За зеркалами - Орлова Вероника (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
- Брось, Флинт. Всегда бывает «но», которое по закону жанра должно омрачить или же, что, к сожалению, в нашей с тобой работе бывает реже, обрадовать. У меня нет времени на игры, Гарри. - бросила взгляд на большие белые прямоугольные часы, висевшие на противоположной стене. Тонкие линии стрелок чернели, показывая без пяти шесть.
Услышала, как громко ухмыльнулся Люк, подтягивая к себе стул с высокой деревянной спинкой. Не поднимает его, и ножки стула неприятно царапают по полу. Мужчина тяжело плюхнулся на него, закинув затем ногу на ногу и сложив руки на груди.
- А я не играюсь, мисс Арнольд. И не предлагаю вам никаких шарад. Всё просто и одновременно очень сложно. Впрочем, вам ли не знать? – язвительно, прищурившись и смотря прямо на меня, - В нашей жизни ведь на самом деле нет ничего абсолютно правильного или совершенно неправильного. Да и в белом цвете какой-нибудь недалекий, а возможно, и наоборот, сверходарённый художник вполне может увидеть похожие на отвратительные комья грязи неприглядные чёрные пятна. Другой же, в свою очередь, восхитится ими.
Подошла к нему, вглядываясь в его спокойное лицо, в умные светлые глаза с сеточкой тонких морщин в уголках. Короткий смешок Люка, приглушенный кулаком, заставил улыбнуться.
- Бред собачий.
- Уверены, мистер Флинт? А как же наш любимый Живописец? Какие белые пятна можно рассмотреть в нём, в этом огромном чёрном комке из грязи и дерьма?
Когда он на мгновение прикрыл глаза, а после снова посмотрел на меня, показалось, что морщинок стало ещё больше, в то время как взгляд словно потемнел. Флинт расстегнул едва заметно дрожащими пальцами верхнюю пуговицу воротника своей белой рубашки.
- Уверен, моя девочка. Ещё как уверен. Мы ведь не знаем ничего о его мотивах.
- Разве имеют значение мотивы с моральной точки зрения, если эта тварь убивает детей?
- Он может считать, что избавляет их от чего-то более страшного.
- Именно поэтому насилует их после смерти?
- Как вариант – чтобы не причинить им боли при жизни. Или наказывая их родителей за проступки, или наказывая самих детей за какие-то грехи. Мы не можем знать наверняка, что творится в его голове, с какой целью он делает это.
Невольно отшатнулась от него, пытаясь понять, сарказм ли это…но Флинт был до отвращения собран и спокоен, уверен в своих словах.
- Не бывает абсолютно плохих людей, моя дорогая. Как и абсолютно хороших. Человека нужно судить не по делам, а по мотивам его дел. Ты ещё слишком молода, чтобы согласиться со мной, но когда-нибудь, к сожалению, ты придёшь к той же мысли.
- Я никогда не приду к мысли о том, что можно оправдать убийство невиновного человека. Тем более – убийство и надругательство над ребёнком.
- Со временем мы начинаем оправдывать куда более худшие вещи.
Он словно не мне сказал, а себе. Тихо, так тихо, что я вынуждена была приблизиться на шаг, чтобы расслышать. Смотря, как он вдруг замолчал, обратив своё внимание куда-то в пол, к концу рабочего дня уже выглядевший грязным. Лакированный носок черной туфли судмедэксперта прошёлся по неглубокой рытвине, оставшейся после того, как тяжёлый письменный стол был перенесён поближе к окну.
Неожиданно Гарри резко голову вверх вскинул и как ни в чём ни бывало своим естественным скучающим тоном проинформировал:
- Не было обнаружено явных следов прижизненного насилия ни на одном из трупов. Естественно, мы не говорим о следах веревок вокруг запястий и на ногах жертв, а также о ране, нанесенной ножом.
- Перерезавшей им горло, ты хочешь сказать.
- Именно, - он кивнул, соглашаясь со мной, - кстати, я, конечно, в своем заключении этого не написал, но тебе скажу: на мой взгляд, наш парень относился довольно бережно к своим жертвам.
- Бережно? Флинт…как давно ты не брал отпуск?
- Гораздо дольше, чем ты здесь работаешь, милая. Прислушайся ко мне, девочка. Можешь, конечно, не брать мои слова в расчёт, но всё именно так, как я говорю: этот больной психопат, как ты его называешь, довольно аккуратен с мальчиками.
- Ну, конечно, именно поэтому использует нож, а не верёвку, и именно поэтому вырезает на лицах детей слёзы.
- Тебе предстоит узнать, что означает этот ритуал. Но я не нашёл ни одного следа от пощёчины…если мы представим, что это взрослый мужчина, ударивший ребенка, схвативший его сильно, то на нежной коже должны остаться гематомы. Но их нет. Более того…дьявол…у меня ощущение, что ему не приходилось применять силу, чтобы усадить их на стул и связать. Словно они сами добровольно позволяли ему сделать это.
По позвоночнику вверх, к самому затылку – мурашки страха. Сглотнула, чувствуя, как онемел язык, и автоматически, сама не знаю зачем, повернулась к Люку, чтобы встретиться с его задумчивым взглядом. И мы оба знали сейчас мысли друг друга. Знали, как минимум, одного человека, которому каждый из этих бывших беспризорников доверял как самому себе.
- А родители?
Голос Люка прозвучал приглушенно. Перед глазами почему-то возникла фотография его сыновей. Два темноволосых мальчика, старший из которых гордо подбоченился, выпятив грудь колесом и надев на голову явно большую для него, видимо, отцовскую шляпу. Пальцы правой руки он засунул за подтяжку, а второй сцепил с ладонью младшего брата, широко улыбавшегося в камеру. Чёрно-белое фото, которое казалось более красочным и наполненным смыслом, чем сотни самых ярких нарисованных картин. Люк держал его на своём столе, прикрыв от посетителей за ворохом бумаг. Так, будто разрывался между желанием постоянно видеть их даже на работе и нежеланием демонстрировать своё счастье всему остальному миру. Впрочем, в связи с последним делом, я его отлично понимала.
- Несколько незначительных гематом на парочке детей. На лопатках, на запястьях – словно их сильно стиснули. А так – ничего особенного. Скорее всего, последствие воспитательного процесса у приёмных родителей.
Гарри пожал плечами, отворачиваясь к своему столу и начиная копаться в бумагах, давая тем самым понять, что всю информацию, которой он обладал, судмедэксперт нам поведал, а более ему нечего сообщить.
***
Я откинулась на спинку стула и протерла глаза подушечками пальцами. На мгновение зажмуриться, чтобы унять головную боль, теперь она пульсировала и под веками, обжигая своими короткими, но такими горячими и непрекращающимися вспышками. Протянула руку к маленькой баночке с лекарством, лежащей в верхнем ящике моего стола, и всё же не стала открывать его. Лекарство принёс мне Люк. Сказал, что не представляет, как живой труп может расследовать дело об обычных, мёртвых трупах, и что я обязана выпить эту отраву, чтобы прийти в себя и вернуться в работу. Возможно, он был прав. Скорее всего…но стоило мне открыть крышку, как в нос ударял запах из моего детства, и перед глазами появлялись ряды бутылочек с различными пилюлями, которые так любила моя мать. Запах, вызывавший тошноту даже по истечении долгого времени. Лучше перетерпеть.
Да вот только не получалось. Боль рвалась, ожесточённо билась под кожей головы о черепную коробку, металась в висках, вызывая отчаяние. Сколько чашек кофе я выпила, я понятия не имела. Совершенно. Кажется, последние пару часов напрочь стёрлись из памяти. Всё как в каком-то тумане, который пытаюсь развеять руками и не могу.
И я знала причину возникновения этого тумана. Как знала причину появления этой неприятной пульсации в мозгу. Она лежала на моём столе. Газета, на первый взгляд ничем не примечательная. Обнаружив её в своём кабинете, даже не придала этому значения Голову только посетила мысль, кто мог проникнуть сюда так рано, ведь я уходила смой последней, а утром пришла в отделение одной из первых. Приготовила себе кофе и села на стул, думая о том, что, наверное, сама принесла её на работу, потому что газета была старая, почти недельной давности. Возможно, захваченная своими мыслями, сама не заметила, как кинула её на стол, возможно, кто-то отвлёк в этот момент. Да я уже и не помнила. Только то, что вроде бы вчера ещё на моём столе её не было. Наверняка, лежала где-то в ящике, и я второпях могла не заметить, как вынула её оттуда. Автоматически открыла первую страницу, краем сознания отметив, что да, журналисты держат свое слово…или, если быть более точными, боятся санкций за любую публикацию о нашем маньяке. И тут же застыла, почувствовав, как горло обхватила обжигающе горячая ладонь. Перед глазами буквы пляшут, расплываются и снова стекаются воедино, а огненные пальцы всё крепче сжимаются на шее, не позволяя сделать и вдоха, впиваются безжалостно, прожигая кожу, вдираясь языками пламени в гортань, огонь печёт глаза, вызывая желание зажмуриться и никогда больше не открывать их.
