История любви одного парня (ЛП) - Лорен Кристина (книги регистрация онлайн txt) 📗
остроумная и привносит определенного рода комфорта в дом, который мы не можем создать,
когда остаемся только вчетвером. Мои родители замечательные – не поймите меня неправильно –
но Бабб каким– то образом создает обстановку теплее и за последние два десятилетия, что женаты
мои родители, Бабб и мама стали очень близки. Папа хочет таких отношений с нами, когда станет
старше, и чтобы у нас были такие же отношения с нашими новыми родственниками. Честно
говоря, это, вероятно, волнует его больше, чем маму волнует то, что она больше не общается со
своими родителями.
– Я не часто видел, чтобы ты…так вкладывался в кого– то прежде, – осторожно
произносит он. – Мы переживаем, что это не лучший первый выбор, – он отводит взгляд к окну.
Сделав глубокий вдох, я пытаюсь придумать наилучший ответ. Даже не смотря на то, что
он говорит правду, эта правда кажется стикером на поверхности моих эмоций: ее легко сорвать. Я
понимаю, что Себастиан не подходит мне. Я понимаю, что в большей степени больно будет мне.
Меня просто больше волнуют попытки, чем то, что касается собственной защиты.
Поэтому я отвечаю им тем, чего, как мне кажется, он хочет услышать:
– Это просто влюбленность, пап. Он приятный парень, но я уверен, что это пройдет.
На мгновение, он позволяет себе поверить. Мама тоже остается заметно молчаливой. Но
когда он обнимает меня на ночь, то крепко сжимает на три глубоких вдоха.
– Спокойной ночи, ребята, – произношу я и взбегаю вверх по лестнице в свою комнату.
Всего лишь восемь вечера пятницы, и я понимаю, что не устану еще несколько часов. Отэм
пишет, что собирается к Эрику. Я испытываю облегчение, что не буду винить себя за то, что
динамлю ее снова, и отправляю длинный ряд из смайликов– баклажанов, на что она отвечает
очередью из смайликов со средним пальцем.
Интересно, Себастиан подписан на такую клавиатуру со смайликами, и что бы он
испытывал от такого грубого жеста на своем телефоне, заметил бы он его, или использовал бы
вообще.
Все, все вращается вокруг него.
***
Мама – на пробежке, папа – в больнице, а Хейли топает по дому, жалуясь на то, что некому
заняться стиркой в субботу утром.
Я намекаю ей, что у нее тоже есть руки.
Она ударяет меня в бок.
Я зажимаю ее голову в замок, и она визжит, как резаная, пытаясь дотянуться когтями до
моего лица, крича при этом:
– Я ненавижу тебя! – достаточно громко, чтобы сотрясать стены.
Звонит дверной звонок.
– Отлично, придурок, – говорит она, отталкивая меня. – Соседи вызвали копов.
Я тянусь к двери, распахивая ее со своей лучшей улыбкой «это все она».
Мой мир прекращает вращаться.
Я не знал, что означает слово «ошеломленный», пока не посмотрел его значение в
прошлом году. Я всегда считал, что оно означает что– то вроде «застенчиво– удивленный», но по
сути это ближе к «сбитому с толку», каким прямо сейчас выглядит Себастиан, стоя на моем
пороге.
– Какого…? – моя удивленная улыбка растягивается настолько широко, насколько
возможно, от уха до уха.
– Привет, – он поднимает руку, чтобы почесать затылок и от этого выпирает его бицепс,
гладкий и загорелый.
Я растекаюсь.
– Прости, – отступаю назад, приглашая его войти. – Ты пришел в самый разгар убийства.
Он смеется, делая шаг вперед.
– Я собирался сказать… – глядя мимо меня, он улыбается. Могу только предположить,
как Хейли стоит там и запускает в мою спину смертельными лучами. – Привет, Хейли.
– Привет. Ты кто?
Я хочу размазать ее по стенке за такую грубость, но сдерживаюсь, потому что одним этим
сучьим вопросом она создает видимость, что я не хожу по дому, постоянно болтая об этом парне.
– Это Себастиан.
– А. Ты прав. Он сексуальный.
Вот. Вернемся к тому, что я хочу размазать ее по стенке.
Коротко усмехнувшись, он протягивает ей руку для рукопожатия. К моему ужасу, она
смотрит на нее мгновение, прежде чем принять. Когда она переводит взгляд на меня, я
приподнимаю брови в знаке «я– позже– добью– тебя». Если бы мама и папа были дома, она была
бы сама вежливость. А со мной, она первоклассная засранка.
– Хочешь, поднимемся наверх? – спрашиваю его.
Он бросает взгляд на Хейли, которая уже протопала обратно по коридору в прачечную, и
кивает.
– Где ваши родители?
– Мама – на пробежке. А папа – на работе.
Мне кажется, он видит в этом какой– то подтекст. Воздух между нами потрескивает.
Под нашими ногами скрипят деревянные ступеньки, и я крайне осведомлен, что Себастиан
позади меня. Моя спальня последняя по коридору, и мы идем к ней в тишине; такое ощущение,
что кровь закипает под поверхностью моей кожи.
Мы идем в мою комнату.
Он зайдет в мою комнату.
Себастиан проходит внутрь, оглядывается и, кажется, даже не вздрагивает, когда я
аккуратно защелкиваю дверь за нами – нарушая родительскую политику открытых дверей. Но але:
здесь могут быть поцелуи, а Хейли в режиме монстра. Так что эта дверь будет з– а– к– р– ы– т– а.
– Значит это твоя комната, – произносит он, осматриваясь.
– Ага, – следую за его взглядом, пытаясь посмотреть на все его глазами. Здесь очень
много книг (и ни одной религиозной), парочка наград (в основном по учебе) и несколько снимков
в разных местах (и ни на одном я не держу Библию в руках). Впервые я рад, что папа заставляет
меня поддерживать в комнате порядок. Кровать заправлена; белье сложено в корзину. Стол пуст за
исключением моего ноутбука и…
Ох, зашибись.
Себастиан неспешно подходит к нему, касаясь пальцем стопки синих стикеров. Слишком
поздно что– то говорить. Я знаю, что написано на самой верхней.
МЫ УХОДИМ ДРУГ ОТ ДРУГА
РЕЗКО ЗАСТРЕВАЕМ В ОБЫЧНОМ ТУПИКЕ
Я ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТО ОН ИДЕТ ТУДА, ГДЕ ТИХИЙ УЖИН
ОН ПРЕДСТАВЛЯЕТ, ЧТО Я ИДУ ТУДА, ГДЕ ВСЕ ПО– ДРУГОМУ
В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ: БЕЗУДЕРЖНЫЙ СМЕХ, ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНАЯ СВОБОДА.
В ХУДШЕМ: МАТЫ, ТУМАНЫЕ ГРЕХИ.
ВОЗМОЖНО, МЕНЯ УГОСТЯТ ГЛОТКОМ ВИНА.
НО ДАЖЕ ЕСЛИ ОН ТАК ДУМАЕТ
ОН НЕ СТАНЕТ ОСУЖДАТЬ МЕНЯ
НАДЕЮСЬ, ОДНАЖДЫ ОН ПОЛЮБИТ МЕНЯ.
СПОКОЙНОЙ НОЧИ, – ГОВОРИТ ОН
ХОЧУ ЦЕЛОВАТЬ, И ЦЕЛОВАТЬ И ЦЕЛОВАТЬ ЕГО.
– Что это?
– Эм, – я подхожу к нему, сгребая листки со стола, чтобы прочитать, как будто не уверен
в том, что там. На самом деле, увереннее некуда; я написал их прошлой ночью. – Ой, да ничего
такого.
Считаю до пяти, снова до пяти и снова до пяти. Все время, мы просто таращимся на ярко–
синие стикеры в моей руке.
Наконец– то, он забирает их обратно.
– Они обо мне?
Киваю, не оглядываясь. Внутри моей груди – топот ног и звериный рев.
Его ладонь поднимается вверх по моей руке, от запястья к локтю, аккуратно притягивая,
чтобы я обернулся на него.
– Мне нравится, – шепчет он. – Но это же не войдет в твою новую книгу, да?
Качаю головой. Ложь номер два.
– Есть еще?
Киваю.
– Используй слова, Таннер, – произносит он со смехом на конце.
– Есть еще, но я, эм, пишу кое о чем другом сейчас.
Он кивает.
– О чем новая книга?
Я оборачиваюсь к окну, выдумывая на ходу.
– Та же идея, но он не влюбляется в сына епископа.
Слежу за тем, как слово «влюбляется» скатывается с него. Его губы подрагивают.
– Так ты дашь мне почитать ее?
– Ага, – быстро киваю. – Когда будет, что прочитать, – значение этого вызывает во мне
тошноту, но в каком– то смысле я понимаю, что должен заканчивать писать про Себастиана,
написать о чем– то другом и отдать прочитать книгу ему и Фуджите. Самое странное? Я не хочу
заканчивать писать о Себастиане. Такое ощущение, что мне чуть ли не нужно писать дальше,
