Доступна и беззащитна (СИ) - Володина Таня (книги онлайн полные версии .txt) 📗

Мы вышли на воздух. Моё лицо горело.

Ему не понравился мой выбор — и понятно почему. Мы выглядели как пара. Для постороннего человека это не было очевидно: ну, джинсы и джинсы, ну, футболки с длинными рукавами — тем более разного цвета. Кто там будет разглядывать рисунки? Но мы оба знали, что одеты как пара, — как парочка сумасшедших влюблённых, которые подбирают одинаковую одежду, чтобы подчеркнуть свою близость. Чтобы всем показать: мы любим друг друга, мы спим друг с другом. Крайняя степень помешательства.

И это моя вина. И вчера тоже была виновата я.

Откуда-то запахло кофе. Я оглянулась и увидела «Старбакс».

— Давайте зайдём, — попросила я, — выпьем по чашке кофе. Я приглашаю.

Он пристально на меня посмотрел. Без улыбки, без принятия или понимания, но и без ненависти. Он давно уже не смотрел на меня с ненавистью или презрением. Слава богу, те времена остались в прошлом. Теперь в его взгляде мелькало странное выражение, словно он терпел боль. Или его тошнило — от меня, от себя, от всего на свете.

— Вы вчера были откровенны со мной — я ценю это, Павел Петрович. Я тоже хочу вам кое-что рассказать.

29. Ты знаешь

Мы взяли по стакану кофе с молоком и сели за дальний столик у окна. В будний день народу было немного, и мне вдруг показалось, что мы школьники, сбежавшие с уроков. Лишь бы родители и учителя нас не нашли — никогда.

Молчанов ожидающе на меня смотрел.

— Мой отец выстрелил в мою мать из охотничьего ружья, когда мне было три года. Я была в соседней комнате. Помню звук выстрела и крик отца. Он так страшно орал, что мне до сих пор снится этот крик, — и я просыпаюсь от ужаса. А потом отец вызвал полицию, был суд, его посадили на двенадцать лет. Он умер в колонии.

Молчанов сделал такое движение, будто хотел дотронуться до меня, но передумал и отодвинулся. Сказал негромко:

— Я знаю, я читал материалы дела.

— Зачем?

— Однажды Кирилл встречался с женщиной, которую подослали конкуренты. Она поставила жучки в его кабинете. С тех пор я всех проверяю.

— Это логично, — согласилась я. — А меня вы когда проверили? В первый же день?

— Да, в ту ночь, когда ты приходила на «Кохану». Я связался со своими людьми, и наутро знал о тебе всё.

— И тогда вы узнали, что я из агентства?

— Да.

— Но Кириллу не сказали?

— Нет. — Он неохотно пояснил: — Я предчувствовал проблемы. Вся эта ситуация с игрой в карты была странной и рассчитанной на то, чтобы пробудить в Кирилле чувство вины. Я решил сначала сам в этом разобраться.

— Разобрались?

— Да. Это Степан Федорчук развлекался. Придумал сценарий, нашёл актрису и устроил спектакль со слезами и мелодрамой. Но в целом ничего серьёзного. Единственная проблема — Кирилл снова хотел с тобой встретиться. У вас что-то не получилось в первый раз, это его зацепило. Я видел, что он постоянно о тебе думает.

— И вы попытались помешать нашей встрече, чтобы уберечь Кирилла от воспоминаний и новых душевных травм, — утвердительно продолжила я. — А он знает, что это вы придумали про лодку и шторм?

— Нет. — Молчанов сделал несколько глотков кофе. — Спасибо, что взяла вину на себя. Благодаря тебе я избежал неприятного разговора с Кириллом. Он до сих пор болезненно относится к разговорам о Лене, считает себя виноватым и злится, когда я советую всё забыть. Старых ошибок уже не исправить, а вот новых наделать — легко.

Я кивнула:

— Одного не пойму: откуда вы узнали, что я взяла псевдоним в честь принцессы Дианы? Я никому, кроме Степана, об этом не говорила. Это он вам рассказал?

— Да я со Степаном вообще не говорил! Даже тогда, когда его попросили соврать о твоей смерти, — это мой человек с ним встречался, не я. — Молчанов вытер гладкие губы салфеткой. — А про тебя мне рассказал матрос с яхты — Антон, кажется. За пятьсот евро он выложил всё, что слышал на «Оскаре». Он сказал: «Арендованные люди на арендованной яхте», — довольно меткое определение… Ну что, пойдём? Ты всё мне сказала?

— Я самого главного вам не сказала.

— Хорошо, я слушаю.

Я глотнула кофе и собралась с духом.

— Когда отец убил мою мать — это было убийство, совершённое на почве ревности. Преступление любви. Я была маленькой, но всё понимала. И я поклялась никогда не повторять маминых ошибок: не терять голову от страсти, не влюбляться в женатого мужчину, не соблазнять того, кто мне не предназначен… — я почувствовала, как глаза наполняются непрошенными слезами, и поспешила договорить: — не ломать чужие судьбы, не оставлять детей сиротами, не причинять горе родителям.

Молчанов внимательно слушал и ждал, что я скажу дальше.

— Я так боялась влюбиться не в того, что этот страх отшиб все чувства. Я превратилась в бревно, которое доставляет удовольствие другим, но само ни на что не способно. Мёртвое холодное бревно. Ни разу в жизни я не испытывала желания быть с мужчиной… — и, ощутив, как бешено забилось сердце, я выдохнула своё признание: — до вчерашнего вечера.

Серые глаза Молчанова потемнели, он словно окаменел. Спросил неуместно будничным, деловым тоном:

— Ты хочешь сказать, что влюбилась в Кирилла?

— Нет, Паша, нет, — я покачала головой, — ты знаешь, что я хочу сказать.

Он скомкал салфетку и бросил в пустой стакан. Затем встал и вышел из кафе.

— Вам помочь? — подскочила официантка. — Позвольте я вытру.

Только тут я заметила, что расплескала весь свой кофе — так сильно у меня дрожали руки.

Я поднялась в башню в одиночестве. Двадцать второй этаж, первая дверь от лифта. Чуть дальше виднелась вторая, но лампочки в потолке зажигались только над головой, и я не могла рассмотреть весь холл в глубину. Я остановилась у двери Кирилла и постаралась прийти в себя.

Что такого ужасного я сказала, что он бросил меня одну, без охраны? Он ведь так внимательно слушал мою исповедь, на его лице читалось сострадание. Неужели я стала ему противна после признания? Или он подумал, что я лгу? Или он вообще ничего не понял?

Но это невозможно! Он прекрасно понял, что вчера произошло в прихожей. Мы стояли друг перед другом, как Адам и Ева, вкусившие запретный плод, — такие же открытые и потрясённые. И оба знали, что предназначены друг другу. Богом, судьбой, случайным совпадением — неважно. Если я это ощутила — значит, и он должен был ощутить. Не может быть, чтобы я ошиблась. Моя чуйка меня не подводит.

Слева над дверью что-то блеснуло, и я заметила глазок камеры, нацеленный на меня. Наверняка тут везде камеры. Нехорошо будет, если кто-нибудь заметит, как я переминаюсь с ноги на ногу, будто замыслила недоброе.