За зеркалами (СИ) - Орлова Вероника (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
И я знала причину возникновения этого тумана. Как знала причину появления этой неприятной пульсации в мозгу. Она лежала на моём столе. Газета, на первый взгляд ничем не примечательная. Обнаружив её в своём кабинете, даже не придала этому значения Голову только посетила мысль, кто мог проникнуть сюда так рано, ведь я уходила смой последней, а утром пришла в отделение одной из первых. Приготовила себе кофе и села на стул, думая о том, что, наверное, сама принесла её на работу, потому что газета была старая, почти недельной давности. Возможно, захваченная своими мыслями, сама не заметила, как кинула её на стол, возможно, кто-то отвлёк в этот момент. Да я уже и не помнила. Только то, что вроде бы вчера ещё на моём столе её не было. Наверняка, лежала где-то в ящике, и я второпях могла не заметить, как вынула её оттуда. Автоматически открыла первую страницу, краем сознания отметив, что да, журналисты держат свое слово...или, если быть более точными, боятся санкций за любую публикацию о нашем маньяке. И тут же застыла, почувствовав, как горло обхватила обжигающе горячая ладонь. Перед глазами буквы пляшут, расплываются и снова стекаются воедино, а огненные пальцы всё крепче сжимаются на шее, не позволяя сделать и вдоха, впиваются безжалостно, прожигая кожу, вдираясь языками пламени в гортань, огонь печёт глаза, вызывая желание зажмуриться и никогда больше не открывать их.
«Не думай, что заставила молчать обо мне. Совсем скоро ты будешь обо мне кричать. Совсем скоро!»
Вырезанные из той же газеты, листы которой зияли крошечными пустотами, буквы, аккуратные склеенные прямо над заголовком последней отпечатанной статьи о маньяке.
Живописец вышел со мной на связь.
***
Нам удалось добиться запрета публиковать в газетах любую информацию о Живописце. Специальные люди отслеживали, чтобы приёмные родители и другие родственники и знакомые семей пострадавших не давали интервью. Молчание Абсолютное молчание. Словно не было серии жестоких убийств. Словно не лежали сейчас маленькие дети в земле, укрытые холмиками, как безмолвный укор моей работе. Затишье, которое должно было заставить нервничать Живописца, заставить его ошибиться...точнее, пойти на новое преступление. Господи...стоило подумать об этом, как надвигалось ощущение беды. Когда смотришь издалека на небольшую покосившуюся воронку, тянущуюся от земли к самому небу или же, наоборот, опустившуюся с неба на землю, чтобы снести всё, что на ней стоит. Смерч. Я подсознательно ждала, когда он обрушится, закрутив в своём вихре весь город, ведь жертвой мог оказаться любой...и меня, потому что каждая новая смерть - это вызов непосредственно мне. И нет, бушующий смерч выглядит захватывающе и красиво только на картинах или в книгах. Писателям и художникам удаётся описать его так, что замирает душа и хочется, да, порой очень хочется окунуться в эту безбашенную, неуправляемую стихию, преклониться перед её беспощадной и неоспоримой красотой. Я видела своими глазами смерч и я видела шторм. Это не красиво. Это не захватывающе. Это жестокая стихия, с которой невозможно справиться и остаётся только молиться, чтобы она не заглотила в свою бездонную пасть и тебя. Это разрушенные города и вырванные с корнями деревья. Это оторванные конечности, летящие в воздухе и затем резко падающие вниз, разорванные, растерзанные самой природой человеческие тела. Словно дань, которую было принято платить человечеству, и которую оно задержало. И сейчас я именно с таким ощущением и ждала следующего шага мрази, возомнившей себя богом и нагло забиравшей то, что считало по праву своим.
С этим ощущением и со свёрнутым листом газеты в кармане пальто. Поиски того, кто мог пронести газету в мой кабинет, окончились ничем. Ключ от него был только у меня, а дубликат - у дежурного, у которого он, как выяснилось, не пропадал. И непрошенным воспоминанием другая записка на моём столе. От другого мужчины...да, пока что я успешно подавляла внутренний голос, омерзительно тихо шептавший, что, возможно, и не от другого.
***
Я отправилась в катакомбы в тот же день, как получила весточку от убийцы. Отправилась, несмотря на то, что сама себя удерживала все эти дни от встречи с ним, несмотря на то, что сама же похоронила собственное принятое решение поехать в его "владения" сразу после...после того дня. Нет. Это не страх. Это нечто непонятное. Нечто странное, не позволившее встретиться с тем, чьё присутствие вводило в смятение и не позволяло размышлять рационально. С тем, чьё присутствие почему-то становилось странно необходимым. Чушь полная...но эта чушь происходила со мной, словно непонятный, немой фильм, дешевая комедия, в которой действия героев при монтаже забыли объяснить написанными фразами. И нет, я никогда не мечтала стать актрисой и играть какую бы то ни было роль по чужому сценарию. Мне были нужны ответы на вопросы, и я более чем была уверена - Дарк знает их, вот только не стремится и меня вводить в курс дела.
Пока ехала в такси, думала о том, что самое мерзкое ощущение, которое может испытывать человек - это ощущение бессилия. Тем более, когда ты понимаешь, что должен сделать на порядок больше других. Быть быстрее кого-то, быть расчётливее и прозорливее остальных. И дело далеко не в амбициях, не в карьерном росте. Нет. Это бессилие от понимания, что ты уступаешь там, где должна брать не просто первое место, а гран-при. Потому что только от тебя зависит, продолжится ли та адская мясорубка, в которую один человек...нет, психопат, и я не могла называть этого нелюдя по-другому, насильно втягивает других людей. Детей! И понимание, что ничего...ни черта ты не можешь пока сделать. Только продолжать бесконечные опросы родственников убитых, поиски возможных свидетелей, ни один из которых не горит желанием помочь следствию. Искать улики, снова и снова возвращаясь на места убийств в поисках упущенных, незамеченных деталей и уходить оттуда с полным опустошением и пониманием, что потерян ещё один важный день. И я уже устала задавать себе вопрос: это аномалия конкретно этого города, его жителей, сторонящихся представителей власти, или это просто их абсолютное неверие в следствие? В то, что нам удастся поймать ублюдка?
Рука невольно нырнула в карман пальто и коснулась бумаги...странно, она казалась такой холодной на ощупь. Словно в моей ладони лежал кусок льда. Он холодил пальцы, заставляя их неметь, замораживая нервные окончания. На мгновение померещилось, что я каждую букву подушечками пальцев ощущаю, несмотря на то, что листок был сложен пополам надписью внутрь. Сколько времени я смотрела на него, не отрываясь, заворожённая коротким текстом, между слов которого было огромное послание, и в то же время оглушённая наглостью этого негодяя, решившего немного выйти из тени. Всё же прав был Дарк, как оказалось. Пусть и спровоцированное властями забвение заставило занервничать убийцу.
Медленно выдохнула, стиснув листочек в ладони. При мысли о Натане по позвоночнику словно тепло разливаться начинает, и я намеренно перевожу взгляд на окно, на чёрную землю, кое-где покрытую тающим снегом. Мне нужно отвлечься, нужно воспринимать его, в первую очередь, как источник информации, как чужого, почти незнакомого мне мужчину, как подозреваемого, в конце концов...какой бы протест ни поднимался внутри от этого предположения. Мне нужно...нужно, чёрт его побери, научиться думать о нём хладнокровно и отстранённо, а не сходить с ума от реакции собственного тела на него, не стискивать дрожащие только от воспоминаний о его прикосновениях пальцы до боли, так, чтобы эта боль вытесняла из себя всё мысли о нём.
Снег не успевает опуститься на тёмное полотно, как тут же исчезает мелкими прозрачными каплями. Вспомнилось, как однажды отец рассмеялся на моё недовольное замечание, что лучше бы не было ни весны, ни осени. Чтобы половину года стояла зима, а вторую - лето. Зато никакой грязи, никаких луж и непонятной погоды с нещадными ударами ветра, бросающими в лицо противные капли холодного дождя. Как в старом фильме увидела, как я сердито сдёрнула с шеи ярко-розовый вязаный шарфик с красивыми белыми бантиками по краям и бросила его прямо в грязь, в которую и втоптала с огромным удовольствием. Я ненавидела шарфы, а этот ещё и был выбран моей матерью. Тогда отец опустился передо мной на корточки и, усмехнувшись, сказал, что в жизни не бывает только хорошо. Что в жизни за каждое «хорошо» нужно расплачиваться. Временем, опытом, чувствами, деньгами, отношениями, дружбой или враждой. Каждое «хорошо» - это всего лишь результат работы самого человека.
