Пять дней в Париже - Стил Даниэла (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Только в конце июня все немного успокоилось. Фрэнку, Кейт и мальчикам настало время уезжать на летний отдых на Мартас-Виньярд. Питер намеревался провести с ними уик-энд на Четвертое июля, а потом вернуться в город и начать усиленную работу. Он собирался жить в городе, в квартире, принадлежавшей компании, и работать дольше, чем обычно, а на выходные приезжать к своей семье. С понедельника по пятницу он будет трудиться бок о бок с учеными и помогать им любыми способами. Он любил городскую жизнь. В Гринвиче, без Кейт и детей, ему было бы страшно одиноко. Теперь же у него появилась грандиозная возможность поработать в свое удовольствие.
Но не только работа была у него на уме в это время. Две недели назад он увидел в газетах сообщение, что Энди Тэтчер намеревается баллотироваться в президенты: сначала на предварительных выборах, а если он выиграет их, то и на основных – через год после ноября. Питер с интересом отметил, что во время пресс-конференций Оливия неизменно стояла у него за спиной. Они обещали друг другу даже не пытаться наладить связь, так что он не мог позвонить ей и спросить об этом. Это постоянное присутствие Оливии рядом с Энди Тэтчером несколько смущало Питера, и он спрашивал себя, что это означает, – ведь она собиралась расстаться с ним. Однако они договорились не общаться, и Питер, хотя это было ужасно тяжело, держал свое обещание. Он решил, что ее регулярные появления на публике вместе с Энди на политической арене могут значить только одно – она решила с ним не разводиться. Интересно почему и повлиял ли как-нибудь Энди на ее решение? Зная, что он сделал с ней и с их взаимоотношениями, трудно было предположить, что она сделала это из большой любви. Единственное, что могло подвигнуть ее на такой поступок, – это чувство долга. Питер не хотел верить в то, что она делает это потому, что любит его.
Было странно продолжать прежнюю жизнь после их короткого романа во Франции. И Питер не мог не спрашивать себя, изменилась ли для нее жизнь в той же степени, что и для него. Поначалу он отчаянно пытался противостоять этим чувствам, убедить себя в том, что все осталось по-прежнему. Однако вещи, которые никогда раньше его не раздражали, внезапно превратились в мучительные проблемы. Все, что говорила Кейт, казалось ему связанным с ее отцом. Работать стало труднее. Работа над «Викотеком» пока не приносила видимых результатов. И Фрэнк никогда не был таким несговорчивым, как сейчас. Даже его сыновья, казалось, в нем не нуждались. Хуже того – Питер чувствовал, что в его жизни больше нет места радости, восторгу, тайне, романтике. Не было того, что он делил с Оливией во Франции. И самое ужасное то, что ему не с кем было поговорить. В последние годы он никогда не задумывался над тем, насколько отдалились они с Кэти друг от друга, насколько она была занята совершенно другими вещами – своей общественной деятельностью и подругами, своими женскими комитетами. Для него в ее жизни, казалось, не осталось больше места; единственный мужчина, который что-то значил для нее, был ее отец.
Питер спрашивал себя, стал ли он более чувствительным к таким вещам или же утратил прежнюю объективность, переутомился, не выдержал этой неудачи с «Викотеком». Но дело явно было не в этом. И даже когда он Четвертого июля приехал на Мартас-Виньярд, все раздражало его. Среди их друзей он чувствовал себя не в своей тарелке; с Кэти у него контакта не было, а мальчиков он почти не видел даже здесь. Казалось, все изменилось в какой-то момент, которого он не уловил, и его счастливая жизнь с Кэти кончилась. Было очень странно наблюдать за этим медленным прозрением. Кроме того, могло быть и так, что он неосознанно сам сводит их отношения на нет, словно для того, чтобы оправдать время, проведенное с Оливией на юге Франции. При фактически несуществующем браке это было бы более понятно и простительно, но при, так сказать, живой жене с этой изменой было трудно жить.
Он ловил себя на том, что искал фотографии Оливии в газетах, а Четвертого июля он видел Энди по телевизору. Сенатор проводил очередное турне по Кейп-Коду, и репортаж велся прямо с его огромной яхты, стоявшей на якоре в порту. Питер подозревал, что Оливия где-то рядом, но так и не смог ее увидеть.
– Что это ты смотришь телевизор средь бела дня? – осведомилась Кэти, случайно заглянув в их комнату.
Питер взглянул на нее и не мог не отметить ее все еще элегантной фигуры. На ней был ярко-синий купальник и золотой браслет с сердечком, который он купил ей в Париже. Но Кейт, светловолосая, с несколько надменным выражением лица, не производила на него такого ошеломляющего впечатления, как Оливия при каждой встрече. Питер снова почувствовал приступ вины, заставив Кейт забеспокоиться.
– Что случилось? – спросила она. Отношения между ними в последнее время несколько осложнились. Он стал гораздо чувствительнее и раздражительнее, чем прежде, что было для нее несколько необычно. Это изменение произошло с ним после поездки в Европу.
– Нет, все в порядке. Я просто хотел посмотреть новости. – Он отвернулся и нажал на кнопку пульта с каким-то рассеянным выражением.
– Пойди лучше искупайся, – улыбаясь посоветовала Кейт.
Ей всегда здесь было хорошо. Очаровательное место, и их дом стоял на самой оживленной улице. Кэти нравилось жить в окружении детей и их друзей. Питеру тоже тут всегда нравилось, хотя этим летом все казалось ему немного другим. Нагрузка, связанная с усиленной работой над «Викотеком», давала о себе знать. Кейт надеялась только на то, что все будет хорошо и что они добьются тех результатов, которые были нужны Питеру и ее отцу. Но в последнее время Питер казался ей каким-то несчастным и далеким.
Прошло еще две недели, прежде чем Питер обнаружил потрясшую его истину. Положив трубку, он некоторое время сидел уставившись в пространство. Он не мог поверить в то, что услышал. Немедленно сорвавшись с места, Питер поехал на Мартас-Виньярд, чтобы лично обсудить происшедшее с отцом Кейт.
– Вы уволили его? Почему? Как вы могли так поступить?
Фрэнк Донован предпочел избавиться от вестника, принесшего дурные новости. Он до сих пор не мог понять, что на самом деле, если смотреть в перспективу, Поль-Луи спас их.
– Он идиот! Нервная старуха, которой чудятся демоны в темных углах. Незачем было оставлять его в числе сотрудников.
Впервые за восемнадцать лет Питер подумал, что его тесть сошел с ума.
– Он один из крупнейших ученых во Франции, Фрэнк, и ему сорок девять лет. Что же вы делаете? Мы могли бы привлечь его к нашим исследованиям, чтобы ускорить их.
– Наши исследования и без того идут превосходно. Вчера я встречался с моими людьми, и они сказали мне, что будут готовы к Дню труда. К этому времени в «Викотеке» не останется никаких изъянов – ни «недостатков», ни «демонов», ни опасности.
Питер, однако, ему не верил:
– А вы можете это доказать? Вы уверены? Поль-Луи сказал, что исследование может занять целый год.
– Это мое дело. Он не знал, что говорил.
Питера напугали действия Фрэнка. Порывшись в архиве компании, он отыскал координаты Поля-Луи и позвонил ему в первый же вечер, когда вернулся в Нью-Йорк, чтобы сказать, как ему жаль, и поговорить с ним о «Викотеке» и их прогрессе.
– Вы кого-нибудь убьете, – сказал Поль-Луи со своим тяжелым французским акцентом. Однако он был тронут звонком Питера, которого всегда очень уважал. Сначала ему сказали, что увольнение произошло по инициативе Питера, но потом он узнал, что приказ исходил непосредственно от председателя. – Все равно нельзя сейчас запускать его, – настойчиво повторил он. – Вы должны пройти все испытания, а это займет много месяцев, даже если над препаратом будут днем и ночью трудиться удвоенные команды. Вы не должны допустить преступления.
– Я обещаю вам это. Спасибо за то, что вы сделали для нас. Мне просто очень жаль, что так получилось, – очень искренне сказал Питер.
– Ничего страшного, – пожал плечами француз, философски улыбаясь. Он уже получил предложение от немецкой фармацевтической фирмы, имевшей большую фабрику во Франции, но ему хотелось несколько оттянуть окончательное решение, и он уехал в Англию, чтобы немного отдохнуть. – Я все понимаю. И желаю вам удачи. У вас может получиться замечательное лекарство.
