы, недоуменно постоял над фотографией улыбающейся, слишком молодой и какой-то чужой, незнакомой ему женщины… Словно все это случилось не с ним…
И уехал дослуживать.
Игорь уже утратил первую остроту потерь и почти не ощущал боли сразу нескольких утрат. Когда боль непрерывна или ее слишком много, она становится значительно слабее. И когда несчастья идут чередой, их словно перестаешь бояться, реагировать и ощущать их тяжесть.
Вернувшись, Игорь холостяковал, изредка забегая к старому другу и понимая, что там ему делать нечего.
Мать все-таки организовала его поступление на истфак. Но только на вечерний. А чтобы хоть немного зарабатывать, Игорь устроился лаборантом — опять же с помощью матери — в научно-исследовательский институт, который давным-давно ничего не исследовал и имел к науке самое туманное отношение. Зато вовсю сдавал помещение в аренду и тем жил.
Иногда позванивала Ольга и безразлично интересовалась, как у Игоря дела.
— Как всегда, хорошо, — отзывался он.
Парень жил памятью, куда складывал все прекрасно запомнившиеся обиды и оскорбления, нанесенные ему жизнью и людьми. В эдакую тайную шкатулочку, чтобы в подходящий момент вдруг открыть ее, еще раз пересчитать экспонаты коллекции и выплеснуть в лицо обидчикам свои боль и унижения. Обыкновенное ноу-хау. Бои без правил…
Он был злопамятен и зол. Мстителен от природы. А главное, что давно поняли и Юрий, и Аня, и Ольга, — Игорь страшно переживал, усердно это скрывая, свои недостатки. Страдал, как красна девица на выданье, от своей неказистой внешности, курносого, еле заметного на лице, крохотного, не для мужика, носа, маленького роста, хилости… Игорь терзался своей посредственностью, усредненностью. Все среднее, и даже еще ниже — рост, способности, зарплата, общественное положение… Он упорно хотел выделиться, но никак не мог этого сделать. Не мог даже сообразить, с чего начать. Да если честно, и не собирался ничего добиваться — у него и сил бы на это не хватило. Просто ждал, довольно терпеливо, когда все само собой упадет ему в руки.
Игорь стыдился своей неустроенности в жизни, но демонстративно не желал ее устроить. Тосковал об Анюте и знал, как воспринимают его знакомые. И все глубже, все страшнее, все безвозвратнее погружался в свои комплексы и отчаяние… Пытался перебить, перебороть свое состояние с помощью девиц, новых приятелей, бессмысленной и пустой болтовни, нелепых общений, блужданий по городу и, конечно, водки… Ну, с ее ценной и незаменимой помощью выжить, увы, пытаются многие. Только мало кому удается.
Пить после армии Игорь стал еще больше, чем раньше…
16
Игорь свалился утром прямо у ворот своего института, пытаясь дошагать до работы. Его обнаружили приятели по службе, на минуту призадумались, а потом бодро внесли в лабораторию и спрятали от вездесущих, зорких глаз строгого начальства.
— Н-да! — философски хмыкнул один из коллег Скудина. — Чтобы выносили из учреждения — это я наблюдал в своей жизни немало, но чтобы вносили — сегодня видел впервые!
И набрал номер Юрия, с которым был немного знаком. Попросил заехать и забрать друга, на ногах не стоящего. До завтра Скудина они перед начальством прикроют, а уж там Игорек пусть самостоятельно думает о собственной судьбе своей . гениальной головой, если не хочет остаться без работы.
Юрий позвонил к себе на работу, хрипло сообщил, ежеминутно талантливо задыхаясь от кашля, что приболел и берет отгул, сел в машину и, беззлобно матюгаясь, помчался вызволять Игорька.
Тот валялся на грязном полу за шкафом. За столом парень колдовал над прибором. Спокойствие ребят в лаборатории свидетельствовало, что такое положение Игоря — дело абсолютно житейское и привычное. За время своей семейной жизни Воробей упустил из виду кое-какие подробности скудинского бытия.
Юрий насупился и мрачно спросил:
— Спит?
Парень за столом рассеянно махнул рукой:
— Не! Отдыхает! Заберешь неподвижное тело? Оно уже давно не колготится, а своя ноша не тянет! Эх, клевая у него тут работа! Сутки спит, трое не приходит.
— Сильно поддавать стал?
Не! Не поддавать. Он нажирается так, что на ногах не стоит. А потом с удовольствием смотрится в зеркало. И утверждает, что выглядит очень свежо, моложе своих лет, потому что выпьет водки — и сразу молодеет!
— Помоги загрузить этого идиота в машину! — буркнул Воробей.
Он отвез Игоря к себе в квартиру, где пока временно никто не жил. Мать Юрия часто гостила у преданного ей Михаила. В машине упившийся до выпадения в осадок Скудин начал поборматывать:
— Бомбить… Ковровой бомбардировкой!.. Юрий полюбопытствовал:
— Бомбить, говоришь? Это кого же — меня, что ли? Агрессора везу!
— Всех бомбить… — требовал пьяный Игорь. — Вообще все бомбить! Ковровой бомбардировкой!!
Дома у Юрия он спал часа три, пока, наконец, распахнул черные, по-прежнему привычно сияющие в двести ватт глаза и огляделся.
— Ишь куда я попал, блин… — пробормотал он. — Ты зачем, конский щавель, меня с работы уволок?
Тебя с этой работы скоро выкинут, если водку жрать не перестанешь! — торжественно и мрачно пообещал Юрий, глядя исподлобья, как змий из-под куста. — А ты хлестать ее не перестанешь! Это аксиома, вроде той, что Новый год приходит первого января. Тебя сегодня твои кореша прикрыли, но завтра этот номер не пройдет. Я тоже поддать не дурак, но до тебя, скажем прямо, далеко мне! Нельзя полоскаться в одном и том же корыте много раз. Вода становится уж очень грязная. Тебя твое будущее совсем не колышет? Лучше женись! Да вот хотя бы на нашей Ольге! Она ждет не дождется. Чего тебе еще искать? Коса будь здоров! Есть за что таскать в случае непослушания. Вот я уже женат и… Ну, скажем прямо, нагрелся на этом — эх… И теперь всем советую: женись! Пройди через это. Хорошая жена — удача, плохая — мудрость жизни.
— Е-мое, моралист выискался! Ты что — моя дуэнья? Или классная дама? И у тебя есть еще вторая попытка, — логично заметил Игорь. — И третья. Как у спортсменов. Так что ставить на себе крест рановато. Разведись и пробуй по новой. Будешь либо шибко удачливым, либо на редкость мудрым.