Точка невозврата - Банцер Сергей (читать полную версию книги TXT) 📗
А вообще через две недели у Мальцева первый в его жизни отпуск. Ласковое сентябрьское солнце на голубом небе, еще теплое море, сладкое дешевое виноградное вино — это, братцы, бархатный сезон в Крыму. Ну а потом посмотрим. Наверное, все же аспирантура. Физика, девочки — это наш хлеб, как говорил его университетский друг по прозвищу Шизоид.
— У нас в дивизионе бяда! — командир учебного дивизиона майор Бараневич обратился к стоящей перед ним шеренге курсантов КВЗРИУ [7]. Майор был уроженцем Витебска и говорил с легким белорусским акцентом. — Опять пьянка! Курсанты Висляков и Худик в неположенном месте занимались употреблением спиртных напитков! Но шыла в мяшке не утаишь! Чем вы можете объяснить свое поведение, курсант Висляков?
— Я это… — сказал носатый курсант с толстыми губами.
— Молчать! — закричал Бараневич. — Напился, как тюха, крыла опустил, — майор согнул руки в локтях и безвольно прижал их к туловищу, показав, как курсант Висляков опустил крылья.
Выдержав паузу, майор Бараневич подошел к Вислякову и участливо поинтересовался:
— Вы алкоголик?
— Нет, — Висляков пожал плотными плечами.
Бараневич понимающе покачал головой и двинулся к другому курсанту.
— А вы, курсант Худик, как дошли до такого состояния?
Курсант Худик опустил глаза и из осторожности промолчал.
— Не делайте умное лицо, курсант Худик! Не забывайте, что через месяц вы все наденете офицерские погоны и Родина вручит вам ключи от неба! Чистого неба над головой! Вот.
Майор Бараневич сделал долгую паузу и продолжил:
— В столице нашей Родины Москве только что окончились Олимпийские игры [8]! Это событие, имеющее большое политическое значение для нашей Родины. А у нас в дивизионе опять пьянка! Как малые дети прямо! Вы хоть знаете, что у нас в училище сейчас месячник по борьбе с ненормативным матом? Я не могу понять, зачем вы матярытесь? — майор беспомощно развел руками. — Вот, например, вы, курсант Худик, вы можете мне объяснить — зачем вы матярытесь? Да еще в месячник?
— Я нервный, — ответил Худик, глядя в асфальт под своими ногами.
По шеренге курсантов прошел сдавленный смешок.
— Ага! Понятно. Нервный, значит? Понятно. А месячные недомогания вас не беспокоят, курсант Худик? Кстати, о женщинах, — майор Бараневич округлил глаза и недоуменно развел руками. — Вчера зашел в казарму, открываю первую же тумбочку, а там, извините за резкость, баба с голой дупой приклеена! Ну, как дети малые, прямо! Мы с прапорщиком Репьевым еле отодрали ее! Я ее приказал выбросить на мусорник! Вам государство выделило тумбочку для хранения личных вещей, а не для того, чтобы вы там занимались эротическими фантазиями!
— Дивизион! Равняйсь! Смирррна! За употребление спиртных напитков, пьянство и алкоголизм объявляю курсантам Вислякову и Худику по три наряда вне очереди!
— Есть три наряда вне очереди, — отозвались Висляков и Худик.
Капитан Щукин, служащий призывного отдела районного военкомата, захлопнул папку с бумагами, поерзал худым задом по жесткому сиденью стула, достал смятую пачку «Примы» и закурил. Потом он подошел к открытому окну и, оскалив желтые зубы, выпустил на улицу клуб дыма. За окном догорало жаркое киевское лето. На могучем каштане, росшем напротив окна его кабинета, уже появились первые желтые листья. Начало сентября — жаркая пора для работников военкомата. Щукин вернулся к своему обшарпанному столу и, закусив сигарету, выдвинул самый нижний ящик. Оттуда он извлек длинный ящичек с аккуратными картонными карточками и поставил его на стол.
В ящичке хранилась личная картотека капитана Щукина. Вот уже несколько призывов эта картотека надежно кормила капитана и его непосредственное начальство. Щукин придвинул картотеку поближе и стал перебирать картонные бланки цепкими узловатыми пальцами.
Внезапно дверь без стука распахнулась, и в дверном проеме возникла худощавая фигура парнишки в засаленном комбинезоне. На левом рукаве комбинезона была пришита эмблема с изображением танка. На стриженой голове неожиданного посетителя был надет потертый танковый шлем с болтающимся переговорным устройством, а ноги были обуты в тяжелые яловые сапоги. Грохоча сапогами, призывник уверенно пошел к столу Щукина, доставая на ходу какие-то бумажки. Чувствовалось, что здесь он не первый раз.
— Вот направление, — сообщил странный танкист.
Капитан Щукин скривился, как от зубной боли, и отодвинул картотеку. Это был призывник Платонов. На мандатную комиссию Платонов явился в этом комбинезоне с дурацкой эмблемой и в танковом шлеме времен Отечественной войны. С порога он отдал честь и доложил:
— Хочу быть танкистом!
На все вопросы несколько смущенных членов мандатной комиссии призывник Платонов отвечал четко и единообразно:
— Хочу быть танкистом!
И все. Пришлось направлять придурка на врачебную комиссию. Там, конечно, с ним разберутся и не таких видали, но в этот призыв он не попадет, а там, глядишь, и вовсе проскочит.
— Вы дебил? — устало спросил Щукин, подняв на паренька глаза.
Платонов отрицательно помотал головой:
— Нет! Хочу быть танкистом!
— Мы сейчас набираем призыв в стройбат, в Туркестанский военный округ, хочешь?
— Нет, хочу быть танкистом!
Щукин понимающе покивал головой:
— Соображаешь, да? Ладно, давай направление!
После того как Платонов ушел, Щукин некоторое время сидел молча, уставившись на закрытую дверь. Потом он осторожно выглянул в коридор. Танкиста-идиота не было. Вдоль обшарпанных стен маялись обычные призывники. Один из них, одетый, несмотря на теплое время, в синий болоньевый плащ, сидел на скамейке и тыкал дымящей сигаретой в плащ. От этого в плаще уже было с десяток отверстий с оплавленными краями.
Щукин хмыкнул и закрыл дверь. Бывает и хуже. Пару лет назад двое отморозков натянули на ноги ласты, напялили маски для подводного плавания с дыхательными трубками и с игрушечными автоматами на батарейках пошли грабить овощной киоск. Навели на продавщицу автоматы и скомандовали:
— Хенде хох!
Увидев водолазов, вооруженных необычными автоматами с мигающими красными лампочками, продавщица подняла страшный крик. Прибывший наряд милиции поначалу тоже растерялся. Менты даже схватились за свои автоматы, но потом разобрались и, предварительно обезоружив водолазов, отвезли их в райотдел. Потом им дали по пятнадцать суток принудительных работ, но своего ребята добились — от призыва в тот год ушли. Хорошо хоть, таких мало. У большинства хватает решительности только чтобы не различать цвета и не видеть букв в таблице. На таких и стоит армия. Да еще на хлопцах с глубинки. Там если не служил в армии, то ни одна девка к себе не подпустит. Считает неполноценным. Но почти каждый призыв попадаются такие вот твердые орешки. Видят вспышки за окном, лицо старика на звездном небе, мочатся ночью, страдают сексуальной дезориентацией, слышат разнообразные голоса и прочее, прочее. Потом, очутившись в дружном солдатском коллективе, они все вмиг перестают мочиться и обретают правильную половую ориентацию.
Щукин опять придвинул к себе полезный ящичек. Карточки, составлявшие его содержимое, являлись личными делами лиц, получивших офицерское звание на кафедрах военной подготовки вузов Киева и подлежащих призыву на два года в армию. Фишка была в том, что разнарядки на лейтенантов-двухгодичников, приходившие из штабов округов, были существенно меньше, чем количество карточек в ящичке. Это и был его, Щукина, хлеб. Благодаря такому раскладу у него, никому не нужного капитана, комиссованного по состоянию здоровья из строевой части, появлялась возможность лично определять, кто пойдет в армию на два года, а кто нет. И вот уже лейтенант-двухгодичник, вырванный из родного дома, вздыхает: «Судьба злодейка…» Ан нет, не судьба! Просто за тебя никто не похлопотал, не дал хабаря скромняге Щукину. Вот он и отправит тебя служить Советскому Союзу на два долгих года.
