Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Богатырева Татьяна (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Слово Никеля, – он аккуратно поцеловал меня в висок. – Кстати, у меня есть для тебя подарок. И просьба.
– Подарок? Чудится мне в этом слове… – я залилась жаром, слишком яркие были воспоминания о Гранд Опера.
– Другой подарок, – он бессовестно смеялся над моим смущением. – Тебе чертовски идет румянец, ты знаешь?
Кажется, я покраснела еще сильнее. И фыркнула. Потому что нечего! У нас пресс-конференция на носу, а он тут… он тут… смущает меня!
– Вы коварный негодяй, милорд, – заявила я.
Кей очень, очень покаянно вздохнул. И, склонившись ко мне, шепнул:
– Ужасно коварный. Не желаете ли шампанского, моя леди?
Я невольно рассмеялась. Кей – чудо. Рядом с ним я, кажется, даже журналистов уже не боюсь.
Вот так, держась за руки, мы и вышли в фойе. У дверей нас, на удивление, никто не подкарауливал. В боковой галерее вообще практически никого не было, случайно заблудившаяся пожилая пара не в счет. Правда, у милейшей дамы с голубыми волосами в руках обнаружилась моя книга, а в глазах – твердая решимость добыть автограф.
Что ж, почему бы и нет?
«Натали на добрую память. Нью-Йорк, третье августа две тысячи … года. С любовью, Тай Роу».
Дама и ее импозантный спутник рассыпались в благодарностях и комплиментах, тут же поблизости оказалось еще несколько человек – им тоже пришлось подписать книги. Наверное, если бы не ассистенты Фила, мы бы застряли, не дойдя до фойе, минимум на час. Однако они перегородили галерею, вежливо отправляя заметивших кипеш обратно к банкетным столам и обещая, что раздача автографов непременно будет, только чуть позже. Писатель – тоже человек и нуждается в минутке отдыха перед пресс-конференцией.
Может быть и нуждается, но мне такой роскоши не обломилось. Нас с Кеем провели сквозь толпу к столам в торце, где уже ждали знакомые лица – я опознала театрального обозревателя из Таймс, двух членов комиссии «Тони», еще несколько театральных критиков и артистов. Там же тусили Том, Синди, Мартин… Бонни Джеральд…
Глупое сердце заколотилось: ну же, посмотри на меня, скажи, что на сцене мне все померещилось!..
Он обернулся, кинул на меня единственный равнодушный взгляд и переключился на Кея. Вот его он определенно был рад видеть. А меня – нет. Меня он предпочел не заметить.
Что ж. Я тоже не буду бросаться вам на шею, мистер Джеральд. И плакать не буду. Обойдетесь. Сегодня – мой звездный час, и вы мне его не испортите, мистер козлогений.
По счастью, хоть Сирены не было, а то от концентрации яда меня бы стошнило. Пока Кей обнимался с Томом и Джерри, я успела выпить минералки и даже съесть немножко какой-то еды. Честно, я даже вкуса не почувствовала, адреналин мешал. И не поняла толком, о чем меня спросила похожая на гончую дама-обозреватель.
– Том и Джерри сегодня превзошли себя, – ответила я дежурным восторгом.
Надеюсь, она не посчитала меня тупой хамкой, не желающей отвечать по делу. Очень надеюсь. Она явно собиралась спросить о чем-то еще (неужели я случайно ответила на заданный вопрос?), но вокруг нас уже начали собираться журналисты рангом пониже и дымом пожиже. Видимо, канапе с севрюгой не утолили их аппетит. Дама-обозреватель ободряюще похлопала меня по руке и пообещала, что мы поговорим позже, в более спокойной обстановке. К примеру, завтра за обедом?
Конечно же, я согласилась. С восторгом. И на обед, и на интервью – если, конечно, Фил не будет против. Вы же понимаете, Филу виднее, кому и когда мне давать интервью. Но наверняка Фил будет только рад!
Наше милое обсуждение Фила слушало уже человек пять. С несколько разочарованными лицами, ибо ничего скандального при всем желании было не отжать.
Их утешил Фил. Позвонив в колокольчик, попросил немного тишины. Откуда перед ним возник микрофон на стойке, даже думать не хочу. Будем считать волшебством.
– Перед тем, как мы начнем пресс-конференцию, лорд Говард хотел бы кое-что сказать.
Имя «Говард» произвело разительное впечатление. Почти как «мистер президент». Хотя почему почти? В богемной среде его уважали куда больше. Президент – где-то там, далеко, а лорд Говард рядом и может дать бабла. Даже если лорд Говард просто обратит внимание и похвалит, то наверняка бабла даст кто-то еще, ведь лорд Говард абы что не хвалит… В общем, я внезапно словно оказалась в прошлом. Недалеком. Не слишком счастливом. Но привычном и понятном.
Сейчас лорд Спонсор скажет речь об искусстве, он всегда говорит речи об искусстве. Прекрасные, лаконичные (и тем особенно прекрасные) речи. Надо же, могла ли я подумать всего год назад, что сам лорд Говард будет моим меценатом? Лучше того – просто моим.
Наверное, я смотрела на него идиотскими влюбленными глазами. Да хоть сто раз идиотскими! Кей прекрасен. Весь, от консервативно поблескивающих туфель до аристократической белобрысой макушки. Прекрасен и идеален. Почти как Конан с клубничкой.
Пока в моей голове кружились идиотские влюбленные мысли, он подошел к микрофону, обратился к дорогим гостям мероприятия…
– …сегодня я не буду говорить о моих гениальных друзьях Томе Хъеденберге и Бонни Джеральде. Вы видели спектакль, и этого более чем достаточно. Сегодня я хочу сказать несколько слов о самой прекрасной девушке на свете. Талант, очаровавший меня с первой строчки…
Я замерла, не веря своим ушам. Ведь он говорит обо мне, правда же? Ведь это – моя рождественская сказка? Лорд Ирвин Говард признается мне в любви перед толпой журналистов, перед телевизионными камерами. Смотрит на меня. Улыбается. Протягивает руку.
Те, кто оказался между нами, расступаются, давая мне дорогу, и я иду, словно во сне. К Кею. К лучшему мужчине на свете. И понимаю, что я точно сплю, когда он опускается на одно колено и протягивает мне кольцо.
– Окажите честь стать моей женой, прекрасная Роза.
Я сплю. Я совершенно точно сплю. И я досмотрю этот чудесный сон до конца.
– Ирвин… – моя улыбка становится окончательно и бесповоротно идиотской. – Да, я…
Мой голос срывается на шепот, ужасно громкий в наступившей тишине.
– Я знаю. Я люблю тебя, – он говорит тихо, но его слышат все. И миллионы телезрителей тоже, завтра. Телезрительницы стопудово будут рыдать от умиления и подсчитывать стоимость моего свадебного платья.
Боже. Какая чушь лезет в голову! Ужасная чушь…
А взгляд сам собой находит Бонни Джеральда. И когда Кей надевает мне на палец кольцо, я вижу сжатые губы, трепещущие крылья носа и пламя, готовое сжечь меня на месте.
Ненависть.
Ненависть? Нет. Мне показалось.
Я смаргиваю наваждение и смотрю только на Кея. И кольцо на своей руке.
Кольцо. Чистейший голубоватый бриллиант в тонкой платиновой оправе, по обе стороны от него два камня поменьше (сапфиры?), почти черные. Один на просвет синий, а второй – красный. Я знаю это совершенно точно, хоть и не смотрела кольцо на свет. Сейчас не смотрела. Но разве я могу не узнать кольцо, которое вернула Бонни Джеральду, которое мечтала получить от него в «Зажигалке»?
Господи, Кей, что же ты делаешь… зачем… теперь я понимаю, почему кольцо именно такое – и что означают эти два сапфира по обе стороны от бриллианта. Два мужчины, которые могли бы быть моими. Оба. Но не будут.
Мне хочется содрать это кольцо с руки, швырнуть его в Бонни – и чтобы в полете оно превратилось в кирпич, в стокилограммовую гирю, в астероид!.. Я ненавижу вас обоих, вы, с вашими играми! Что вы делаете со мной? За что?..
Но вместо этого я улыбаюсь и делаю крохотный шаг навстречу Кею. Позволяю поцеловать себя. И наслаждаюсь громом аплодисментов – и чужой болью. Я знаю, чувствую, вижу – Бонни Джеральду больно. Он сейчас тоже ненавидит и меня, и Кея. Да, Бонни. Тебя тоже предали. Хотя ведь ты сам отдал Кею это кольцо, не так ли? Иначе откуда бы оно взялось.
Пусть тебе будет больно. Так же, как мне. В самый, черт тебя дери, счастливый день моей жизни пусть тебе будет так же больно, как мне! И ты можешь сколько угодно делать вид, что тебе все равно. Что ты рад за друга. Меня ты не обманешь, я слишком хорошо тебя знаю.
