Жара в Архангельске (СИ) - Стилл Оливия (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Между тем, пока Олива находилась в душе, Салтыков времени не терял. Едва только она вышла из комнаты, он, как будто только и ждал этого момента, тут же в два оборота замкнул дверь ключом; воровато оглядываясь, одним прыжком кинулся к Оливиному рюкзаку, и, распатронив его, начал лихорадочно что-то в нём отыскивать.
— Блядь! Ну где же он?! — шёпотом выругался Салтыков, стараясь, однако, оставить Оливины вещи в рюкзаке в том же положении, в каком они были, чтобы она ничего не заподозрила. Но нужная ему вещь, как назло, никак не находилась, и, психанув, Салтыков просто вывалил всё содержимое Оливиного рюкзака на постель.
— Так, это всё не то… Тряпки… косметика… опять тряпки… — бормотал он себе под нос, — А это что? Пудра!.. Тьфу, ёпт, и откуда у тёлок всегда столько барахла берётся?..
Хоть дверь и была предусмотрительно заперта, Салтыков стремался каждого шороха. Сердце его учащённо билось от страха и волнения, лицо от прилившей к щекам крови стало багрово-красным. Не найдя среди вещей Оливы того, что он искал, он раздражённо стал запихивать всё обратно.
«Во я дурак! — вдруг вспышкой промелькнула мысль в его мозгу, — Она наверняка прячет его в боковом кармане, вместе с деньгами! Как я сразу-то не догадался, ну я тормоз!»
Салтыков обшарил все отделения рюкзака и, наконец, извлёк оттуда то, что он искал. Это был паспорт Оливы.
На секунду он замер с паспортом в руке. «А что, если она всех обманывает, и вовсе никакая не москвичка, а только снимает там жильё», — вихрем пронеслись в его памяти недавние слова Димы Негодяева…
Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Салтыков вздрогнул, однако всё же успел быстро заглянуть в паспорт Оливы. Но она, вопреки его подозрениям, действительно оказалась прописана в Москве.
Между тем, стук в дверь становился всё громче.
— Ну ты чё там закрылся-то? Это я! Открывай!
«Чёрт! Надо быстро убрать этот срач!» — Салтыков со скоростью метеора стал сметать всё в её рюкзак. Но, как это часто бывает, когда человек в экстремальной ситуации очень спешит, движения его потеряли свою правильность, в результате чего пудреница, выскользнув из дрожащих рук Салтыкова, полетела на пол и рассыпалась.
— Ты чего там делаешь? Открывай давай!
— Это ты, Олива?
— Ну, я! Будто ты не слышишь!
Салтыков, кой-как покидав всё в её рюкзак, открыл дверь.
— Ты чё закрылся-то? — с ходу набросилась на него Олива.
— Я-то? — Салтыков притворно зевнул, хотя по его вздрюченному состоянию трудно было поверить, что он заспанный, — Да, понимаешь, общага же как-никак… Мало ли, кто войдёт…
— А чего не открывал так долго?
— Да, видишь, пока ты там мылась, я тут уснул…
— А чего запыхался, как будто в гору бежал? — недоверчиво буркнула Олива.
— Я испугался спросонья, когда ты застучала в дверь… У меня одышка…
— Понятно, — сказала Олива, — Ладно, давай ложиться. Я чертовски устала с дороги.
Салтыков с готовностью щёлкнул выключателем и погасил свет.
Пора было приступать.
Глава 20
Погружённая в сумерки общажная каморка с низким потолком, казалось, затихла до самого утра. В надтреснутом окне погас свет висячей электрической лампочки, и вместе с ним исчезло и подобие человечески налаженного быта и уюта, вмиг превратившись в зловещую чёрную дыру. И на фоне этой чёрной дыры-окна ещё резче обозначилась в сером сумраке похабная надпись на стене общаги.
Внутри комнаты лежали в одной постели Салтыков и Олива, отвернувшись друг от друга в разные стороны. Она дремала, лёжа вплотную к стене; он же лежал с открытыми глазами, как будто напряжённо чего-то выжидая.
Слабенькое, но настырное гудение одинокого комара прорезало вязкую тишину каморки. Немного погодя над ухом загудел ещё один комар.
— Чёрт… Комары суки летают… — Салтыков перевернулся на спину, — Олива, ты спишь или нет?
— Надо было раптор привезти с собой, а я забыла, — пробормотала Олива в подушку.
— Ч-чёрт… Кусаются, падлы…
— Окно закрой.
Салтыков дотянулся до фрамуги и, захлопнув её, лёг опять.
— Чё-то я вспомнила, как в деревне у нас комары в избе летали, — произнесла Олива, — Вот это были настоящие комары! Такие полчища, что хлопнешь, бывало, в ладоши — десятерых убьёшь… И травить их было нечем: ни тебе рапторов, ни дихлофосов… Медвежий край…
— Бедная Оливка, — посочувствовал Салтыков, — Как же ты там выдерживала?
— А что делать…
Оливе при воспоминании о своей жизни вдруг отчего-то так стало жаль себя, что хоть плачь. Салтыков лежал рядом с ней, облокотившись на подушку, сочувственно слушал. И её понесло: она начала рассказывать ему о своём детстве, проведённом в деревне у злой тётки, которая заставляла её каждое утро есть невкусную геркулесовую кашу и кислый творог, а по вечерам загоняла её в постель в десять часов; про родителей, которые за малейшую провинность наказывали её ремнём…
— … Мне было тогда лет шесть, не больше, — рассказывала Олива, — И вот, как-то раз полезла я в сундучок за катушками — кукле платье шить. И забыла я про этот сундучок-то, остался он у меня открытый стоять на полу… А собака нашла, и все катушки с нитками изгрызла… А катушки дефицит тогда был — нигде не достанешь. Мать пришла, как увидела, и начала меня бить ремнём. Как она меня била! Несколько часов подряд дубасила — отдохнёт, и снова начнёт… У меня потом вся спина в синих рубцах была…
— Бедненькая моя, бедненькая… — Салтыков нежно гладил её по переносице, — Бедненькая маленькая Оливка…
— Да и вообще, в жизни у меня мало было радостей, — продолжала она, лёжа с закрытыми глазами, — Росла как трава, ни любви, ни ласки не видела… И парни никогда меня не любили…
— Ну и дураки, — сказал Салтыков, — Ничего они не понимают! Да будь я на их месте, я бы молился на такую девушку! На руках бы носил…
Почувствовав, что разговор идёт не в том направлении, Олива поспешила сменить тему.
— Не преувеличивай, — засмеялась она, — А вообще, конечно, не сказала бы я, что жизнь моя неинтересна. Всё-таки, есть что вспомнить… Помню, было мне лет шестнадцать, и я тогда первый раз в Питер прие…
Внезапный страстный поцелуй вдруг оборвал её речь на полуслове. От неожиданности Олива отпрянула к стене.
— Ты что?!
— Прости, я не могу держать себя в руках, когда ты рядом…
— Нет, нет, что ты… Не надо! Зачем?.. — Олива забилась в угол кровати, натягивая до носа одеяло. В сумерках белой ночи Салтыков видел только её глаза, широко раскрытые и блестящие от испуга.
— Я хочу тебя!..
— Нет, подожди… Я… я ничего не понимаю…
— Не бойся меня, расслабься… Я не сделаю тебе ничего плохого…
— Нет, нет!!! — Олива вырвалась из его объятий и, спрыгнув с кровати, как была в одной пижаме, побежала к двери.
Салтыков как тигр перепрыгнул через всю комнату и встал в дверях, не выпуская свою жертву. Он подбирался к ней как хищник на мягких лапах, осторожно, стараясь не спугнуть. Олива же растерянно стояла, распахнув от ужаса глаза, словно пойманный зайчик, и не знала, что делать. Она была потрясена.
— Олива, я… я ждал тебя… я не могу больше, Олива! Ты сводишь меня с ума…
— Перестань, а то я уйду! — жёстко сказала она, — Ты за этим меня в Питер позвал? Да?
— Олива! Поверь мне…
— Остынь, — Олива изо всех сил старалась быть спокойною, — Ляг на место и успокойся.
— Не могу… Ты возбудила меня.
— Нет, ты ложись, ложись, — терпеливо, но твёрдо уговаривала она.
Он покорно лёг. Она устало опустилась на кровать.
— Андрей, ты должен выслушать меня, — сказала Олива и осеклась — никогда ещё ей не приходилось называть Салтыкова по имени, и это невольно резануло ей уши, — Я всегда считала тебя своим лучшим другом, и любила тебя как брата, но теперь… я, честно говоря, просто в шоке… от такого твоего… порыва…
— Но я не могу относиться к тебе как к другу! Ты с ума меня свела…
— Я прошу тебя, — сухо перебила его Олива, — Во имя нашей дружбы отставить эти разговоры. Иначе наша сегодняшняя встреча окажется для нас с тобой последней.
