Отвергнутый дар - Боумен Салли (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Он дошел почти до двери, когда она назвала его по имени. Она почти выкрикнула его, едва сознавая, что делает, и Эдуард резко обернулся к ней. Она увидела, что в его глаза возвращается надежда, хотя в них еще остались растерянность и гнев. Он подбежал к ней и схватил ее в объятия. Он прижимался губами к ее волосам, запрокидывал ее лицо и лихорадочно целовал глаза, губы, шею. Оба молчали, и поскольку Элен еще не приходилось переживать столь близкого соседства гнева и сексуальности, она была потрясена тем, что произошло потом.
Он захотел заняться с ней любовью, неловкими поспешными движениями снял ее платье. Он попытался было опустить ее на постель, но, когда она отшатнулась, стащил ее на пол рядом с собой. Обычно она в таких случаях тянулась к нему, в нетерпении помогала ему раздеться, и, когда на этот раз она этого не сделала, лицо его потемнело. Тогда он встал, не спуская с нее глаз, и начал раздеваться. Она смотрела, как он распускает галстук, как расстегивает ремень, было невозможно смотреть на это и не захотеть его, но теперь ее желание внезапным и странным образом рассердило ее, словно оно было ее слабостью.
Раздевшись, он встал на колени и приподнял ее на руках. Лицо его прижалось к ее шее, и, почувствовав на своем теле тепло его обнаженной кожи, Элен выгнулась назад со слабым вскриком. Тут же глаза его стали внимательными, он казался почти торжествующим, словно решил, что заставит ее показать то, о чем она не хочет говорить. И тогда он стал ее трогать в определенном месте и определенным образом, и оба они знали, как она отзывается на это прикосновение. Она и в самом деле отозвалась, но теперь какая-то часть ее души осталась запертой, загороженной слепым женским упрямством. Он принуждал ее, он использовал свои знания о ней, воспоминания о том, как они прежде занимались любовью, и на какой-то момент она почти возненавидела его за это. Тогда она резко вонзила ногти в его руку, брызнула кровь.
После этого была уже не любовь, а что-то вроде борьбы. Эдуард был ее врагом и любовником, он не отпрянул, а прижал ее своей тяжестью, и тогда она поняла, что сейчас, когда он боролся с ней, он странным образом стал ей ближе, чем когда-либо раньше, когда он был ласковым. Она сопротивлялась, радуясь внезапно нахлынувшему гневу, который развеял ее горе и отчаяние.
Все произошло очень быстро и очень просто. Эдуард хотел доказать ей нечто, а она была полна решимости не позволить ему этого. Однако он был сильнее ее, намного сильнее. Ему было нетрудно удержать ее и войти в нее. Он сделал сильное движение, и как раз тогда, когда темная, слепая часть ее сознания настроилась на то, чтобы лежать неподвижно и одержать над ним верх холодной безучастностью, он нежно повернул к себе ее лицо и заглянул в глаза.
Он словно застыл, и Элен увидела на его лице любовь и отчаяние. Соперничества больше не было, оно кончилось так же внезапно, как началось, – не было никакого состязания, думалось ей, кроме того, что разворачивалось в ее душе.
– О Эдуард, – с грустью сказала она и, взяв его руку, приложила к своим губам. На запястье, там, где она его поцарапала, была кровь. Она приложила губы к ранке, и, когда почувствовала острый железный вкус его крови, он начал двигаться, сначала нежно, а потом все сильнее.
– Нет, подожди, – сказала она тогда и слегка оттолкнула его. Он выскользнул из ее тела с мягким чмокающим звуком. Он отклонил спину, она опустила голову и взяла его в рот. Эдуард застонал и обхватил ее голову. Он был таким твердым и живым на ее губах, ей так нравится его вкус, подумала она во внезапном приливе бешеного и нежного счастья; ей нравится его вкус, это вкус любви, кислоты и соли.
Она нежно ласкала его губами, все глубже забирая в рот, и, чуя его дрожь, ощущала необычное чувство власти над ним, той же власти, которую он имел над ней, совсем такой же.
Сознание это наполнило ее великой нежностью. Когда он начал терять контроль над собой, она тоже задрожала. Он крепко обнимал ее, сжимая ей голову; она трогала его языком в одном особом месте, и когда он кончил, рука его сжала ее затылок, жизнь била ей в рот волна за волной.
Тогда она вскрикнула, и они на долгое время остались так, вцепившись друг в друга. Оба дрожали, тела были мокры от пота. Наконец Эдуард немного отстранился от нее.
– Ну, ты видишь? – сказал он тихо. – О Элен, ты видишь?
Она молча кивнула. Да, она видит, думала она. Видит, как сильно любит его она и как сильно любит он. И в гневе, и в нежности эта связанность всегда была между ними. Словно читая в ее душе, Эдуард поднял ее руку и взял в свои.
– Скажи мне одно из двух, – сказал он негромко. – Скажи «да» или «нет». Но что бы ты ни сказала, я принадлежу тебе, а ты мне. Мы и сейчас женаты, насколько это возможно на свете. Все остальное – просто ритуал. Элен… скажи мне, что ты веришь в это.
– Я верю в это…
– Тогда почему… почему до этого? Элен, почему ты тогда так отвернулась?
Она пришла в замешательство. Сейчас, когда она так любила его, у нее не было сил причинить ему новую боль. Она опустила голову.
– Не знаю. Я боялась, – сказала она наконец.
Это была попытка уклониться от ответа, и она ждала, что он это заметит и начнет расспрашивать ее, но этого не произошло.
Он издал вздох облегчения.
– Дорогая. Не бойся никогда. Особенно теперь. Чего нам теперь бояться? – Так он сказал и крепко обнял ее.
Позже, когда они уже были в постели и Эдуард заснул, Элен лежала в напряжении, без сна, и думала о своих страхах. Она точно осознала их природу. Подсчитала недели и месяцы этих страхов. Она говорила себе, что, может быть, все это не так, что она ошиблась.
В конце концов ей удалось уснуть, но, когда она пробудилась утром, страхи были тут как тут.
Она положила расслабленные руки на живот и попыталась отогнать их. Эдуард еще спал. Не находя покоя, она выскользнула из постели и пошла в ванную. Как только она встала на ноги, на нее накатила тошнота. Холодный пот на спине, ощущение невесомости. Она дрожа прислонилась к холодной мраморной ванне, и ее вырвало. Она увлажнила лицо водой, тошнота прошла.
Элен включила воду, потом выключила и снова отвернула кран. Она посмотрела на свое бледное лицо в зеркале и увидела утомление, тени под глазами. Ребенок Билли, сказал в ее голове слабый ровный голос, дитя Билли. Она поняла это сразу, когда взглянула на дату на своем письме к Касси. Теперь она была в этом уверена. Билли не умер, он продолжал жить в ней, он будет жить в своем ребенке. Вот каков был ее дар ему, когда они пошли купаться в день его смерти; вот причина ее снов и чувства вины. Она отвернулась от зеркала и посмотрела в спальню, где лежал все еще спавший Эдуард. Она должна бы радоваться, сказала она себе, ради Билли. Билли любил ее, Билли погиб, она должна Билли этого ребенка.
Элен подумала с унынием, что знает теперь, что ей надо делать. Ей вполне отчетливо виделся весь ход ее будущих поступков; некоторое время она стояла, поворачивая их и так и сяк в своем сознании, и на мгновение ей показалось, что все это довольно просто. Тогда она вернулась в спальню, посмотрела на лицо спящего Эдуарда и поняла, что все это отнюдь не просто.
Лицо Эдуарда было неподвижным, сосредоточенным. Как многие люди, когда они спят, Эдуард казался спокойным и незащищенным. Сердце ее сжалось от любви к нему, боль пронзила душу, и вся ее решимость мгновенно испарилась.
Она наклонилась и ласково прижалась губами к его лбу. Почувствовала на щеке его теплое дыхание. В конце концов, сказала она себе, она могла ошибиться, может быть, это все не так, могут быть иные объяснения, было бы глупо и жестоко предпринимать что-нибудь без полной уверенности…
Эдуард открыл глаза, и буря мыслей в ее мозгу сложилась в одну-единственную фразу.
Она подумала: наверно, да, но еще не сейчас…
Эдуард понимал, что что-то не в порядке, и это мучило его. Понимание было инстинктивным, и когда он пытался разобраться в происходящем с точки зрения разума и рассудка – когда это началось? как? почему? – то не находил ответа. Каждой частицей своего существа он ощущал некий сдвиг, некую неуловимую перемену. Иногда он думал, что может ее датировать – перемена началась тогда, когда он уехал в Париж, порой он бывал в этом уверен. Но в другое время и эта убежденность ускользала от него. Началось ли это тогда или он только тогда это заметил?
