Научи меня любить - Егорова Ольга И. (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Пододвинула к окну табуретку, приоткрыла форточку, закурила…
Странная вещь – бессонница. В голову постоянно приходят какие-то мысли, нет им конца, среди них – важные и неважные, они путаются, переплетаются в какой-то слишком уж замысловатый клубок. Балансовый отчет вполне мирно сосуществует в этих мыслях с подтекающим краном, со стертыми набойками на осенних ботинках, которые срочно нужно заменить, и постоянным рефреном звучит один и тот же вопрос. Тот самый вопрос, на который она так долго и так безуспешно пытается найти ответ: что делать дальше?
Поставить точку. Остаться одной. Пусть – одной, но зато не будет больше этих постоянных скандалов, слез, глупых, ничего не значащих извинений. Все говорят, что время лечит. Всех лечит – значит, вылечит и ее. Пожалеет, не бросит, позаботится…
Смириться. Успокоиться, начать наконец контролировать свои эмоции, попробовать приспособиться. В конце концов, бывает и похуже… По крайней мере, он ее не бьет. Ну, может, стукнул пару раз, так это не очень сильно, и потом – она сама заслужила… Заслужила, конечно же. И даже если не заслужила – все равно, можно сделать скидку на темперамент, ведь некоторые люди в гневе просто не умеют контролировать свои эмоции. Андрей как раз из таких людей, и не его вина, что он таким родился. И все же…
Поставить точку? Смириться? Или…
Если бы только он был, этот третий вариант. Но третьего было не дано, она это знала, а потому начинала совсем уж как-то
по-детски мечтать о том, что появится вдруг в ее жизни какой-то человек, которому придется подчиниться беспрекословно. Который все решит за нее, а она просто выполнит его волю, просто послушается, как слушалась маму в далеком детстве. И тогда не в чем будет обвинять себя – даже в том случае, если выбранный вариант окажется не верным. Можно будет все свалить на него, на этого человека, волю которого она выполняла.
Поставить точку… Она сидела возле окна и даже представляла себе ее, эту большую жирную точку, как она ставит ее на последней странице толстой книги, которую она пишет слишком долго. Планируемый хэппи-энд уже невозможен, сюжет больше не контролируется, самовластно выползая из поставленных рамок, настойчиво пытаясь превратиться в драму… Тогда почему дрожит рука, почему никак не может опустить перо на бумагу, прикоснуться и отпрянуть? Разве она ей нужна, эта драма? Наверное, все же лучше остаться одной…
Она снова, в который раз уже, попробовала представить себе ее, эту «жизнь одной».
День начинается со звонка будильника. Продолжается свистом чайника на плите. Она пьет кофе в одиночестве. Едет в толпе людей на работу, в той же толпе – с работы. Вечер проводит у телевизора. Выходные – у телевизора. Со временем он перестанет быть ей противен. Она научится смотреть бразильские сериалы, полюбит современную эстраду и будет находить, что юмор в передаче «Аншлаг» очень тонкий и искрометный. Она станет смеяться над глупыми шутками, станет подпевать Маше Распутиной, увлечется политикой, кулинарными поединками, захочет стать миллионером, свяжет на досуге симпатичный малиновый шарфик, чтобы отвезти его на «Поле чудес» и подарить Якубовичу. Она будет мирно и тихо стареть, переживая сотни чужих кино-жизней и отдавая взамен – единственную, свою… Стареть вместе с мамой, с кошкой или собакой, которую она непременно заведет, чтобы не сдохнуть от одиночества. Вернее, чтобы эта смерть не оказалась скоропостижной. Чтобы она была медленной, долгой и мучительной…
Впрочем, возможен и несколько иной исход. Возможно, осатанев в один прекрасный день от телевизора, она подойдет к зеркалу, и, вспомнив вдруг давно забытую строчку из Ахматовой, бросится на улицу. И снова встретит там какого-нибудь мужчину, в пальто или без пальто, это уже не важно, и бросится перед ним на колени, и станет умалять его, чтобы он разделил с ней это ее опостылевшее одиночество… Чтобы он вошел в ее дом и расколотил молотком этот чертов телевизор, сублимацию жизни…
«Я горькая и старая. Морщины покрыли сетью желтое лицо. Спина согнулась и трясутся руки…»
Как же там было дальше?
«А мой палач…»
За спиной щелкнул чайник. Ирина покосилась на него равнодушно, поднялась нехотя, налила в чашку кипятка.
«А мой палач глядит веселым взором и хвалится искусною работой, рассматривая на поблекшей коже следы побоев… Господи, прости!»
Подумала: если бы можно было начать все сначала, она бы разорвала эти отношения после первой же ссоры, после первой же его грубости. Если бы можно было вернуть назад эти шесть лет. Ведь тогда, шесть лет назад, ей было всего лишь двадцать два, и у нее были шансы. А теперь?
Она приоткрыла пудреницу, забытую на столе. Встретившись глазами со своим отражением, придирчиво осмотрела сеть мелких морщинок, две из которых были обозначены достаточно четко. Похлопала подушечками пальцев, отвела зеркало подальше, чтобы увеличить обзор. Нет, конечно, еще не старая. Еще сгодится, еще послужит… Лет десять, а то и больше еще будет смотреть на себя в это зеркало, не испытывая панического ужаса. А значит, еще не поздно, еще можно все изменить, есть шанс начать жизнь сначала…
Ирина вспомнила вдруг, как давным-давно, совсем девочкой, классе в пятом или шестом, она влюбилась без памяти в своего одноклассника. Но чувств своих не открывала, любила молча почти целый год, ловила взгляды, краснела. А потом вдруг на перемене он подошел к ней и сказал: «Ирка-дырка!» И засмеялся… Тогда ей тоже казалось, что в жизни больше уже ничего не случится. Что она просто будет потихоньку доживать свою жизнь до старости, а ее первая любовь так и останется единственной. И теперь – почти то же самое, с той лишь разницей, что тогда, в двенадцать лет, она совсем не боялась остаться одной, она даже гордилась немного этой своей романтической обреченностью на одиночество. Этакий Чайльд Гарольд в юбке… А вот теперь, в двадцать восемь, ей страшно. До жути страшно остаться – одной.
«А мой палач глядит веселым взором…»
Но, собственно, кто он – ее палач?
«Одиночество – странная болезнь, которая излечивает от всего, в том числе и от одиночества». Эти слова она услышала недавно по телевизору – от самый редкий случай, когда показывали хорошее кино. Герой Джереми Айронса был смертельно болен. Ему было проще, гораздо проще чем Ирине, которой, возможно, придется задержаться на этом свете еще лет сорок. Или пятьдесят…
Она просто не будет больше подходить к телефону. Попросит маму, чтобы она всегда отвечала: Ирины нет дома. Когда будет – не знаю… «А на работе? Тоже объявить всему отделу, что я скрываюсь? Кому нужны эти глупые детские прятки…»
Совершенно внезапно в ночной тишине вдруг раздался резкий звонок. Ирина вздрогнула, испугалась. Она не любила ночные звонки, всегда считала их предвестниками несчастья. Бросилась к трубке, не успев все-таки перехватить второй звонок, который теперь уже наверняка разбудил маму.
– Алло! – выдохнула возмущенным шепотом и услышала голос Андрея:
– Привет. Не разбудил?
«Вот и скрылась», – усмехнулась мысленно, прикрыла поплотнее дверь на кухню, снова опустилась на табуретку. Ответила:
– Три часа ночи, вообще-то. Как ты считаешь – не разбудил?
– Извини, если разбудил. Просто мне нужно было тебе позвонить… Понимаешь, нужно.
– Не понимаю. В такое время суток – не понимаю…
– Да ты ведь не спала, Ирка? Я же по голосу слышу…
– Ну, предположим, не спала…
– И я не спал. Все думал о тебе. О нас с тобой.
– И что надумал?
– Ну перестань, прошу тебя, так разговаривать! Да, я хам, нахал, грубиян. Я сам все прекрасно понимаю, только иногда ничего не могу с собой поделать. Прости мня, малыш…
– В который раз… – вздохнула Ирина, прислушиваясь к его голосу. Именно в нем, в голосе Андрея, а не в словах его, было что-то особенное. Что-то непривычное слуху, что-то заставляющее поверить… Или она просто очень хотела – поверить? Как всегда, как обычно…
– В последний. Я много думал… Всю ночь думал об этом. И я понял, в чем причина. Мне кажется, ты от меня ускользаешь. Ты со мной, но в то же время – где-то далеко. Всегда – далеко. И, наверное, от этого я и схожу с ума…
