Уроки анатомии и любви (СИ) - Хиро Лия (читать полную версию книги TXT) 📗
Позднее, я, едва держась на ногах, забрёл в гостевую спальню, предусмотрительно закрыл дверь, избавляя себя от приставаний полоумных рыжих баб. И уже через минуту вырубился крепким сном алкаша.
ЛИЗА
Говорят, что время лечит… Врут! С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Боль, вина, отчаяние, ненависть к себе… Всё осталось, но постепенно добавилась ещё и тоска. Жгучая, невыносимая, раздирающая сердце тоска по Луке. Я пересмотрела все совместные фотографии, все его странички в соц сетях. Я скучала, безумно скучала по моему любимому. Все выходные, только и занималась, что спала. Сон уносил меня в параллельный мир, где мы с Лукой всё ещё вместе, рисуя яркие картинки нашего счастья. Все эти грёзы были настолько реалистичны, что каждый раз, просыпаясь, я ещё с минуту чувствовала себя счастливой и верила, что всё как и прежде. Но через несколько мгновений жестокая реальность обрушивалась на меня, как уродливая и неизлечимая напасть в фильме ужасов. После чего боль становилась ещё более зверской, но я была готова снова и снова погружаться в сон, как в наркотик, избавляющий от душевных страданий.
Маша, ещё на анатомии поняв, что мы с Лукой расстались, без конца написывала и звонила, предлагая всевозможные развлечения, но мне было не до чего. И вот опять! Я потянулась через всю кровать за пикнувшим телефоном — неизвестный номер. Быстро открыла сообщение:
Молодец! Не ожидала, что так быстро справишься! Далеко пойдёшь…
И прикреплённое фото, на котором рыжая сидит, опираясь на плечо Луки и эффектно попивает красное вино.
Как видишь, у нас всё просто отлично!
Это было последней каплей, окончательно утопившей меня в море страданий.
ЛУКА
Утром, после попойки, я опомнился и срочно подорвался домой. Мне нужно было туда, потому что во мне, вдруг, зародилась хоть и слабая, но надежда, что Лиза может передумать и вернуться ко мне. И я, не раздумывая, принял бы её. Сам себя не уважал за отсутствие гордости, но в случае с Лизой ни о какой гордости не могло быть и речи. Была только огромная, неугасающая любовь, пугавшая меня своей силой.
Все выходные прошли в, увы, несбывшихся надеждах. Они напоминали те недели, которые я прожил за городом, день за днём ожидая её приезда. Только сейчас всё было намного серьёзней и тяжелей.
В воскресенье вечером я засыпал, превкушая завтрашнюю встречу в универе. Боже! Уже одна мысль, что я просто увижу Лизу хотя бы на расстоянии пяти метров, уже грела мою истерзанную душу. Но моя надежда разбилась вдребезги вместе со звонком, извещающим о начале пары, а через десять минут растворились и её осколки, давая понять, что сегодня Лиза на анатомию не придёт.
Прошла неделя и я поставил уже третью "Н" в журнале, напротив фамилии Тюрина. Просмотрев ведомость по посещаемости я узнал, что студентка Тюрина прогуливает, исключительно, только пары по анатомии. Нужно было что-то делать. Я не мог допустить, чтобы Лиза перестала учиться из-за меня. Выход из этой ситуации был только один и он лежал через моё заявление об увольнении.
ЛИЗА
Прошёл почти месяц после того дня. Лучше не становилось, за исключением того, что я находила в себе хоть какие-то силы, позволяющие создавать видимость, что я, как и прежде, живу, учусь, делаю обычные, повседневные вещи. Мама немного успокоилась и Маша отстала. Но я-то знала, с какими титаническими усилиями мне это давалось. Знала, что внутри я опустошена, уничтожена, вымотана при помощи коварного и беспощадного оружия — самой себя.
Вся моя жизнь, все окружающие вещи разделились теперь на "до" и "после".
Работало это, приблизительно, так: любая, попавшая на глаза вещь, автоматически сортировалась моим разумом и причислялась к разряду купленных до расставания с Лукой или после. Если вещь была куплена до, тогда она вызывала необъяснимую тоску. Словно она была свидетелем нашего счастливого времени и могла бы всё изменить. Но если на глаза попадалась вещь, приобретённая после, она вызывала не меньшую боль, указывая на то, что время не стоит на месте, жизнь идёт, всё меняется и обновляется и плевать оно хотело на то, что мы расстались.
Всё это происходило на автомате и невероятно изматывало меня душевно. Вся сортировка применялась к абсолютно любой вещи, будь то новая шариковая ручка, лак для ногтей, ночник в мамину комнату и даже новая бутылка грёбаного оливкового масла вместе с пачкой гречки. Всё вещи в доме издевались надо мной таким изощрённым способом. Может, мне уже пора к психиатру?
Но самое страшным было то, что вещей "после" с каждым днём, с каждой неделей становилось всё больше и больше. И вот они уже почти догнали по количеству вещи "до". Со временем, я знала это точно, вещей "до" почти не останется, а вместе с ними, как мне казалось, я окончательно потеряю и его.
Оля и Маша, видимо, договорились сегодня меня извести — телефон по нескольку раз в минуту пищал от присылаемых девчоноками сообщений. Приятно, конечно, когда друзья о тебе переживают. Приятно, и в то же время так паршиво. Вся эта чрезмерная забота лишний раз напоминала о том, как же мне больно и одиноко без моего Луки.
Хорошо, давайте в нашей пиццерии через час — сдалась я. В ответ посыпались радостные стикеры. Боже, дай сил не разреветься перед ними!
В уютном, помещении с ярко раскрашенными стенами было тепло и так, по-домашнему, привычно. Мы сели у большого окна и я задумчиво смотрела на холодную, сырую улицу, заляпанную слякотью и грязью. Середина ноября. Не люблю осень, а с этого года не просто не люблю, а ненавижу всей душой!
— Лиза, ты какую будешь? — Олин голос выхватил меня из тяжёлых мыслей.
— Никакую. Просто выпью капучино.
— Лиза! — повысила голос Маша. — Ты посмотри на себя — вся дошла! И тётя Лена жалуется, что ты ничего не ешь! Слушай, давай хотя бы кусочек, а? — уже по-доброму пыталась уговорить сестра.
— Не хочу, Маш — я, знала, но, естественно, скрывала, что за месяц похудела со своих сорока девяти до сорока пяти килограмм. Дальше уже было нельзя, но я была бессильна, что-либо с собой поделать — аппетит отсутствовал напрочь.
— Лиз… — тихонько начала Оля. — Может расскажешь нам, что он сделал? Нам-то ты можешь открыться. Сразу станет легче, вот увидишь. Неужели изменил, Лиз? — продолжала мягко настаивать подруга.
— Он ни в чём не виноват, девочки. Всё дело во мне — только и сказала я, всем своим видом давая понять, что продолжения истории не будет. Мои девчонки протихли, не стали настаивать, но тишину нарушил звук Олиного телефона.
— Привет Вик! — за следующие несколько секунд лицо подруги резко менялось: от приветливого к шокированному, от шокированного к обречённому и, в итоге, стало решительным. — Пожалуйста, успокойся! Скажи, где ты? — несколько секунд Олина рука с возникшей в ней непонятно откуда ручкой, порхала по белой салфетке. — Хорошо, я еду! Ничего без меня не делай, поняла? — Оля была сама строгость — Вика, ты слышишь? Просто дождись меня! — она бросила трубку и сразу же начала набирать номер такси: — Алло, девушка, пиццерия "El horno". Поедем в Семашкинскую больницу, Калинина тридцать два. Спасибо, жду.
— Что с Викой, Оля? — дрогнувший голос выдал моё беспокойство.
— Она в больнице. Собирается сделать аборт. — взволнованная до предела подруга понесла к глазам подрагивающую, бледную руку и заплакала.
— Хватит распускать нюни. Успеем! — Маша решительно поднялась с диванчика и одним движением сняла с вешалки сразу все наши куртки.
Глава 30
ЛУКА
— Конечно, я не могу быть на сто процентов уверенной, но думаю, что отец ребёнка — Степан. — услышал я мой любимый, такой тихий и уставший голос, как раз в тот момент, когда повернул за последний угол, кажущегося бесконечно длинным, больничного коридора.
