Дикие орхидеи - Деверо Джуд (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Она ничего мне не говорила, но я сам тогда, на вечеринке, подумал о чем-то подобном. Мне сложно представить, что чувствует человек, который не знает, кто его произвел на свет. Да, конечно, я сам ни разу в жизни не видел отца, но я по крайней мере точно знал, где он. Черт возьми, я знал даже номер на его робе.
— Значит, ты возомнила себя в безопасности, — подытожил я. — Мол, ты ничего не видела, и в городе тебя никто не знает. И все только потому, что ты нашла полусгнивший деревянный дом под тонной дикого винограда.
Она улыбнулась:
— Примерно так.
Я не собирался ей говорить, но кто-то внутри меня подпрыгивал и вопил: «Аллилуйя! Аллилуйя!» Не знаю, в чем дело, но этот городишко начинал мне нравиться.
— О'кей, — сказал я.
До нее не сразу дошло, что я сказал «да» ее проекту. Она подскочила, обняла меня за шею и принялась осыпать поцелуями мое лицо, словно я был ее отцом.
Может, она и испытывала ко мне дочерние чувства, но я уж точно не испытывал к ней отцовских.
Чтобы не выставить себя дураком перед ней, я вытянул руки по швам и сжал губы — и убирал их, когда она подбиралась опасно близко.
Она, продолжая обнимать меня за шею, чуть отстранилась.
— Я сожалею о Ребекке, — мягко сказала она.
Одна часть меня хотела оттолкнуть ее, другая — прижать к себе. Если в ближайшее время она не отодвинется сама, то победит вторая часть.
— И о твоей жене.
И это решило все. Я положил руки ей на плечи, отстранил от себя и встал.
— Ремонтируй эту развалину. Чеки я подпишу.
Глава 10
Джеки
Он проявил невиданную щедрость. Конечно, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы донести до него свою идею, но оно того стоило.
Я, кажется, всю жизнь тянулась к фотографии. Папа рассказывал, что уже в три года я фотографировала. Я посещала кое-какие курсы, но с нашим кочевым образом жизни, естественно, ни одни не окончила. Я никогда не могла фотографировать столько, сколько хочу: пленка и прочие материалы слишком дорого стоят. Много лет я боролась с искушением поступить на работу в фотостудию — но тщеславие не позволяло мне. Я боялась, что если буду учиться фотографии у какого-нибудь «ремесленника», то никогда не выработаю свой стиль. Недостаточно творческое занятие для меня!
Это да еще тот факт, что в трех последних городах, где мы с отцом жили, единственная фотостудия неизменно располагалась в местном торговом центре.
Я планировала открыть маленькую студию на свои сбережения и наследство, пока Керк будет меня содержать. Когда я рассказала Форду о Керке, он так заинтересовался! Форд задал мне не меньше полусотни вопросов: кто, где, сколько?.. Я сказала, что больше в жизни не хочу иметь дела с Керком, но Форд продолжал расспросы, а мне очень нужна была его финансовая поддержка, так что я не могла просто заявить, что это не его дело.
В конце концов Форд сказал, что оплатит ремонт домика. Я не упомянула о том, что мне, конечно, придется пристроить небольшой туалет позади лома. Когда детям надо выйти, им надо выйти, и туалет поблизости просто необходим. Вода в доме есть, но мне нужно подсоединиться к городской канализации, а это будет стоить немало.
Также я не упомянула о том, что мне нужны деньги на оборудование. У меня есть камера и прекрасный объектив, но понадобятся еще и прожекторы, и рефлекторы, штативы, вспышки, несколько фонов и конечно, кое-что для темной лаборатории. И еще один-два объектива. Ну или три.
В процессе нашего долгого разговора Форд спросил, почему я изменила решение и передумала как можно скорее убраться из Коул-Крик. Я искусно солгала. Если честно, то я скорее опустила некоторые факты. Я сказала правду о том, что имя «Генриетта» подействовало на меня, как удар набата. Я едва не упала от удивления, когда выяснилось, что Форд знает, кто такая Генриетта Лейн.
Ночью я пришла к выводу, что мое богатое воображение убедило меня в том, что я знаю больше о том, что произошло или не произошло в Коул-Крик.
К ужину — свечи, морепродукты, шоколадный торт — я успокоилась, потому что Форд согласился проспонсировать ремонт моей будущей студии, и мы подробнейшим образом обговорили все, что нам удалось выяснить до сих пор. Впервые за много дней мы по-настоящему поговорили по душам.
Я рассказала ему о своих дежа-вю в Коул-Крик и о том, как хорошо я помню этот дом.
— Но ты не знала, что в саду стоит летний домик.
— Может, и знала, — ответила я, — в первое же утро, когда я занялась расчисткой сада, я вышла прямо к нему.
Он, как всегда, был внимательным слушателем. Я призналась ему, что знаю много всего об этом доме, да даже про потайную комнату — а до этого самого момента никакой потайной комнаты я не помнила. Мы понимающе переглянулись.
— На втором этаже, — сказала я. — За ящиками и коробками.
Мы оба вскочили так поспешно, что наши стулья повалились на пол. До двери мы добежали одновременно. Я собиралась протиснуться первой, но вспомнила про фотооборудование, которое мне так нужно, и отступила.
— Ты первый, — вежливо произнесла я.
Форд взглянул на меня так, словно собирался проявить благородство и пропустить даму вперед, но потом, видимо, передумал.
— Спорим, я буду наверху раньше тебя?! — поддел он меня и рванул вперед.
Ну разве могу я не принять такой вызов? Однако Форд не знал, что в кухне есть маленькая неприметная дверь, она выглядит так, будто ведет в кладовку с вениками, а на самом деле — на лестницу, такую узкую, что Форд гам вряд ли протиснулся бы. Пока он бежал до главной лестницы, я потихоньку проскользнула на боковую и поджидала его наверху.
Какое у него было лицо! Если б у меня оказался в руках фотоаппарат, я бы получила все возможные награды за этот кадр.
Я видела, что он умирает от желания узнать, как мне удалось добраться туда раньше его, но ничего не говорит. Мы бросились в кладовую и принялись выбрасывать коробки в коридор. Это не была полноценная потайная комната — просто отгороженная часть помещения, дверь в которую потом заперли и заклеили обоями. Кто-то — может, даже маленькая я — отодрал обои так, что дверь приоткрывалась на несколько дюймов. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы раскрыть ее настолько, чтобы Форд мог войти.
— А зачем кому-то понадобилось замуровывать кладовку? — спросил Форд.
Мы стояли в маленьком помещении, где царила кромешная тьма.
Форд порылся в карманах и вытащил коробок спичек— он носил в карманах столько всякой всячины, что любой девятилетний мальчишка обзавидовался бы — и зажег одну. Он поднял спичку повыше, и я разглядела обои за его спиной.
Но тут глаза Форда расширились до такой степени, что стали видны белки глаз. Он задул спичку и сказал с таким преувеличенным спокойствием, что меня обуял ужас:
— Уходи. Быстро открывай дверь и уходи.
Я сделала, как он сказал, — а кто б не послушался такого тона? Форд вышел вслед за мной, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Что такое? — прошептала я. В голове у меня возникло слово «дьявол». Дьявол в доме? Может, в детстве я нашла эту каморку и увидела...
— Пчелы.
- Что?
— Самый огромный улей, какой я когда-либо видел, был прямо позади тебя. Наверное, в кладовке обосновались пчелы, а какой-то лентяй, вместе того, чтобы избавиться от них, просто запер и заклеил дверь.
— А я уж подумала... — фыркнула я и расхохоталась. Я рассказала Форду о своих фантазиях насчет дьявола, и мы вместе посмеялись.
Мы не касались друг друга. Я решила, что больше никаких прикосновений к нему не будет. До этого я в порыве радости обняла его за шею и расцеловала, как отца. Но внезапно я почувствовала, что он никакой мне не отец.
Отстранившись от него, я подумала, что Форд вовсе не выглядит старым. На самом деле морщинки вокруг его глаз выдают скорее характер, нежели возраст. И у него очень красивый рот. По сути дела, чем больше времени я провожу рядом с ним, тем привлекательнее он становится. Как Джон Траволта. Даже потерявший форму Траволта остается сексуальным. И Форд тоже.
