Прошлые обиды - Спенсер Лавирль (книга регистрации .TXT) 📗
Если бы эту сцену запечатлел Пикассо, он, возможно, назвал бы ее «Натюрморт с четырьмя взрослыми и гневом». Недосказанные претензии и обиды еще, казалось, вибрировали в воздухе.
Наконец Лиза произнесла:
– Привет, мама. Привет, папа.
Она сначала обняла отца, который тоже обнял ее и поцеловал в щеку. Она была почти одного с ним роста, темноволосая, с красивыми карими глазами; хорошенькая. В ее лице счастливо соединились лучшие черты родителей. Затем она обняла Бесс.
– Я не успела тебя обнять, мама Рада, что ты смогла прийти. – Отпустив Бесс, она спросила:
– Вы оба помните Марка Пэдгетта, да?
– Добрый вечер, мистер и миссис Куррен, – произнес Марк, пожимая им руки.
У него было круглое, типично американское лицо, вьющиеся каштановые волосы, спадающие прядями на шею, с хохолком на макушке. Он, видимо, занимался бодибилдингом и преуспел в нем. Они заподозрили это, когда он пожимал им руки.
– Марк будет с нами обедать. Я надеюсь, ты помешивала мясо, мама.
Лиза направилась на кухню, открыла кран и начала наполнять кастрюлю водой. Бесс вошла за ней следом и повернула ее за локоть к себе лицом.
– Что это ты такое придумала? – произнесла она шепотом, приглушаемым звуком льющейся воды и мелодией «Отчаяние», звучащей за стеной.
– Хочу поставить воду для лапши к бефстроганову. – Лиза водрузила кастрюлю на плиту и зажгла под ней огонь.
Бесс не отпускала ее плечо.
– Не разговаривай со мной как с идиоткой, Лиза. Я жутко зла. Я сейчас вышвырну отсюда этот бефстроганов вместе с тобой. – Она ткнула пальцем в холодильник. – Там есть сметана, ты же знаешь! Это называется сводничеством!
Лиза отвела руку матери и направилась к холодильнику.
– Конечно, знаю, и, по-моему, еще вполне пригодная, – беспечно отозвалась дочь, вынимая сметану и открывая банку.
– Лиза Куррен! Я вот сейчас вылью ее тебе на голову!
– Давай! Что-то должно привести тебя в чувство.
– Мне и твоему отцу не по двадцать лет, чтобы терпеть такие фокусы!
– Конечно, не по двадцать! – Лиза повернулась и приблизила лицо к матери, заговорив сердитым шепотом:
– Тебе уже сорок, но ведешь ты себя как девчонка. Шесть лет ты не желала даже находиться с папой в одной комнате, отказывалась разговаривать с ним по-человечески, хотя бы ради детей. Я положу этому конец. Даже если придется для этого тебя унизить. Сегодняшний вечер важен для меня, и я прошу тебя лишь об одном – стань чуть повзрослей, мама!
Бесс, окаменев, уставилась на свою дочь. Щеки у нее горели. Лиза сняла с верхней полки коробку яичной лапши и сунула ее матери.
– Пожалуйста, всыпь это в кипяток, пока я вожусь с бефстрогановом, а потом вернемся в гостиную и будем вести себя как воспитанные люди.
Когда они вошли в гостиную, им стало ясно, что двое мужчин, сидящих на тахте, изо всех сил стараются разрядить напряженность, которая была очевидной и густой, как мягкий сыр, предназначенный для крекеров. Лиза взяла тарелку с кофейного столика:
– Папа? Марк? Сыра?
Бесс уселась, преисполненная негодования и одновременно стыда: надо же, получила выговор от собственной дочери! Марк и Майкл намазывали на крекеры сыр. Лиза подала тарелку матери и остановилась рядом:
– Мама?
– Нет, благодарю, – буркнула Бесс.
– О, я вижу, вы тут уже нашли выпивку, – весело заметила Лиза. – Марк, ты чего-нибудь хочешь?
– Нет, пока воздержусь.
– Мама, тебе еще налить?
Бесс отмахнулась.
Лиза села на единственное свободное место между двумя мужчинами.
– Ну, – произнесла она весело, обхватив руками скрещенные колени и покачивая ногой. Она посмотрела поочередно на Майкла и Бесс. – Я не видела вас после Рождества. Что нового?
Кое-как они продержались еще пятнадцать минут. Бесс, пытающаяся сбросить десять фунтов лишнего веса, отказалась от крекеров с сыром, но послушно отвечала на вопросы дочери, стараясь при этом избегать взгляда Майкла. Тот, откусывая крекер ровными белыми зубами, все-таки встретился с ней глазами и, казалось, пытался сказать ей: «Постарайся хоть ради Лизы». Она отвела глаза, пожелав про себя, чтобы ему попался в тесте камешек и он сломал свои чертовы роскошные зубы.
В четверть восьмого все уселись за обеденный стол, на места, указанные Лизой. Мать и отец – напротив друг друга, поэтому они не могли не обмениваться взглядами через освещенный свечами стол и знакомый старый бело-голубой сервиз.
Убирая тарелки с остатками салата, Лиза попросила:
– Марк, открой перье, пока я подам горячее. Мама, папа, перье или вино?
– Вино, – ответили они дружно, Старшие покорно сидели за столом, пока Лиза и Марк ставили на него бутылки минеральной воды, вино, нарезанный лимон, корзинку с хлебом, бефстроганов, кукурузную запеканку. Наконец Лиза села, а Марк обошел всех, наливая вино. Когда бокалы были наполнены и Марк тоже сел, Лиза торжественно произнесла:
– Всех с Новым годом! За то, чтобы следующие десять лет были счастливее предыдущих!
Все потянулись чокаться друг с другом, кроме Майкла и Бесс. Наконец чокнулись и они, звякнув хрусталем старых бокалов, подаренных им каким-то приятелем много лет назад. Он молча кивнул, а она опустила глаза, кляня себя за то, что не причесалась как следует, что днем посадила пятно на блузку, что не заехала домой и ие привела себя в порядок. Бесс, разумеется, ненавидела его, но в данный момент в ней говорила ущемленная гордость. Он оставил ее ради женщины на десять лет моложе, худой и стройной, которая наверняка никогда не появлялась на вечеринках с растрепанными волосами, блестящим от пота лбом и пятном на блузке.
Комната наполнилась стуком ножей и вилок о тарелки.
– Мм… бефстроганов, – промычал Майкл, подкладывая себе на тарелку мясо.
– Да, – ответила Лиза. – Но маминому рецепту. И твоя любимая запеканка. – Она передала ему блюдо. – Я старалась делать все, как мама. Осторожно, горячо!
Он поставил блюдо рядом со своей тарелкой и положил себе огромную порцию.
– Я думала, ведь ты живешь один и наверняка соскучился по домашней еде. Мама, передай мне, пожалуйста, перец.
Бесс встретилась глазами с Майклом. Каждый из них чувствовал себя очень неловко от Лизиных прозрачных намеков. И эта неловкость, как ни странно, объединяла их с самого начала злосчастного вечера.
