Роковой рубин - Смит Дебора (е книги .txt) 📗
— Ты больше никому не доверяешь. Ты боишься.
Даже меня, — сказал он, словно заглянул ей прямо в душу — в ее усталую, напуганную душу.
Она так хотела побыть с ним. У нее накопились к нему тысячи вопросов. Его рука сжала ее пальцы сильно, но не больно, с убеждающей ласковостью, которой она испугалась, ибо ей невозможно было сопротивляться. Ничто и никто, кроме него, не вызывал у нее таких чувств. И потрясение от того, что она снова видит его, действительно сменилось страхом. Она подумала о последствиях.
— Много лет назад я решила, что должна заботиться о маме и Шарлотте. Тетя Александра много значит для них. Возможно, она единственная, кому я могу доверять.
— Ты боишься ее и не хочешь в этом сознаться, — сказал он.
Такая бомба сразу заставила ее насторожиться. Она не могла этого отрицать, но ему-то откуда знать?
— А ты нет? — холодно спросила она.
— Я боюсь того, что она может сделать с тобой.
Она тихо, с облегчением вздохнула, ей было приятно это слышать, но перестать нервничать совсем она не могла.
— Зачем же ты пришел сюда, если знаешь, что это может вызвать неприятности?
Он не смотрел на нее — глаза полузакрыты, челюсти плотно сжаты.
— Я скоро уйду. Если хочешь.
— Я… Джейк… Я не хочу… Но только… — Голос ее горестно оборвался, плечи поникли — У тебя, наверное, много девушек, — наконец произнесла она. — И машина. И… свобода. — Она быстро взглянула на него. — Ты можешь даже голосовать.
— Насчет девушек ты ошибаешься, Сэмми.
— Ха! С твоей внешностью? Ты же не сумасшедший, чтобы не… — Она прикусила язык, желая взять последние слова назад.
— Считай, что сумасшедший.
— Я хочу, чтобы мне скорее исполнилось восемнадцать, — заговорила она горячо и торопливо. — Я чувствую себя такой взрослой.
— Не к спеху, — слегка улыбнулся он.
— К спеху, к спеху!
А про себя подумала: «Если бы мне было восемнадцать лет, я бы пошла за тобой куда угодно. Я бы узнала о тебе все-все. И с тобой я проделала бы все эти вещи, о которых стала задумываться после того, как прочла первый из любовных романов, которые мама прячет под кроватью…»
Джейк что-то пробормотал. Что-то похожее на «Стоп, мальчик», но так тихо, таким хриплым шепотом, что она и не расслышала как следует.
— Что? — переспросила она.
— Ничего. Если бы тебе уже исполнилось восемнадцать.
— Если бы мне уже исполнилось восемнадцать, я бы… — И она замолчала. Мечты, мечты. Всегда-то они разбиваются о суровую действительность. — Мне бы все равно пришлось заботиться о маме и Шарлотте, Потому что их жизнью по-прежнему будет управлять тетя Александра. — Она подалась к нему. — А твои родители не могут с ней помириться? Ведь твой дядя давно уже умер, а рубин — это всего только камень.
Даже внезапный заморозок не смог бы так изменить атмосферу. Лицо Джейка застыло, и холодный, острый блеск в его глазах заставил ее вздрогнуть.
— Она воровка, — сквозь зубы произнес он, негромко, но сильно. Сэмми не сразу поняла, что звучит в его голосе — предостережение, презрение? Или какое-то зловещее признание чужой силы? — И она опасна.
— Воровка? Опасна?! Я знаю о ней множество неприятных вещей — она ограниченна, она сноб, и… даже мама признает, что она нравственно испорчена, но ты говоришь о ней так, словно она просто чудовище. Но это же не так. У нее есть совесть. Может быть, очень и очень мало, но все-таки есть. И она любит свою семью — конечно, по-своему, на свой змеиный манер.
Он наклонился к ней и тихо сказал:
— Ты не знаешь о ней того, что знаю я.
— Так скажи мне, и буду знать.
Он открыл было рот, но не произнес ни звука. На лице отражалась внутренняя борьба, тяжелая и безнадежная. Выражение глаз сделалось таким гневным и трагическим, что Саманта едва не вскрикнула от боли. Наконец, тяжело вздохнув, он заговорил:
— Из-за нее мой дядя стал жалким. Она рассорила его с семьей и друзьями. Она использовала его немалое состояние и честное имя для того, чтобы превратить наш город в такое место, где имеют значение одни лишь деньги. И началось все это с того, что она получила рубин, который должен принадлежать моей матери. Так что это не просто камень.
— Конечно, это очень ценный камень, — согласилась Сэмми. — Настолько ценный, что люди не в силах отказаться от него. Но у нее больше нет этого камня — ты же знаешь, она похоронила его вместе с дядей Уильямом. Она пожертвовала им. А ты не можешь? Ты не можешь забыть все это?
— Нет. Потому что я не думаю, что она и вправду пожертвовала им. Я думаю, она врет.
Сэмми во все глаза смотрела на него. Сердце ее упало.
— Но зачем? Она ведь не может продать такой камень, чтобы никто об этом не узнал; она не может даже носить его после всего, что произошло.
— То, что ты хочешь узнать, лежит вне здравого смысла.
— Все можно объяснить, было бы желание. — Она не хотела с ним ссориться; тетя Алекс и так слишком часто вставала у них поперек дороги. — Я не хочу, чтобы ты оказался прав насчет нее, — потерянно сказала она. — Когда ты смотришь на меня, ты всегда думаешь о ней. Да?
—Нет.
Ей в голову пришла страшная мысль: «А вдруг он рассматривает меня только как средство добраться до нее? Только потому, что она не хочет иметь дела с его семьей. Вдруг он просто использует меня?»
— Перестань, — сказал он, тяжело дыша. Он смотрел ей прямо в глаза, и она не могла отвести взгляда. — Я мог оставить вас среди тех магазинов рухляди в Эшвилле, чтобы вы там обанкротились. Я мог не открывать старого сундука, и ты бы задохнулась.
Как ему удалось угадать, чего она боится? Или, может быть, он просто говорит то, что она хочет услышать? Ей захотелось высвободить руку, но неожиданно она почувствовала, что он не отпускает. Она потянула сильнее. Он все равно не отпускал.
— Не бойся меня, — быстро проговорил он. — Она только этого и хочет. Чтобы ты целиком принадлежала ей. Ты для нее куда ценнее дяди Уильяма, и даже ценнее, чем Тим. Потому что она думает, что ты можешь стать такой же, как она. Тогда она будет счастлива.
— Не говори о ней так, словно у нее есть рога и хвост!
— Лучше бы они у нее действительно были — тогда всякий бы увидел, кто она есть на самом деле.
— Я не верю ничему, чего я не могу увидеть, или потрогать, или доказать, или…
— Поверь! Ты должна поверить! — Это было невыносимо.
Сэмми вырвала руку и встала. Что ему надо от нее?!
— Лучше уходи, — сказала она. — Если ты не хочешь, чтобы она застала тебя здесь и пришла в ярость.
Он тотчас поднялся и заговорил, нависая над ней во весь свой немалый рост. Если бы он не переживал за нее по-настоящему, то вряд ли бы так испугался. Эта мысль ее еще больше смутила.
— Вот что ты должна запомнить, — сказал он. — Я не хочу привлекать ее внимания. Когда-нибудь придется, но пока лучше не надо. Ни к чему, чтобы кто-нибудь страдал из-за моей неосторожности. Так что пока я намерен ждать. Может быть, ты единственная можешь ее остановить. Я не знаю. Но я знаю, что скорее умру, чем допущу, чтобы она тебя обидела.
Сэмми заплакала, избегая смотреть на него.
— Я не смогла остановить даже гнусного вымогателя, который ограбил мою мать.
— А у тебя есть его фото? Я… иногда выполняю кое-какую поисковую работу для отдела шерифа в Пандоре, и я неплохо знаю тамошних детективов.
— Мы уже давали фотографию в полицию.
— Но все же и я возьму, покажу знакомым сыщикам. Хуже не будет.
Подавленная и взволнованная, она подошла к маленькому столику в углу и выдвинула ящик.
— Возьми. Я заказала целую пачку. Этот снимок мама сделала в тот день, когда они ездили на какой-то симпозиум по магическим числам. — Она осторожно протянула фото, избегая касаться его руки. — Я надеюсь — мама не будет возражать, если я от него избавлюсь. А теперь уходи. — И она махнула рукой. Сердце колотилось, в горле распухал комок, но она все же выдавила: — Надеюсь, тебе понравилось одеяло. Оно из шелка. Я вспомнила о шелковом блеске звездных рубинов, вот и… Ну, оно практически вечное…
