Стеклянная невеста - Орлова Ольга Михайловна (лучшие книги .txt) 📗
Граф и тетка под руки уводят Матвея… Голова его бессильно свесилась на грудь… Из-за гигантской туши, лежащей в истоме позолоченной русалкой, выходят трое охранников и преграждают ей путь… Отчаянно рвется Света, чтобы поспеть за теткой и Графом, уводящими ее Матвея… С неба, вместо дождя, капают, капают слезы…
Света стонет во сне, плачет, пытается догнать любимого человека… Старается разорвать тончайшую паутину сна, отдаляющую ее от Матвея… Кошмар в кошмаре… Невыносимая боль потери!..
Звон затихал уже и в голове, и что-то, сопровождаемое отчетливым металлическим звяканием, уходило вверх белой широкой полосой, по-змеиному изгибавшейся. Бессмысленное продолжение кошмара, составленное из элементов обыденности, казалось еще более ужасным. Но тут же прозвучали шаги, мысль осела, полоса превратилась в занавеску, все еще выдуваемую порывами ветра из приоткрытого окна, Света поняла, что знакомая поступь в соседней комнате принадлежит вернувшемуся из командировки отцу: как всегда, сначала позвонил в дверь, потом, не услышав привычных быстрых домашних шагов дочери, открыл замок своим ключом, и вот уже осторожно заглядывает к ней со знакомым выражением радостного ожидания, за которым прячется едва заметное, но привычное чувство вины.
Был уже вечер, за окном темнело, однако было еще светло. Она совсем забыла, что отец должен был сегодня приехать. Сейчас это было ей совершенно безразлично. Света вновь с мучительной, болезненной тоской вспомнила все то, что пережила за день, и вдруг в ней самой что-то оборвалось: она не может больше так мучиться, она не хочет, не желает, не будет больше так мучиться! Ей вдруг представилось, как это глупо — сидеть и ждать звонка, когда можно поехать прямо к Матвею, и уже через полчаса увидеть Матвея! А то, что он дома, что прячется в одиночестве от нее, от всех, от себя, — в этом Света тоже была уверена.
Ей и впрямь стало гораздо легче. Светлана почти повеселела. Лихорадочно собираясь, она успела забросать отца вопросами, ответы на которые, правда, не слышала, не понимала их. Потом сказала, что должна срочно уйти, у нее свидание, позвонит, если будет задерживаться, и выскочила за дверь, оставив в квартире немного обиженного, но больше удивленного отца.
Глава 40
ВСЕ РЕШИЛОСЬ САМО СОБОЙ
До станции метро было десять минут ходьбы. Света быстро шла, задыхаясь, по сереющему переулку. Фонари едва-едва начали светиться. Компания знакомых ребят оккупировала лавочку, в центре которой, невидимый прохожим, хрипло пел, подыгрывая себе на гитаре, ее одноклассник Кирилл. Ее узнали, но, помахав в ответ на их приглашающие крики, Света побежала дальше по матовому переулку, и внезапно предчувствие близкой встречи с Матвеем окатило ее сердце смесью счастья и ужаса.
В вестибюле метро, как и в поезде, было много народу. Ехать надо было с одной пересадкой, по две остановки на каждой линии. Какой-то мужчина привалился к ней, Света досадливо поморщилась и решительно прошла к выходу.
На ступеньках перехода волнение снова охватило ее. Было трудно дышать от быстрой ходьбы, сумочка на длинном ремешке била по ноге и мешала. На другой линии в вагоне оказалось свободнее. Молодая женщина, явно приезжая, с усилием вкатила коляску с солдатом-инвалидом. Свету пронзила мысль, что и Матвей мог бы вот так лишиться ног на войне, и она стала рыться в сумочке в поисках кошелька. Коляска приближалась, а она все не находила этот проклятый кошелек. Ей стало казаться, что если она не подаст нищему, то уже никогда не увидит Матвея. От досады и ужаса она готова была закричать, но все закончилось благополучно: коляска замешкалась возле нее, она ощутила в пальцах деньги, сунула — сколько было бумажек — в равнодушную руку инвалида и выскочила в открывшуюся вагонную дверь.
Света нашла нужную ей улицу по приметной палатке, срубленной из круглых бревен, — резные ставеньки были еще открыты, и из ярко освещенного лубочного нутра скучающе обслуживала одиночных покупателей вполне современная девица. Света повернула за палаткой, прошла маленький дворик, перенесла ногу через низкую оградку скверика, потом еще раз, когда скверик закончился, увидела знакомый дом, подъезд и побежала по лестнице на второй этаж.
После звонка за дверью сразу зашевелились, знакомый старушечий голос спросил: кто? Света ответила и стала слушать тишину за молчащей дверью. Старушка, приоткрывшая дверь, сказала, быстро оглядываясь за спину, что Матвея нет, то есть он есть, но давно спит, но Света уже была в прихожей, и у нее разрывалось сердце от готовности к счастью, горю, к напору рыданий.
Она стояла посреди коридора и смотрела на дверь, за которой спешно скрылась плюшевая старушка, и не могла сделать ни шагу. Она знала, что умрет, если сделает хоть шаг, но тут дверь распахнулась, и показался Матвей. Он стоял — небритый, в незнакомой армейской рубашке, и у Светы померкло в глазах, пока длилось мгновение молчания.
Но тут прорвался свет; Матвей шагнул вперед, и, всхлипнув, Света внезапно ощутила себя в его объятиях, и в блаженном ощущении незнакомого запаха рубашки, спиртного, сильных рук, слабых уколов его щеки в ней поднялось сияющее, как солнце, тепло, в котором ее истомившаяся душа смогла, наконец, оттаять.
— Значит, и думать нечего, — сказал Матвей почти ей в ухо, — все само собой…
Матвей, отстранив Свету, секунду смотрел на нее с незнакомым выражением, потом, на что-то решившись, натянул куртку на плечи и поспешил с ней вниз. Скоро она вновь оказалась на улице, но уже не одна; Света в круглом шлеме сидела на сиденье мотоцикла, крепко прижималась к Матвею, под ними ровно рокотал могучий мотор, темнеющий синий воздух рассекал луч фары, и они мчались вперед и вперед, конечно, к счастью.
Мимо ее глаз проносились машины, деревья, дома — все обрывками, смешиваясь с мысленными образами, которые в этот момент ее ничуть не задевали, а просто мелькали в голове, как эти машины, деревья, дома… С радостью представила она огорченное лицо тетки, которая, конечно же, не предвидела такой ход событий, не предвидела, что Света сама решится прийти, нарушить ее планы… Тетку сменяло обиженное лицо папы, спешившего увидеть дочь, сразу убежавшую… Постовой милиционер нерешительно поднял полосатую дубинку в их сторону, но тут же отвернулся… Длинный горбатый мост взметнул мотоцикл с седоками прямо к пустому еще небу… Скорее всего едут в клуб… Пустынные и темные корпуса впавшего в летаргический сон завода, куда они свернули…
Неожиданно они притормозили, потом свернули внутрь ржавого корпуса с разбитыми стеклами в темных провалах окон. Остановились и слезли с мотоцикла. Матвей завел мотоцикл за большой металлический лист, прислоненный к стене. Света с удивлением и любопытством оглядывалась вокруг — здесь они еще не были.
— Я думала, мы в клуб едем, — сказала она.
Он не ответил. Прикрыв мотоцикл еще одним листом, но уже фанеры, он взял ее за руку:
— Пошли.
— Куда? — поинтересовалась она, следуя за Матвеем.
— Там увидишь.
Его ответы были сухи. Сдержанны. Он о чем-то напряженно думал. Или, вернее, действовал и говорил так, как человек, на что-то решившийся. Свете было все равно, лишь бы быть сейчас с ним.
Они шли внутри заводского корпуса. Вдоль стен стояли пустующие станки, вдоль потолка через все помещение проходила толстая железная балка, с которой, перекинутый через блок, опускался большой крюк. Переступая через рабочий хлам, они пошли к противоположной стене. Внезапно из какого-то еще не увиденного Светой прохода выскочила огромная овчарка и, злобно рыча, понеслась к ним. Испугаться Света не успела, потому что овчарка тут же осела на задние ноги, вмиг успокоилась, завиляла хвостом и ткнулась носом в ладонь Матвея.
— Это Машка, — пояснил Матвей, протягивая собаке кусочек чего-то вкусного, судя по той жадности, с которой она проглотила подарок, — она здесь все сторожит вместе с дядей Васей, сторожем.
Оставив Машку внизу, они по железной лестнице, прилепившейся к обшарпанной стене заводского корпуса, поднялись на второй этаж. Железная площадка, сваренная из толстых прутьев, вела к единственной двери, в которую они и вошли. Здесь начинался вполне обычный коридор, в котором, правда, тоже были заметны следы запустения: отставшие обои, отвинченные ручки дверей, стопки папок на полу, вперемешку с какими-то ржавыми деталями.
