На зависть королеве - Щеглова Ирина Владимировна (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Честно говоря, мне стало обидно. Не знаю, откуда Светка узнала все эти подробности и кто из ребят проболтался, но узнать вот так о том, что у тебя за спиной весь класс обсуждает твои личные дела…
Я посмотрела на Илону, но она только плечами пожала и кивнула тихонько: «Потом поговорим».
Тогда я снова повернулась к девчонкам:
– Итак, значит, вы все обиделись на Маринку из-за меня? – уточнила я.
– Можно и так сказать, – согласилась Светка, – короче, мы тебя предупреждаем о бойкоте. С Маринкой уже поговорили…
– Вы что, ей угрожали? – возмутилась я.
– Очень надо! – фыркнула Светка. – Мы же цивилизованные люди! Ребята встретились с ней перед началом занятий и расспросили. Она и не подумала извиняться или оправдываться. Тогда ей объявили бойкот. Так что ты будешь полной дурой, если станешь с ней после всего этого общаться. Не можешь сама за себя постоять, так это сделаем мы!
– Спасибо за заботу, – огрызнулась я.
– Не за что, – Светка тряхнула волосами и удалилась, окруженная своими приятельницами.
Я удивленно смотрела им в след.
– И что ты обо всем этом думаешь? – наконец, спросила я Илону.
Но в этот момент прозвенел звонок, и мы поспешили в класс. Маринка гордая и одинокая сидела за последним столом у стены. На ней было облегающее коричневое платье с узкими рукавами, платье чуть собралось, максимально открывая великолепные Маринкины ноги. Она смотрела прямо перед собой, щеки ее горели.
Место рядом со мной осталось свободным. Илона всегда сидела с Ларисой.
– Девочки, вы что, поссорились? – удивленно спросила классная.
Мы промолчали.
– Ну, что ж, – вздохнула она, – начнем урок…
Бойкот продержался примерно неделю. И всю неделю я сидела одна на уроках, Маринка по-прежнему уходила на последнюю парту, всем своим видом выражая полное безразличие к классу. Некоторые девчонки бесились. Ребятам вся эта история особого удовольствия не доставляла, Илона только плечами пожимала. А когда я пристала к ней с расспросами, напомнила о Ларисе:
– Я вот, – сказала она, – насчет Лариски всегда совершенно спокойна. Я ей доверяю.
Но ведь я тоже всегда доверяла Маринке!
– Зачем она это сделала? – недоумевала я, – если я чем-то обидела ее, то почему она не сказала мне об этом?
– Тебе лучше у нее самой спросить, – советовала Илона. Но я поняла, что она просто отмалчивается. Естественно, у нее уже сложилось собственное мнение о происходящем, но она предпочитала держать его при себе.
Маринка молчала, я тоже.
Казалось, бойкот ее никак не трогает. Гордо появлялась со звонком и так же гордо покидала класс.
Напряжение потихоньку спадало. В начале бойкота класс чего-то ждал от Маринки: возможно, извинений, или разговора с Тохой, или новых событий. Но ничего не происходило.
Потом кто-то случайно что-то попросил у Маринки, и она отозвалась. С кем-то перебросилась парой слов на перемене, и как-то все само собой рассосалось. На нее все еще дулись, но только те, кто считал себя пострадавшими. Остальным по большому счету было наплевать.
В классе теперь царила Светка Гончарова. Прошел слушок, что она ходила с Антоном в кино. Девчонки шептались: «Антон влюбился в Светку и бросил Маринку». Ребята, посмеиваясь, обсуждали Светкину доступность, якобы и в кино Антона Светка пригласила, и там, на последнем ряду, они целовались, а потом Антон даже расстегнул Светкину кофточку…
– Какая гадость, – сказала, поморщившись, Илона.
– Может, ничего и не было, – предположила я, – ведь Антон никак не реагирует на Светку.
– Глупо было бы, – отмахнулась Илона, – зачем она ему?
– Ну, ходили же они в кино… – начала я.
– Знаешь, если я сейчас стану себя предлагать, то никто не откажется, – перебила меня Илона. – Дешевка это все!
Возразить было нечего.
Тем временем история с бойкотом постепенно забывалась.
Хотя со мной Маринка по-прежнему не разговаривала, только чуть заметно кивала, когда проходила мимо. Я отвечала тем же. Маринка как-то вообще исчезала из класса, я видела, как она разговаривает с девчонками из параллельного, видимо завела там приятельниц, обидевшись на своих.
После уроков мы с Илоной быстренько убегали, причем норовили забыть Лариску. Нас ждали совершенно пустая квартира и полная свобода. Мы забрасывали наши рюкзачки, кипятили чай, включали музыку и блаженствовали, забывая о времени. Мы рассказывали друг другу о том, какие мы станем, когда повзрослеем. Илона представляла меня, а я – ее. Это было так увлекательно! Мы описывали, как будем выглядеть, что станем носить, какие у нас будут друзья, чем мы будем заниматься. И все это с самыми мельчайшими подробностями!
Однажды придумали, как мы встретимся, когда нам будет лет по двадцать. Мы – студентки институтов, причем я – будущая журналистка, а Илона – психолог. Мы приехали на каникулы из разных городов, нет, лучше из разных стран, на зимние каникулы.
– На тебе такая короткая рыжая шубка, – прикрыв глаза, увлеченно описывала Илона, – и джинсы, заправленные в мягкие замшевые сапожки…
– А на тебе черная куртка с большим воротником из чернобурки, – подхватывала я, зная пристрастие Илоны к черному цвету.
– Да, – соглашалась она. – Мы такие красивые, что у парней просто дух захватывает. И мы сразу же знакомимся с двумя суперскими друзьями.
– Послушай, – перебила я, – а разве у нас за границей нет парней?
– Есть, конечно, но они же не с нами, – Илона лукаво подмигнула, и мы засмеялись.
– Ну да, ну да, знакомимся, а потом?
– Потом мы все вместе идем в лес, а там так красиво, все заснеженное, пушистые елки, снег глубокий, и мы играем в снежки… У тебя волосы разметались по рыжему меху шубки…
– Здорово! – восхитилась я.
Илона училась не очень хорошо, школу не любила. Сначала я думала помочь ей с учебой, объяснить что-то. Но скоро поняла, что Илона во многом разбирается не хуже меня, а зачастую, даже лучше. Родители не мешали единственной дочери делать то, что ей хочется. Отец собрал большую библиотеку, Илона очень много читала. Причем, она читала не только художественную литературу, но и публицистику, и всякие довольно сложные философские сочинения. Она великолепно разбиралась в литературе, истории, философии. При этом была совершеннейшим профаном в точных науках, терпеть не могла математику, с трудом переносила физику, а химия приводила ее в недоумение. На уроках она предпочитала отмалчиваться, хотя могла по гуманитарным предметам получать высокие оценки, но почему-то скрывала свои знания.
– Послушай, – недоумевала я, – разве тебе не обидно?
А она только плечами пожимала. Вот, например, спросит ее о чем-нибудь учительница, она встанет с таким видом, будто ее оторвали от важного дела. Вот так, медленно поднимется, обопрется пальцами о крышку стола и молчит, да еще улыбается чуть насмешливо.
– Любашевская! – возмущались учителя. – О чем ты мечтаешь?!
Илона усмехнется, опустит голову и молчит. Или, если дела совсем уж плохи, и надо получить положительную оценку, она скороговоркой отвечала заданный параграф и выжидательно смотрела на преподавателя.
– Ладно, садись, «четыре»…
Илона шла на место под шепоток усмехающихся одноклассников.
– Ты же могла ответить на «отлично», – говорила я ей после урока.
– Мне пятерку не поставят, – отвечала она безразлично.
– Но почему?
– Разве я похожа на отличницу? Знаешь, учителя меня никогда не любили, с самого первого класса. Не любили, и все. Сначала я удивлялась, а потом решила, не любят и не надо. Я ведь их тоже не люблю.
– Да, но аттестат-то нужно получить, – напоминала я. – И, желательно, с хорошими оценками.
– Как-нибудь, – отмахивалась она.
Но когда я уж слишком доставала ее рассуждениями о высоких оценках, Илона не выдерживала и спрашивала:
– А тебе не обидно? Ты самая красивая девчонка в классе, а строишь из себя дурнушку!
– Я?!
Признаться, красавицей себя я не считала. Так, обычная девчонка, каких много. Вот, Маринка – это да! Она высокая, ноги от ушей. Мы измеряли, 117 сантиметров, как у знаменитых манекенщиц…