Я останусь (СИ) - Черная Лана (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
— А ты никому не признавайся, — подсказываю я.
— Но о тебе же все газеты пишут, — парирует Ванька.
Вздыхаю, чувствуя, как злость щекочет затылок. Ох и Федька, удружил. Но не успеваю и рта раскрыть.
— И что же там о тебе пишут, Маруся? — сведя брови, вкрадчиво интересуется мой безымянный сосед.
— Да врут наверняка, — вмешивается Ванька, сообразив, что ляпнул про газеты зря, учитывая, о чем там пишут и кем представился мой сосед. Веселый, однако, у меня день рождения.
— И все же, — не унимается сосед, сократив расстояние, и жестом собственника обнимает меня за талию. И жар волной прокатывается по телу, пульсом застревает в висках, опаляет лицо.
— Иди к черту, — шиплю ему в самое ухо и отступаю назад, но оказываюсь прижата к боку соседа. И дыхание сбивается от его дразнящего запаха, смешавшегося с морозом. Я закусываю губу и сжимаю кулаки. Черте что творится! Не хватало тут еще поплыть от малознакомого мужика. Вот уж тогда точно папа «порадуется» за дочурку.
— Ребят, идемте лучше внутрь, — встревает Ванька. — Там уже все заждались.
— Все? — в один голос с соседом.
Но Ванька лишь хитро улыбается и уверенно двигает к стеклянным дверям здания. А мой сосед не торопится отпускать меня, держит крепко и смотрит, улыбаясь чуть насмешливо, словно предлагает попробовать избавиться от него. Ну что ж, сам напросился.
Обманчиво-нежно скольжу ладонью по его спине снизу вверх, ерошу влажные от снега волосы. Он хмурится, и рука его каменеет на талии. А я двумя пальцами прокладываю дорожку от макушки к затылку, нащупывая нужные точки. Вдох. Надавить. Выдох. И пальцы тонут в пустоте, а шею обжигает горячее дыхание.
— Почти поймала, — и я слышу, как он улыбается.
— В следующий раз успею, — парирую в тон ему, — если не прекратишь меня лапать.
— Тогда я буду начеку, — смеется, но ослабляет хватку. Я шагаю вперед и, не оборачиваясь, вхожу в здание. Черт с ним, с соседом! Не съест же он меня, в самом деле. Пусть развлекается, а я буду получать удовольствие. В том числе и от его прикосновений. И губы сами растягиваются в улыбке. Глупо отрицать, что его руки меня будоражат и тело откликается ему, как родному. Щеки краснеют, и я прячу лицо в воротник куртки. Дура, что тут скажешь.
Чувствуя спиной пристальный взгляд, иду по коридору мимо раздевалок, где приходится снять верхнюю одежду. У дверей сталкиваюсь с соседом: куртку он снял, оставшись в черной футболке Хенли, темно-синих джинсах и специальных кроссовках, выданных уже здесь на ресепшене. Невольно смотрю в пол: я тоже в таких. Черные с ядовито-зелеными шнурками и в тон им самолетами на боках.
— Спецзаказ, — поясняет сосед, демонстрируя мне самолеты-копии моих. — Зуб с детства на самолетах помешан. А эти еще и светятся в темноте. Хотя, — чешет затылок, — до сих пор не въезжаю, на кой им светиться, если темноты в парке не бывает.
— Зато детишки наверняка в восторге, — подмечаю, пошевелив носками кроссовок.
— О да, — протягивает весело. — У моего приятеля племянниц не вытащишь отсюда. Мне иногда кажется, через пару месяцев они и семиметровки покорят.
И я улыбаюсь, живо представив себе своих сестер, которые тоже только и грезят этим парком: троллеями, подвесными мостами, канатными дорогами и прочей фигней. Удивляюсь, как они меня до сих пор сюда не затащили. А ведь пытались. Папа спас. Он у меня такой: сказал, как отрезал. Малявки его побаиваются и пока не осмелели, чтобы возражать или, упаси боги, ослушаться. Мама лишь посмеивается, наблюдая за ними. А я ловлю себя на мысли, что не хватает отцу парочки собственных карапузов.
— Я смотрю, ты в теме, — подмигивает сосед. И я невольно заражаюсь его весельем.
— У меня сестрицы те еще экстремалки, — принимаю его «подачу». — Для них самая настоящая катастрофа, когда мама отменяет им «пятницу по-самурайски». Это значит, никаких парков, трасс, роликов, велосипедов и картов.
Сосед хмыкает понимающе. И делится, как племянницы его друга первыми прошли самую сложную детскую трассу еще до открытия этого парка. Но это большой-большой секрет. И прикладывает указательный палец к губам, призывая меня молчать.
— Ты здесь уже бывал? — сымитировав запирание секрета под замок, спрашиваю.
— Ага. Шурик пару месяцев назад новую трассу открыл: точная копия нутра самолета. Еще не видел, — и в предвкушении потирает руки, будто у него глаза на ладонях.
— И давно ты с Зубиным-старшим знаком? — задаю вертевшийся на языке еще с улицы вопрос.
— Давно, — чуть призадумавшись. Пытается подсчитать, видимо, но отделывается лаконичным и неопределенным. Понимай, как хочешь. — Идем, — вдруг берет меня за руку и уводит в противоположную от входа в зал сторону.
— А…
— Увидишь, — перебивает на полуслове.
Фыркаю недовольно, но кто меня слушает, ведет вот за собой, переплетя пальцы. А ладонь у него горячая и сильная. Кожа шершавая, щекочет, рождая табун мурашек. Я смотрю, как переплетены наши пальцы: смуглые его с красивыми ухоженными ногтями и тонкие белые мои. Странное ощущение правильности поселяется внутри, что не хочется их расцеплять. И я позволяю себе рассмотреть своего соседа поближе, пока он отвлечен на дорогу; выискиваю новые, едва уловимые черты. Руку протяни, коснуться можно его острой скулы с белесым штрихом шрама; его темной щетины, совсем короткой и наверняка колкой, как и он сам; тонкой венки на виске, выстукивающей пульс, или попробовать разгладить паутинку морщинок у рыжих, что золото, глаз. Провести подушечкой пальца по горбинке на носу и ниже по изогнутым в полуулыбке губам, изучая. И жажда прикосновения нестерпима, что мне приходится сжать кулак и спрятать его в карман джинсов.
И тут же оказываюсь пойманной с поличным.
— Любопытной Марусе нос определенно не дорог, — и, щелкнув меня по кончику носа, вталкивает в распахнутую дверь.
Сгорая от стыда и глотая возмущения с намерением высказаться, когда мне дадут отдышаться, торопливо иду впереди, но сосед перехватывает мою ладонь, и я вдруг остро понимаю, что мне не хватало его руки эти считанные мгновения. Щеки пылают и наверняка уже красные, что помидор. Но деваться некуда. Короткий коридор, лестница, снова дверь, коридор и лестница, пролет за пролетом. Марш-бросок просто. Я успеваю запыхаться и заподозрить неладное: куда мы так высоко взбираемся? Где-то на задворках сознание ворочается липкий противный страх, но мягкий голос соседа не дает ему вылезти наружу. И я цепляюсь за него. Выдыхаю, когда мы останавливаемся у черной двери. И судя по тому, что соседушка мой никуда меня больше не тянет – мы достигли конечного пункта. Ура! Теперь можно и побушевать, а то распоясался мой безымянный сосед, спасу нет. И ничего, что я сама ему навязалась – терпеть его наглость я не намерена.
— Знаешь что, — начинаю, уперев руки в бока.
— Игорь, — снова бесцеремонно перебивает меня этот наглец.
— И? — надо же! Они соизволят именем обзавестись. А мне и без него неплохо: выбросить из головы проще. Хотя куда уж «проще», с такими-то внешними данными он мне покоя точно не даст. Как минимум во сне, а как максимум… И чувствуя, как щеки снова начинают гореть, запихиваю свою фантазию в самый дальний угол сознания. Разбушевалась она не на шутку с этим соседом, зараза. — С чего вдруг?
— Имя располагает партнера к доверию, Марусечка, — совершенно серьезно отвечает сосед Игорь. И не дав опомниться, выводит на площадку, притаившуюся за черной дверью. Но стоит мне шагнуть за порог, как я отшатываюсь назад. Бежать! И как можно быстрее!
Глава 3.
3. Декабрь.
Зажмуриться и дышать. Медленно, контролируя каждый вдох. Отвратительная слабость парализует мышцы, в животе растет и ширится здоровенный булыжник, а фантазия уже подкидывает «прекрасные» картинки будущей встречи с высотой. Ладони холодеют и дыхание сбивается. Паника холодным потом стекает по спине. Назад. Всего один шаг. Бежать. Но я не могу. Дрожь расползается по телу, судорогами выкручивает мышцы. Стискиваю зубы до скрежета, до боли сжимаю пальцы. И дышу. Ничего не случится. Под ногами твердая поверхность. Надо просто не смотреть вниз. Не смотреть вниз. Я открываю глаза с осторожностью канатоходца. И сталкиваюсь с внимательным лицом соседа. Он не весел. В прищуренных глазах тревога.
