Нежные годы в рассрочку - Богданова Анна Владимировна (книги бесплатно без txt) 📗
– Осипова попроси! – захохотал Жаклинский и бросил трубку.
– Во, падла! – прокомментировала Аврора вслух, но словам его по простоте душевной поверила и успокоилась.
Вскоре влюблённые помирились окончательно, и всё пошло, как прежде, – поле, голубятня, Птичий рынок, пока не произошёл один очень неприятный инцидент.
В начале мая влюблённые возвращались из голубятни. Было уже темно – Аврора зверски опаздывала.
– Мать меня убьёт!
– Да ничего она тебе не сделает! – легкомысленно воскликнул Костик, огляделся и вдруг сказал: – Слушай, Арка, я отойду по нужде – не могу больше терпеть! Подождёшь?
– Ладно, только давай быстрее! – нетерпеливо проговорила она и стала ждать его возвращения.
Жаклинский пропал из виду, будто испарился – она стояла одна в поле, в темноте, на ветру, и вдруг увидела огромное тёмное пятно, надвигающееся на неё. «Пятно» это кричало и хохотало. Вскоре она рассмотрела, что это группа подвыпивших ребят значительно старше её.
– Это кто тут стоит?
– Хорошенькая!
– Это чья такая?
– Одна!
– И без охраны! – кричали они, обступая Аврору плотным кольцом. Она не знала, что делать. Кричать? Что толку? Кто ей поможет? Костик? Он один, а их человек десять.
– А она и правда хорошенькая! – воскликнул один из парней, подойдя к ней вплотную. Он взял её за подбородок и стал рассматривать лицо так, как обычно рассматривают зубы лошади при покупке. Аврора отшатнулась и подумала, что вот теперь, именно теперь и пришёл её конец.
– Стой, Фикса! – Из толпы вышел парень в кепке. Он приблизился к Гавриловой, всмотрелся и приказал: – Валим отсюда!
– Ты чо, малохольный? Такую герлу упускать!
– Я сказал, мотаем отсюда! Это Генькина сеструха! Не бойся, девочка! Тебя Авророй звать? Как крейсер, да? – Он пытался развеять её страх.
– Жека?! Ты? – удивилась она – Женька Иванов был в своё время лучшим другом Кошелева и пару раз бывал у них дома.
– Ага. А я тебя по глазам узнал! – присвистнув, сказал Жека. Именно по глазам – печальным, магнетическим, необыкновенным – Аврору Владимировну будут узнавать и в пятьдесят лет даже самые мимолётные знакомые. – Не бойся! Иди домой, уже поздно!
– Спасибо! Спасибо, Жека!
– Как там Генька-то поживает?
– Хорошо. Он в метро работает, помощником машиниста!
– Привет ему передавай! Хороший был парень – жаль, скурвился! – И Жека плюнул сквозь зубы. – Ну, давай, давай, беги домой! – И разочарованная толпа быстро растворилась в майских сумерках.
Только они ушли, как перед Авророй вырос Костик.
– Ну, что, пошли? – как ни в чём не бывало спросил он.
– Идём.
Аврора ничего не стала рассказывать ему. Она была уверена, что Жаклинский не видел парней, что на самом деле покинул её на несколько минут по нужде, а когда вернулся, те уже ушли. Ей страшно повезло. Впервые в жизни Авроре помог брат, сам того не ведая. Но всё же глубоко в душе остался какой-то неприятный осадок. А что, если Костик видел надвигающуюся толпу, испугался и под выдуманным предлогом оставил её одну? Потом выждал время и появился только тогда, когда опасность миновала? Омерзительное чувство зародилось в Аврориной душе, похожее на горькое послевкусие от едкого, ядрёного, вызывающего слёзы лука.
* * *
За две недели до выпускных экзаменов заболел преподаватель истории, и десятый «Б» радовался (буквально стоял на ушах) в сладостном предвкушении похода в кино вместо занудной контрольной по знаменательным датам. Но именно для таких случаев директор школы Пётр Петрович Лапиков два года тому назад снёс стену, разделяющую аудитории № 25 и № 26, тем самым объединив их в одну просторную, способную вместить два класса.
– Кина не будет! – заорала влетевшая в класс Шуркина. – Клара Степановна велела всем идти в двадцать пятую аудиторию!
– Это с какой стати?!
– Вот ещё!
– Если историк заболел, мы свободны!
– Никуда мы не пойдём! – возмущался десятый «Б».
– Степанида будет вести объединённый с десятым «В» урок литературы. А у тех, кто прогуляет, она родителей вызовет! – предупредила Лида, и десятый «Б», грустный и подавленный, потащился на урок литературы.
– Гаврилова! Куда ты понеслась-то? Ещё десять минут до начала урока! Пошли в столовку! Я пирожное хочу! – заявила Ирка.
– Не пойду я никуда! Мне надо настроиться!
– Как это?
– Сейчас Степанида только рот раскроет, и у меня голова на части развалится! Мне надо подготовиться морально! – гнула своё Аврора. Действительно, у преподавательницы русского языка и литературы был невыносимый тембр – на два тона выше нормального женского голоса. Литераторша громко и пронзительно пищала, подобно скрипу несмазанной двери.
– Ну вот. Стой, слушай, наслаждайся! – И Ненашева вызывающе кивнула в сторону Клары Степановны. Та в строгом коричневом платье стояла у двери двадцать пятой аудитории и разговаривала с математичкой, никого не пуская в класс, пронзительно выкрикивая время от времени:
– Идите, идите! Там Метёлкин дежурит! Вот звонок прозвенит, и войдёте в чистый класс!
Наконец сигнал к началу урока был дан. Клара Степановна повернулась... И тут математичка, в ужасе схватившись за голову, воскликнула:
– Кларочка! Да у тебя весь зад грязный! В чём это? Где это ты? – Кларочка, пытаясь рассмотреть свой зад, изогнулась дугой, цепляясь кряжистой рукой за платье, до неприличия задирая юбку. – Как будто оплевал кто!
– Что же делать?
– Урок проведёшь, на перемене попробуем застирать. Ну, давай. Да постарайся не поворачиваться к этим олухам спиной.
Клара Степановна влетела в класс, плюхнулась на стул и неожиданно для себя занятие двух десятых классов начала с визгливого вопроса:
– Кто? Кто, я вас спрашиваю, черти косматые? Кто плевал в замочную скважину?! – пищала она неистово.
Два класса, подавляя в себе истерический хохот, молчали – так, что даже жужжание случайно влетевшей навозной мухи, переливающейся всеми цветами радуги с преобладающим ядовито-зелёночным, было отчётливо слышно.
– Я ещё раз повторяю свой вопрос! Кто плевал в замочную скважину?! – В ответ опять гробовая тишина. – Метёлкин!
– Что Метёлкин? – отозвался длинный парнишка с наглой, лукавой физиономией и торчащими, как ручки у кастрюли, ушами. – Как чуть чего – сразу Метёлкин! Откуда я знаю, кто плевал в замочную скважину?!
– Ты плевал! – пропищала Клара Степановна. – Больше некому!
– Да я дежурил! – убедительно врал Юрик, распахнув наивные глаза свои. – Доску мыл!
– Вот именно! Ты один был в классе и только ты мог исплевать мне всю... – тут литераторша чуть было не употребила совсем нелитературное слово, но вовремя одумалась и выпалила: – Всё моё платье!
– Но это несправедливо! Вам это могли сделать где угодно! – уверенно держался Метёлкин, чувствуя, что совершил оплошность, просчитался. Он, вымыв доску, подошёл к двери, хотел выйти, но тут его внимание привлекла огромная, развороченная замочная скважина. Он посмотрел в неё и увидел стоящую спиной к двери одну из одноклассниц – кто ж ещё может расхаживать по школе в коричневом форменном платье? И давай харкать – увлечённо, самоотверженно, с азартом.
– Признайся! Ведь это ты, Метёлкин! Ты испортил мне платье! – допытывалась Клара Степановна, усомнившись в своей догадке.
– Нет! Вот честное слово! Не я! – очень убедительно проговорил Юрик.
– Ну хорошо. Тогда скажи мне, Метёлкин, что ты делал у себя в комнате в полпервого ночи? Ребята! Иду вчера мимо Юриного дома, поднимаю голову, а в его комнате свет горит! И это в половине первого ночи! Ты почему не спишь в такой поздний час? Что ты делал? А, Метёлкин?
– А что вы, Клара Степанна, делали вчера ночью на улице, возле моего дома в полпервого ночи? – нахально спросил Юра.
– Так! Метёлкин! К доске! Живо! – Ей ничего иного не оставалось, как отомстить охальнику именно таким способом. – Ребята! Повторим материал перед экзаменом! А Метёлкин расскажет нам о мирной линии в романе Толстого «Война и мир», о чувствах и любви персонажей. Живо, живо! – Клара Степановна прекрасно знала, что мальчишки пролистывают, оставляя без внимания, «мир» в романе и с упоением читают о «войне». Однако Юрик не читал ни того ни другого. Он вышел к доске, потоптался и, почесав затылок, торжественно начал:
