Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва - Ларина Елена (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Девочка моя… От кого ты об этом узнала? — проникновенным, хорошо поставленным голосом произнесла она. Но… я услышала, да нет, скорее почувствовала совсем другое… Вся система Станиславского не могла скрыть ее смятения от того, что нужно вести разговор, возможно, о самом болезненном отрезке ее жизни.
— В поселке… — ответила я. — От местного краеведа… Но не в этом суть. Он просто обмолвился о художнике Стрелкине, влюбленном в актрису… Художник хотел жениться, а его дочь, злобное эгоистичное создание… — я запнулась, подыскивая слова, а потом сказала, как есть, точнее, как в моем представлении было. — В общем, из-за нее все расстроилось.
— И что ты хотела бы узнать? Так ли все было?
— Не только.
— Спрашивай… Я отвечу на любой вопрос. И… скажу правду.
— Почему вы, узнав, кто я, стали меня опекать? Согласитесь, это довольно странная реакция.
— Почему?
— Ну вы же не мать Тереза…
— Ладно, объясню. Вначале мне было интересно тебя узнать ближе… Понять, что ты за человек… Почему ты так поступила. Хотя… Это как раз было понятно.
— Детский эгоизм, — саркастически проговорила я.
— Да… Конечно, он присутствовал. Я внимательно к тебе присматривалась, особенно на интервью… А потом, когда я узнавала тебя все лучше и лучше, я… привязалась к тебе… Ты становилась мне все ближе. И это естественно. Ты ведь дочь человека, которого я действительно любила. А потом…
— Что?
— Из каждой ситуации есть два выхода. Можно потерять, а можно приобрести… Я решила приобрести.
И мы обе опять замолчали. Просто сидели рядом, задумавшись, каждая о своем.
— Ксения, а когда отец должен был поговорить со мной. В каком году, в каком месяце?
Она задумалась.
— Знаешь, я тебе этого вот так сразу, наверное, и не смогу сказать.
— Ну хотя бы примерно.
— Разговор о том, чтобы все рассказать тебе, а потом… и познакомить нас, поднимался не один раз. Я даже злилась, говорила, что он малодушничает, что нельзя обманывать человека, пусть даже и не совсем взрослого. Что у вас в доме неизбежно будет усиливаться атмосфера фальши…
Я слушала Ксению и просто диву давалась. Насколько же они с отцом были разными людьми. И неожиданно поняла для себя очень важную вещь: поняла, почему меня так потянуло к Ксении… Конечно, она была хорошо воспитана и, когда нужно, умела сдерживать себя и быть дипломатичной… Но по большому счету Ксения, несмотря на свою профессию, была очень искренним человеком. Можно даже сказать, прямодушным. Ей претили и карьерные войны, в которых она принципиально не принимала участия, и закулисные интриги, и тайны всевозможных мадридских дворов. Она просто абстрагировалась от этих ситуаций, держалась от них на расстоянии.
А у нас дома… Все обстояло с точностью до наоборот. Мы редко напрямик говорили друг другу то, о чем думали, о чем переживали… Все выражалось в иносказательной форме. Вроде как по принципу: «Милый мой, хороший, догадайся сам». Вот и догадывались. Хотя чаще всего получалось, как в детской игре в «испорченный телефон». И, конечно, первую скрипку в этом играл отец со своими романами и романчиками, привыкший изначально юлить и изворачиваться перед мамой. Для него эти тайны, эти иносказания были естественной средой обитания, и, возможно, иной жизни он не мыслил и быть другим не умел. И вот такому человеку Ксения сказала, что нужно снять маски и выложить карты на стол! Очень интересное кино, однако, у них получилось. Насколько я знала отца, он, должно быть, был очень увлечен женщиной, если позволил ей такие заявления. Впрочем, такую, как Ксения, тоже встретишь нечасто.
— А он? — спросила я.
— Все обещал… Обещал… Много раз. Но откладывал. Я понимала, что для него это не просто, и старалась не очень давить на него. Хотя, — Ксения усмехнулась, — не могу похвастаться, что у меня это отменно получалось. Боюсь, я заняла довольно жесткую позицию в этом вопросе.
О том, что мягкость и терпимость Ксении — маскировка, я догадывалась давно. Она была, безусловно, истинной леди до кончиков ногтей, но леди, которая обладает большой внутренней силой. И с этим окружающим приходилось не только неоднократно сталкиваться, но и считаться. Я сама была свидетельницей, как при определенных обстоятельствах Ксения предъявляла свой стальной характер и далее шла вперед, не видя никаких ограничительных надписей. И такой знаток женщин, как мой отец, мог не заметить очевидного! Впрочем… Насколько я его знаю, он наивно думал, что вся внутренняя сила этой женщины — пустяки, которыми Ксения пожертвует ради любви к нему. А может быть, он полагал, что щекотливая ситуация сама собой как-нибудь рассосется.
— Но все разрешилось неожиданно, — точно прочитав мои мысли, сказала Ксения. — И произошло под Новый год… Тебе было пятнадцать. Я запомнила это потому, что он советовался со мной, что тебе подарить летом. Ведь в августе тебе должно было исполниться шестнадцать лет, и отец хотел подарить тебе что-то из драгоценностей…
— Да… Все верно. Он так и сделал, — задумчиво пробормотала я.
Чудеса, да и только. Несмотря на новые подробности, возникающие в нашем разговоре, я по-прежнему ничего не могла вспомнить. И это уже начинало пугать. Я отчетливо помнила, как отец подарил мне колечко с крохотным бриллиантиком. Он еще сказал тогда, что бриллианты не только лучшие друзья девушек, но и камень львиц. Поэтому мне сам бог велел носить такие драгоценности. Помню, как обрадовалась этому подарку и ещё — как отец сказал, что сразу после для рождения мы на две недели поедем отдыхать в Болгарию… Надо же! Отец был влюблен в Ксению, а ехать предлагал нам вдвоем. Она ведь тоже могла поехать, и там, на море, мы бы обязательно и познакомились бы, и сблизились. Почему же отец не сделал такой простой ход, чтобы познакомить и подружить двух любимых женщин? И тут до меня дошло! Новый год!
— Ксения, а он случайно не сказал, что переговорит со мной на эти праздники?
— Да… Именно так он и сказал. А почему ты так изумленно на меня смотришь?
Мне хотелось расхохотаться! До колик! До истерики! До слез! Почему? Да потому что именно эти зимние каникулы я провела не в Питере! Еще задолго до окончания второй четверти отец неоднократно заводил разговор о том, что мне нужно поехать к бабушке в Лугу. Бабушка эта была со стороны мамы, и мы с ней никогда особо не ладили. Я тогда была в полном недоумении, с чего это отец заболел такой острой заботой о маминой родне. И мне пришлось выслушать довольно пространную речь о моем эгоизме и черством отношении к людям, которые совсем недавно потеряли самое дорогое — своего ребенка. Я тогда сделала то, чего не делала почти никогда… Я откровенно нахамила ему. Напомнив, что я тоже потеряла самого дорогого и любимого человека. Он же обнял меня, долго гладил по волосам, точно я была маленькой девочкой, и сказал:
— Белка, как бы тебе ни нахамили, как бы ни нагрубили, как бы ни обидели… Запомни, моя девочка, на всю жизнь… Ты принцесса… Нет, королева! И не должно особе королевской крови опускаться до ругани и хамства. Никогда не отвечай бранью на брань. Будь выше этого!
— А как же поставить их на место? — удивленно спросила я.
— Не волнуйся. И без базарной брани можно достойно поставить обидчика на место.
Я прижалась к нему и жалобно захныкала:
— Пап, я не хочу ехать к бабушке…
— Нужно, Белка, нужно. Это даже не обсуждается.
Чуть ли не рыдая от жалости к себе, я все-таки уехала. На долгие две недели. Сейчас я вспомнила этот разговор в мельчайших подробностях. Вспомнила еще и потому, что никогда не забывала. Пожалуй, это был единственный случай, когда отец разговаривал со мной с таким пафосом и с таким жаром стремился отправить меня в Лугу.
Вот и вся разгадка. Никакой амнезии у меня нет. Я не помнила этот разговор про Ксению по той простой причине, что его и не было. Ох… Как это было в духе отца. Он не нашел в себе сил поговорить со мной, а может быть, и не хотел. Или боялся еще раз вступить в бурную реку под названием «семейная жизнь». А потому использовал меня в качестве щита, прикрывающего его хваленую свободу. Ксения изумленно смотрела на меня. И я поняла, что должна рассказать ей. Но она опять сама протянула мне руку помощи.
