Мое ходячее несчастье - Макгвайр Джейми (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Он действительно похож на Тотошку! Так его и назову!
Эбби весело ткнулась носом в мордочку щенка. Она была рада моему подарку, а я был рад, что она рада.
— Щенок может жить здесь, я буду за ним ухаживать. Он для меня гарантия того, что ты не забудешь сюда дорогу, когда этот месяц закончится и ты вернешься в «Морган».
— Я бы в любом случае приезжала к тебе, Трэв.
— Я готов сделать что угодно, лишь бы ты почаще улыбалась, как сейчас.
Эбби помолчала, потом снова переключилась на щенка:
— Думаю, Тото, тебе пора вздремнуть. Да, давай-ка.
— Ладно, пойдем, — кивнул я, сгреб Голубку вместе со щенком к себе на колени, поднялся и направился в спальню.
Откинув покрывало, я опустил Эбби на кровать. Наверное, это должно было бы меня завести, но я слишком устал. Потянулся через Голубку, чтобы задвинуть шторы, и упал на подушку.
— Спасибо, что возился со мной ночью, — сказала Эбби хрипловатым сонным голосом. — Тебе было совершенно не обязательно спать возле меня на полу.
— Это была одна из лучших ночей в моей жизни.
Она посмотрела на меня с сомнением:
— Ты лежал между унитазом и ванной на холодном жестком кафеле, рядом с идиоткой, которую постоянно рвало, и это была одна из лучших твоих ночей? Сочувствую, Трэв.
— Я радовался тому, что могу тебе чем-то помочь, мне приятно было смотреть, как ты засыпаешь у меня на коленях. Я почти не спал, зато твой девятнадцатый день рождения мы провели вместе, и ты просто прелесть, когда пьяная.
— Да уж, блевать я умею очаровательно, как никто.
Я прижал ее к себе и погладил Тотошку, который уткнулся ей в шею.
— Кроме тебя, я не знаю ни одной женщины, которая была бы красива даже с головой в унитазе. Это о чем-то говорит.
— Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.
Я откинулся на подушку:
— Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.
Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.
Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.
По коридору затопали чьи-то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.
— Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, — сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.
Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:
— Дело дрянь, старик.
Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.
Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.
Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах-боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.
— Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? — спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.
Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.
— Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?
Я скривился:
— Нет. И пожалуйста, не надо.
— Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. — Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: — Кажется, я женюсь на этой женщине.
— Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.
— Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?
Я сложил руки на груди:
— И что же, интересно, со мной происходит?
— Ты влюблен в Эбби.
— Пфф! Ты, видать, забил себе голову всяким дерьмом, чтобы не думать об Америке.
— Я разве не правду сказал? — Шеп, не мигая, уставился на меня.
Я старался смотреть куда угодно, только не на него. Прошла целая минута. Я нервно переступил с ноги на ногу, но продолжал молчать.
— И еще неизвестно, кто из нас двоих пускает розовые слюни!
— Да пошел ты!
— Признайся!
— Нет.
— Что «нет»? Нет, я не сказал неправду или нет, не признаешься? Как ни крути, выходит одно: ты, придурок, в нее влюбился.
— Ну и?..
— Ура!!! Я знал! — вскричал Шепли и так пнул свой стул, что он улетел в гостиную.
— Я… просто… Заткнись, Шеп, — сказал я, чувствуя, как губы сжимаются в нитку.
Направляясь в свою комнату, Шепли ткнул в меня пальцем:
— Ты признался! Трэвис Мэддокс влюблен! Я слышал это собственными ушами!
— Надень штаны, и поехали!
За дверью комнаты Шепа послышался смешок. Я стоял, глядя в пол. Оттого что я вслух сказал кому-то о своих чувствах, они как будто стали еще бесспорнее. И я не совсем понимал, как мне с ними быть.
Через пять минут, даже меньше, Шепли уже выводил свой «чарджер» с парковки, а я сидел с ним рядом и возился с приемником. Мой братец был в наилучшем расположении духа. Всех обгонял, снижая скорость, только чтобы не сбить кого-нибудь на переходе. С трудом найдя место на университетской стоянке, мы направились на английский. Это было единственное занятие, куда мы ходили вместе.
Уже несколько недель подряд мы сидели в последнем ряду, чтобы похотливым девицам было не так сподручно стайкой собираться вокруг меня.
Доктор Парк быстро вошла в аудиторию, сгрузив на стол большую сумку, портфель и чашку кофе.
— Прохладно! — сказала она, кутая свое маленькое тело в пиджак. — Все на месте?
Поднялся лес рук. Она не глядя кивнула:
— Прекрасно. У меня хорошая новость. Пишем тест!
Мы застонали, она улыбнулась:
— Рада, что вы по-прежнему меня любите. Берем ручки и листочки. Я не собираюсь сидеть тут с вами до вечера.
Все принялись рыться в рюкзаках. Я нацарапал на бумажке свою фамилию и улыбнулся в ответ на взволнованный шепот Шепли.
— Тест по английскому? Без предупреждения? Что за ерунда! — шипел он.
Задание оказалось элементарным. В конце лекции нас загрузили новой работой, которую нужно было сдать до выходных.
За несколько минут до звонка я заметил, что парень, сидевший передо мной, обернулся. Это был Леви: я знал его фамилию только потому, что доктор Парк несколько раз к нему обращалась. Он вечно зализывал назад жирные темные волосы, а лицо у него было все в оспинах. Леви не был членом «Сигмы Тау», не обедал в столовой, не играл в футбол и не ходил ни на какие вечеринки. В общем, кроме как на занятиях по английскому, мы нигде не пересекались.
Я поглядел на него и переключил внимание на доктора Парк: она как раз рассказывала интересную историю про своего друга-гея. Потом я опять случайно взглянул на Леви: он по-прежнему на меня пялился.
— Тебе чего? — не выдержал я.
— Слыхал про вечеринку у Брэзила. Неплохо сыграно!
— Ты это о чем?
Элизабет, девчонка, сидевшая справа от Леви, тоже обернулась, тряхнув светло-русыми волосами. Она встречалась с одним из моих «братишек». Ее глаза загорелись.
