Настя как ненастье (СИ) - Горышина Ольга (прочитать книгу TXT) 📗
Иннокентий смотрел прямо в глаза дяди и молчал.
— Сколько тебе денег надо?
— Нисколько, — ответил Иннокентий быстро. — У меня хватит своих.
Даже через два часа Иннокентий вышел из кабинета на негнущихся ногах. К счастью, Валерии на месте не оказалось — не пришлось ничего объяснять. Все знали — кроме него. Почему его не поставили в известность? Видимо, обе боялись, что он от них отвернется. Что за глупость: одна мать, а другая сестра — были и будут. Хорошего ж они о нем мнения! Зато ясно, почему мать не может даже рубля попросить у брата мужа. Тот не верит в ее бескорыстие. И что? А кто в отношениях бескорыстен? Любовь — она ведь тоже дорогого стоит, так почему же ее надо получать бесплатно? Но чтобы дядя ни говорил, а лично ему дома у родителей было хорошо, и мать у отца точно всегда была на первом месте. Позвонить ей?
Иннокентий даже телефон достал, но потом сунул обратно в карман. Нет, ей достаточно страхов. Пусть и дальше думает, что он ничего не знает.
А он не знает. Не знает, где тут Сбербанк. Спроси гугл. Спроси гугл… Красивый мальчик умеет вести переговоры. У красивого мальчика пусть грязный, но дорогой костюм. У красивого мальчика руководящая должность, пусть только на бумаге. Но вот на карте у него теперь реальные деньги. До зарплаты. Не хочет давать аванс — не надо. Отработает. За красивые глаза его и держат.
— Настя, у вас там есть какое-нибудь кафе рядом? — спросил он в телефон.
— Я же с собакой…
— Так на улице посидим. Я, как черт, голодный. Я ж даже медовик не доел.
Короткая пауза. Едва слышный вздох.
— Приходи на ужин.
Он замер. Закусил язык, чтобы не согласиться. Нет, он не готов к встречи с ее матерью. У него пятно на пиджаке!
— Давай все же в кафе. Если нет ничего, я куплю сэндвичи по дороге. Но я есть один не хочу.
— Купи сэндвичи. А Лида позвонила?
Иннокентий даже остановился, и об него чуть не споткнулись идущие следом люди.
— Не знаю. Может, звонок пропустил. Спасибо, что напомнила. Я сейчас позвоню ей и перезвоню тебе.
Лида не звонила. Прислала ему сообщение. Завтра с утра. Он тоже не стал звонить. Послал свое согласие эсэмэской. А Насте позвонил.
— Договаривайся с братом на пятницу. Боюсь что-то планировать на завтра. А сегодня все в силе. В восемь у подъезда. Эйты не корми. Я на нее тоже возьму. Где побольше мяса. А мышам сыр, — он улыбнулся, но ему не понравилась тишина в трубке. — Или с пастрами хочешь? Ты острое ешь? Ну ответь уже. Я же вкусов Насти не знаю, только мышки.
— Купи, что хочешь. Я всеядная.
— Ну прямо как я… Настя, оденься теплее. Тут что-то холодает.
— А ты на улице?
— А ты не слышишь? Особо не наряжайся. Я, как французский клошар буду, в грязном пиджаке и рваном плаще…
Она уже совсем не по делу молчала. Обиделась или не обиделась, решит уже при встрече. А сейчас надо идти кредит отрабатывать, а то дела семейные перекрыли все рабочие.
— До вечера, Настюш.
— Пока, — просто и тихо ответила она.
И Иннокентий сунул телефон в карман. Повел шеей — она слишком сильно скрипнула. От сидячего образа жизни все проблемы. Но побегает за девчонкой с собакой — сразу вылечится.
9 "Машина лишь средство передвижения"
Настя показалась Иннокентию непростительно грустной — и ему хотелось думать, что не его в том вина. Но здравый смысл подсказывал, что виноват он и никто другой. Под грузом вины Иннокентий даже ссутулился и потом еле выпрямился, чтобы закрыть багажник, после того, как убрал в него автокресло.
— Может, все же собаку в багажник? — предложила Настя.
— Там нет ремней безопасности. Пристегнуть нечем, чтобы в салон не прыгнула, — улыбнулся он криво. — Да не думай ты о машине! Это всего лишь кусок железа, пластика и кожзаменителя.
— Но машина не твоя…
Настя смотрела на него с недоверием — все-то в нем проверяет, каждое слово.
— И что? Ей уже три года. И дядя на такой ездить все равно не будет.
— Значит, она твоя…
— Настя, ну что ты заладила! Мне на жигуль пересесть, чтобы тебе легче стало?
Иннокентий раздраженно повысил голос. Настя поджала губы. Господи, ну когда же она подле него хоть чуть-чуть расслабится?!
— Слушай, пятачок, ну не молчи, — он пытался улыбнуться. Вышло снова криво. — А то всякую херню про меня думаешь… Даже мама тебя со мной отпустила. Какая еще твоя проблема?
— Никакая…
Она отвернулась и потащила собаку к задней двери. Эйты, в отличие от хозяйки, быстро освоилась в машине и даже сразу растянулась на сиденье. Может, она была домашней? И просто потерялась? Или выгнали — внуки, например. Дворовые псы не могут быть такими любвеобильными. Не выживут в стае!
Настя тоже наконец села в машину. Ему даже дверь не пришлось открывать. И захлопывать тоже. Она и пристегнулась сама, но уставилась в ветровое стекло, а не на него.
— Так, — он тоже пристегнулся. — Как вернуть на твое лицо улыбку?
Она улыбнулась, но головы не повернула.
— С тобой-то все понятно, — Иннокентий толкнул собачью морду назад. — Жрать во время движения нельзя. Подавишься. А я буду виноват. Ну иди нафиг… — Это он уже отталкивал ее за лизание. — Меня этим не купишь. Пошла назад, я сказал… Ну имей ты совесть! — Эйты уже трогала его лапой. — Блин, ну я тоже голодный… Да свали уже!
Он толкнул ее сильнее и видимо не совсем удачно тронул за шею или ухо заломил — он не понял, почему собака взвизгнула, но перевалился назад с извинениями и чтобы погладить, и снова Эйты ткнулась ему в нос огромным горячим языком.
— На крепость проверяешь? Пошла вон!
Он оттолкнул собаку уже более мягко и повернулся к рулю. Настя не вмешалась, так и просидела всю перепалку истуканом. Что собака, что хозяйка — проверяют на вшивость, а он уже весь от нервов чешется. И действительно пришлось поднять руку ко лбу, чтобы откинуть волосы.
— Слушай, Насть, может мне подстричься?
Он не сказал это, чтобы привлечь внимание, но Настя сразу повернула к нему голову:
— Сейчас? Так поздно…
— Я вообще. Челка мешает.
— А зачем ее оставил?
— Мне ее оставили. Сказали, что так лучше. Модно.
— Тебе так лучше… — повторила Настя и уставилась в руль, по которому барабанили его пальцы.
— Ты ж меня с короткой не видела.
— Зато видела с мокрыми волосами. Это одно и то же.
Теперь глаза их встретились — точно взгляды притянулись магнитом, от которого встал дыбом каждый волосок на теле. У него уж точно, а до волос Насти он специально дотронулся, чтобы проверить: нет, они оставались мягкими, шелковистыми и скользили сквозь пальцы, которые сами собой нащупали спрятанную под ними щеку. Он подался вперед, она — чуть назад, но избежать соприкосновения губ у нее не получилось. Тогда Настя сдалась, и теперь уже ее пальцы убирали челку со лба Иннокентия, потому что его рука упиралась в собачью морду, которая хотела помешать поцелую.
— Кто-то здесь очень голодный, — Иннокентий нехотя оторвался от Насти. Руки на руле дрожали теперь еще больше. — Или их даже двое. Или трое?
Настя не ответила, и Иннокентий отвернулся. Тяжело выдохнул и тронул машину с места. Настя так ничего и не сказала. Да и что тут говорить — она прекрасно видит его состояние, и Иннокентию очень хотелось, чтобы его дрожь не пугала, а льстила ей, но как этого добиться, он не знал. Как задушить в себе грубого самца и подарить ей время, чтобы она сама сделала первый шаг. Не такой, как той ночью в квартире. И не так, чтобы предложить себя в качестве оплаты за помощь.
Как не сорваться с острия ножа и как не порезаться в кровь, он не знал. Поэтому в парке сам вынул из салона машины собаку и не отдал Насте поводка. Пусть остается свободной лишь одна рука — так он лишь приобнимет Настю, а двумя сразу же стиснет в объятьях, на которые ему еще не дали зеленый свет. Они съели сэндвичи в машине, но тяжело в животе было совсем не от них.
— Куда подевались все белки? — спросил он, шелестя в кармане пакетиком с орешками.
