Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга (электронные книги без регистрации txt) 📗
— Валера, скажи честно, это и был твой план? Сделать мою жизнь с матерью невыносимой?
—Ты мне льстишь, Скворцова. Я слишком тупой, чтобы строить какие-то планы в отношении женщин. Действую, как бог на душу положит. Может, у него какие-то на тебя планы. Я пока не в курсе… Хотя курс меняю. Секунду…
В трубке наступила тишина — секунд на двадцать. Потом голос Терёхина вернулся — в серьезное состояние.
— Я развернул такси. Буду у тебя, говорят, минут через… Нет, через час. Мне тут надо завернуть еще кой-куда. Не за цветами, не пугайся. Так что бери походный рюкзак, ключи от Хайлендера и спускайся в девять десять.
На секунду меня охватила немота. Нет, пока он говорил, мне уже поплохело, но я тогда еще могла дышать, а сейчас уже судорожно открывала рот — беззвучно.
— Ты сдурел? — сумела я наконец не только выдать в ответ, но еще и избавиться от матерного эквивалента, который сюда ох как просился.
— Скворцова, не испытывай мое терпение. Не спустишься, поднимусь сам. И будет еще хуже, чем сейчас. Возьми, во что завтра переодеться, и куртку потеплее. Уложу тебя спать во дворе, если нас на порог не пустят.
И он сбросил звонок. Но сбросить оцепенение от его звонка не получилось даже через пять минут.
Глава 33 "Испанский стыд"
Через десять минут я все же начала двигаться и довольно быстро. Для начала действительно достала из шкафа чистые джинсы, футболку и сменное белье — без кружева. За зубной щеткой нужно идти в ванную, а в ванной нужно сходить в душ. А для душа надо тоже взять чистую одежду и… Свитер, чтобы не трясло. Он хлопковый: в нем ни холодно, ни жарко. Как и мне должно быть от приглашения Терёхина. Отчего тогда уши пылают, точно мне загодя отдергали их тридцать раз?
Да, уши мне сейчас мама надерет. Но только после душа. Правда сначала нужно вытолкать оттуда сестренку с феном.
— Ты чего не с пижамой? — удивилась та.
— Ухожу я от вас, злые вы…
— Аль, я серьезно!
— Так и я серьезно. У меня вынужденное свидание.
— Какое? Ты же спать собиралась… — хлопала сестренка большими глазами.
— А я от своих планов и не отказываюсь. Я только локацию меняю. С вами мне все равно не уснуть будет. Приду утром, так что можете на засов запереться.
— Ты серьезно сейчас?
— Вероника, уйди уже наконец! Не лето, чтобы прямо из душа на улицу прыгать. И достань мне какой-нибудь из своих старых рюкзаков.
Через десять минут я вывалилась в коридор с зубной щеткой, дезиком и испариной на лбу — не от душа, а от мыслей, что я делаю сейчас несусветную глупость.
— Аля, что ты затеяла?!
Мать преградила мне дорогу, но у меня от страха перед встречей с Терёхиным сжался не только желудок, и я спокойно протиснулась по стеночке в комнату, чтобы бросить все в школьный рюкзак, который Вероника заботливо положила возле моей сменки.
— Аля!
Я обернулась, застегивая на весу молнию.
— Мама, я завтра вернусь. Не рано. Так что увидимся вечером, после работы. Тогда ты точно успокоишься, и я смогу жить дальше. А не успокоишься, мне придется свалить навсегда.
— Он за тобой приедет?
— Я — за ним. У нас машина одна на двоих нынче.
— Аля, не надо за ним ехать. Аля, успокойся! Так нельзя…
— Мама, а как можно? Мне тридцать лет. Я могу сама решать, с какими мужчинами встречаться и какие подарки принимать. Испанский стыд на то и испанский, чтобы в России его не испытывать. Успокойся, мам! Ты никогда не думала, что твои подружки и наши соседи мне просто завидуют? Не думала? А вот подумай и успокойся. Коньячка выпей. Отпустит.
— Я тебя не отпускаю!
И она действительно встала в дверях.
— Рискуешь познакомиться с моим хахалем лично. Он сказал, что поднимется, если я не спущусь.
— Ты же едешь за ним…
Черт, сболтнула лишнего. И без коньяка.
— Он на такси приедет, и мы поедем куда-нибудь… Ночь длинная.
— Не езжай к нему домой… — выдала она мне шепотом, будто ей самой стало страшно от собственной глупости.
— Мам! Мы взрослые люди, мне тридцать, ему — сорок. Мы, наверное, без твоих советов решим, что нам делать. Для этого, кстати, домой ехать совсем не обязательно. Мама, дай мне пройти!
Я прошла, к кладовке, стащила с крючка куртку, вытащила из-под вешалки кроссовки. На мне штаны из мягкого вельвета — в них спать удобнее: цвет в цвет с Баронессой буду. Да что ж меня так трясет? Футболка уже вся мокрая, а это ж только начало… Чего только, не понятно.
Вероника подняла брошенный на пол рюкзак, пока я перекидывала через голову сумку — нет времени перекладывать вещи, в спешке обязательно что-нибудь забуду. Ключи от дома, например, в который мне все же хочется вернуться.
— Аля, удачи! — шепнула Вероника и хотела подмигнуть, наверное, но в итоге зажмурилась.
Я перекинула рюкзак через плечо.
— Буду не раньше полудня. Завтрак для меня не оставляйте.
И хлопнула дверью. У меня еще минут двадцать в запасе, но их я лучше проведу в машине, чем в прихожей. Для нервов спокойнее. И белые ночи за тонированными стеклами не так страшны. Особенно, когда говоришь по телефону. Не с Валерой. С Игорем, которого у меня получилось послать на нужные три буквы.
— Да, гитара в полном порядке…
И я не врала — заставила себя взять ее в руки. Думала, гитара поможет мне взять в руки себя самою. Но это было еще до приходы мамы, до разговора с Терёхиным — в прошлой жизни, короче.
— Извини, я не сдержалась. Но давай я тебе хотя бы часть денег переведу, если ты стремишься помочь мне разнесчастной… Давай, а? Жить дружно?
— Может, натурой отдашь?
— У меня «зюб», забыл? До июля ни-ни…
— У тебя все нормально с зубом. И с голосом. У тебя с мозгами не того немного. Или много — давно не виделись. Ну, натурой? Совсем маленьких возьмешь? Двухлеток… Это капец для меня, а ты сможешь. Я знаю, что тебя дети любят…
— Все потому что я их не люблю. Чем меньше женщину мы больше… Когда надо?
— На будущей неделе. Двухлеток. С зайцами и морковкой…
— Ну ты пошляк… Ты там только скажи воспиталкам своим, чтобы не лезли ко мне со своим умным мнением. Детки их умнее. Они не в них, они в дураков-родителей. Игорь, ну блин… Когда-нибудь я научусь говорить тебе «нет».
— Не получится. Я просто подготавливаю почву, чтобы ты кому-нибудь сказала да про собственного ребенка.
— Не дождешься…
— Может, и не дождусь… Но ты у нас девушка непредсказуемая. Может, и уговорю…
Пауза. Ждёт, когда пошлю? Не дождётся!
— Короче, в четверг — три группы малышей. Начиная с десяти утра. Полчаса с пятнадцатиминутным перерывом. До двенадцати надо управиться, потом они спать…
— Не грузи меня, ладно? Я никогда не опаздываю на работу и не задерживаюсь на ней. Это работа и только. Не надо включать со мной режим «хромой собачки». Мне этих детей очень жалко, но я не собираюсь ради кармы выходить из зоны комфорта. Ничего личного, ясно? Я не ты, я не святая.
— Аль, твои подколы раздражают, понимаешь?
— Ты не думал, что навязывая людям свое мировоззрение, ты их тоже раздражаешь? Я не могу решить проблему этих детей даже сказкой. И все же даю этому миру достаточно. Жертвенность — это не обязательное качество хорошего человека. Я вот честно общаюсь с тобой только из-за того, что знаю тебя с детства. Тогда ты ещё не был таким упёртым в спасении чужих детей.
— Просто надо понять, что если не ты, то кто…
— Конь в пальто! Отстань, ладно? Иначе я не приду. У меня нет потребности кого-то спасать.
Мне бы себя уберечь от неправильных решений.
Я бросила телефон на соседнее сидение и уставилась на серые кирпичи трансформаторной будки, в которую упирался носом мой — да, по доверенности уже мой — Хайлендер. Как пробить стену непонимания головой, я не знала, но билась с завидным упорством. Зачем? А затем, что детскими болезнями нужно переболеть в детстве — тогда и не нужно в тридцать бежать в ночь, роняя тапки, непонятно с кем… С кем, понятно, но зачем — непонятно точно!
