Возьми меня с собой - Бочарова Татьяна (читать полную версию книги .TXT) 📗
В один прекрасный день Алена просто исчезла, забрав тот минимум шмоток, что успела накопить у него в доме за эти годы.
Андрей сначала почти не ощутил никаких перемен в своем существовании и лишь спустя несколько месяцев стал чувствовать что-то сродни одиночеству. Потом и это прошло, и вспоминал он Алену со спокойной теплотой.
А потом неожиданно астма обострилась. Возможно, причиной была его вечная возня с красками, запахи растворителей и прочих химикатов, неизменно присутствующие в квартире, которая одновременно служила и рабочей площадкой. Приступы пошли один за другим. Верный Кирюха самоотверженно таскался к нему в больницы с пакетами сока и связками бананов, пока вдруг не женился и не завербовался в Германию на стройку.
Больше навещать Андрея было некому, Кирилл был его единственным настоящим другом. Но он не унывал, относясь к ситуации спокойно. Помогала годами, с детства, выработанная привычка стойко принимать любые неприятности, не подавая виду, что тяжело, — иначе в детдоме просто невозможно было существовать.
Андрей терпеливо вылеживал в клиниках долгие недели и месяцы после приступов, активно общался с соседями по палате, неизменно вызывая у тех завистливое восхищение своим оптимизмом и хладнокровным отношением к недомоганию. Но где-то далеко, в самой глубине души, зрел глухой протест. Против всего: против невозможности нормальной жизни, против длительного вынужденного бездействия, против одиночества.
Он сам удивился той радости, какую почувствовал, когда вместо сердитой и издерганной Светланы Алексеевны, дохаживающей последние недели со своим животом, порог их со Степанычем палаты переступила молодая худенькая докторша с грустным, задумчивым взглядом.
Весь ее облик, и особенно лицо, нежное, с тонкими, выразительными чертами, просто просилось на бумагу.
Андрею понравилось, как новая врачиха обошлась со скандальным, но несчастным дедом — как-то легко, не потакая ему, но и не оставив совсем уж без внимания его капризы, сумела договориться со стариком, смягчить его.
Когда Лера ушла, Скворцов впервые за все время, что лежал вместе с Андреем, улыбнулся и до вечера вел себя тихо, прекратив свои вечные сетования на несправедливость жизни.
«Бывают же, такие», — невольно подумал про себя Андрей. Что имелось в виду под этими неопределенными словами, он и сам не понимал. Ясно было одно: Лера произвела впечатление не только на Степаныча, но и на него самого. И какое впечатление!
Сразу появилась вполне определенная цель: нарисовать ее. Даже руки зачесались. Он рисовал по памяти, сверяясь с оригиналом лишь во время Лериных обходов, быстро внося недостающие штрихи. Кажется, она ничего не замечала, ни о чем не догадывалась. Серьезно и даже строго интересовалась его самочувствием, настойчиво выспрашивая все до мелочей и иногда так странно смотрела. Грустно и даже как будто обиженно.
Андрею уже хотелось, чтобы из ее глаз исчезла печаль, чтобы в них хоть на мгновение зажегся смех, мелькнуло озорство. Подсознательно он переносил свое желание на бумагу, как бы домысливая портрет, фантазируя. Он не собирался демонстрировать рисунок Лере, однако появление в палате Машки неожиданно изменило его планы.
Андрей всегда легко находил контакт с детьми всех возрастов. Ему достаточно было сказать несколько фраз, чтобы перепуганная девочка, по ошибке забредшая в их палату, перестала кукситься и заулыбалась. А уж когда он предложил нарисовать ее, та и вовсе растаяла. Стеснение с нее мигом как ветром сдуло, и оказалась Лерина дочка девчонкой живой и веселой. Из ее доверительной болтовни Андрею наконец стала ясна причина Лериного печального вида. Оказалось, она недавно рассталась с мужем, и, кажется, тот подлым образом бросил ее и ребенка, исчезнув неизвестно куда.
Понял Андрей и то, что Лера обманывает Машку, скрывая от нее истинную причину отсутствия отца. Он почувствовал вдруг такую жалость к ней и одновременно гнев на того человека, из-за которого во взгляде Леры стойко поселилась тоска. Не была же она такой раньше, черт возьми! Она должна была уметь смеяться, кокетничать, радоваться жизни, веселиться — ведь она хороша собой, умна, молода!
Андрей решил рискнуть и отдать ей портрет — пусть посмотрит, может быть, хоть это ее расшевелит, поможет избавиться от печали и уныния.
Лера придирчиво разглядывала альбомный листок, и Андрей видел, как преображается ее лицо, становясь живым, лукавым, взволнованным — точь-в-точь таким, каким он хотел бы его видеть, каким рисовал.
В это самое мгновение он вдруг осознал, что не одинок больше, пока она здесь, рядом, смешно старается обращаться к нему по имени-отчеству, а сама не знает, куда девать глаза. И что никогда не сможет он относиться к ней, как относился ко всем тем, прежним, и даже к Алене, не сможет быть спокойным и охранять свою свободу.
Андрей был уверен, что и Лера все поняла, он не сомневался — рано или поздно им не избежать объяснения, и рассчитывал, что это произойдет при его выписке.
Однако все случилось гораздо раньше и так, как он даже ожидать не мог…
Теперь ясно, почему случилось. Его опять, как в детстве, пожалели, и будь она проклята эта ненужная жалость! Лучше одиночество. Только вот убежать от Леры трудно — гораздо трудней, чем тогда, давно, в пионерлагере, от предавшей его поневоле воспитательницы.
…Дед как будто бы заснул — позади было тихо, ни кряхтения, ни кашля. Андрей осторожно обернулся: Скворцов смотрел на него в упор, сощурив слезящиеся глазки, хитро смотрел, выжидающе.
— Ничего не выйдет, дед, — твердо проговорил Андрей. — Она сюда из жалости ходила. А мне этого не нужно, понял?
— Дурак ты. Дрюня, — философски заметил Степаныч, с трудом поворачиваясь на бок. — Женщина жалеет, значит, любит. Это ж каждая собака знает. — Он пожал плечами и отвернулся к стене, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
Андрей поглядел на его тощую спину, на поджатые ноги в белых штанах и невольно улыбнулся. Потом, поколебавшись, взял со стола смятый листок, старательно разгладил его и снова принялся за рисунок.
20
Едва Лера нажала на кнопку звонка Светкиной квартиры, дверь тут же распахнулась и на пороге появился Светланин муж, Шурик. Вид у него был обалделый и растерянный, мокрые после душа волосы торчали во все стороны, голубая майка наполовину вылезла из штанов, на свежевыбритой щеке алела ссадина.
— Светка родила, — выпалил он, едва увидел Леру, — сегодня ночью.
— Мальчика? — обрадовалась Лера, заходя в прихожую.
— Девчонку. — Шурик сокрушенно махнул рукой и опустился на галошницу.
— Как — девчонку? — ахнула Лера. — Ведь ультразвук показывал…
— Леший его знает, что он там показывал! — взорвался Шурик. — Выбросить надо этот аппарат, к чертовой бабушке, чтобы людям голову не дурил. Вторая девка, слышишь, Лер! — Он поднял на нее очумелые глаза, и Лера увидела, что Шурик успел изрядно принять на грудь.
— Ты ездил к ней? — спросила она, пытаясь заглянуть в комнату, где должна была спать Машка.
— Какое там! — Светкин муж мотнул головой. — Тебя ждал.
— Меня? — удивилась Лера. — Я-то что? Я сейчас Машку в сад, потом на работу. Если только вечером успею.
— Лер, будь другом! — Шурик вскочил и цепко схватил Леру за плечо. — Я ну никак не успеваю. Только что шеф звонил, обещал голову оторвать, если через сорок минут не приеду на фирму.
— Он что, озверел, твой шеф? — возмутилась Лера. — У тебя жена родила. Любому мужику полагается отгул по такому случаю!
— Это ты ему скажи, — пожаловался Шурик, не выпуская Лериного плеча. — Он у нас точно зверь, но «бабки» платит исправно. Нам сейчас бабки никак потерять нельзя, стало быть, нужно ехать. Выручи, а, Лер? Вот деньги, держи. — Он спешно полез в карман висевшего на вешалке пальто, выудил оттуда бумажник. — Купишь ей что там нужно. Идет?
Лера пожала плечами. Вроде как Максимов отпустил ее сегодня на весь день. Светка же помогала ей, и не один раз. Нехорошо оставаться в долгу. Даже если… Лера сглотнула комок и заставила себя закончить мысль: даже если Светка являлась пособницей Максимова, и именно ее руками он собирался угробить Скворцова.
