Шопоголик на Манхэттене - Кинселла Софи (е книги TXT) 📗
— Обязательно! — быстро соглашаюсь я. — Конечно!
— Женевьев фон Ландленбург постоянно красится у Жульена на Бонд-стрит. Вы знакомы с Женевьев фон Ландленбург?
Я медлю, словно перебираю в памяти имена знакомых. Как будто у меня десяток знакомых Женевьев.
— Э-э… нет. По-моему, нет.
— У них дом в Саутгемптоне. — Она вынимает пудреницу и смотрится в зеркало. — Мы в прошлом году гостили у них с семейством Де Бонневиль.
Де Бонневиль. Саша Де Бонневиль, бывшая подружка Люка.
Люк не говорил, что они дружат семьями.
Так, ладно, я из-за этого переживать не стану. Даже если Элинор настолько бестактна, чтобы говорить о семье Саши. Ведь саму Сашу она не упоминала.
— Саша — само совершенство, — продолжает Элинор, захлопывая пудреницу. — Вы видели, как она катается на водных лыжах?
— Нет.
— А как она играет в поло?
— Нет, — мрачно отвечаю я. — Не доводилось.
Вдруг Элинор подается вперед и величественно постукивает пальцами по стеклу, отделяющему нас от водителя.
— Вы слишком резко повернули! — выговаривает она. — Больше повторять этого не стану. Запомните, я не хочу, чтобы меня качало. Итак, Ребекка, — она откидывается на спинку и скептически оглядывает меня, — чем вы увлекаетесь?
— Э-э… — Я открываю рот, но в голове пусто. Должны же быть у меня какие-то увлечения. Чем я занимаюсь по выходным? Как я расслабляюсь? — Ну… я…
Это просто бред какой-то. Должно же быть в моей жизни что-нибудь увлекательное помимо магазинов.
— Конечно, я люблю… проводить время с друзьями, — неуверенно начинаю я. — И еще увлекаюсь изучением моды… посредством… магазинов…
— Вы любите спорт? — Элинор продолжает равнодушно изучать меня. — Охоту?
— Н-ну… не очень. Но я недавно увлеклась фехтованием! — внезапно осеняет меня. У меня ведь есть костюм, так? — Еще я с шести лет играла на фортепьяно.
Чистая правда. К чему ей знать, что в девять лет я с музыкой завязала?
— Неужели. — По лицу Элинор скользит тень холодной улыбки. — Саша тоже очень музыкальная девушка. В прошлом году в Лондоне она давала сольный концерт — исполняла фортепьянные сонаты Бетховена. Вы не слушали ее?
Чертова кукла Саша. Какое мне дело до ее дурацких лыж и сонат.
— Нет, — дерзко отвечаю я. — Но я… у меня самой было сольное выступление… программа из сонат Вагнера.
— Сонат Вагнера? — подозрительно переспрашивает Элинор.
— Э-э… да. — Я откашливаюсь, мучительно придумывая, как бы сменить тему личных достижений. — Вы, наверное, так гордитесь Люком!
Очень удачная фраза! Это должно спровоцировать ее на монолог счастливой и гордой мамаши, минут этак на десять. Но Элинор только молча таращится на меня, будто я сморозила глупость.
— Ну… у него же своя компания… и вообще, — упрямо продолжаю я. — Люк так преуспел. А теперь он в Нью-Йорке и с большим упорством стремится начать бизнес в Америке.
Элинор снисходительно улыбается:
— Никто не может считать, что добился успеха, если он не добился его в Америке. — Она выглядывает в окно. — Мы приехали.
И слава богу.
Да, нужно отдать должное Элинор — салон красоты просто потрясающий. Холл оформлен в стиле древнегреческого грота, с колоннами, тихой музыкой и приятным ароматом парфюмерных масел, витающим в воздухе. Мы подходим к администратору — стильной женщине в черном льняном костюме, которая почтительно называет Элинор «миссис Шерман». Они беседуют о чем-то вполголоса, время от времени администраторша поглядывает на меня и согласно кивает, я же притворяюсь, будто не слушаю, а изучаю цены на ароматические масла для ванны. Потом Элинор резко оборачивается и подталкивает меня к дивану. Тут же на столике кувшин мятного чая со льдом и табличка с просьбой соблюдать тишину.
Какое— то время мы сидим молча, потом за мной приходит девица в белоснежной униформе и уводит в кабинет. Там уже приготовлены тапочки и белый халат в безупречной целлофановой упаковке. Пока я переодеваюсь, девица суетится у своей полочки с баночками, и я не без удовольствия гадаю, что же там для меня приготовлено. Элинор настояла на том, чтобы оплатить мои процедуры, сколько я ни пыталась отговорить ее. В итоге она выбрала для меня так называемый «полный уход», уж не знаю, что это такое. Надеюсь, мне сделают расслабляющий массаж с ароматическими маслами. Но, присев на кушетку, я замечаю, что девушка подогревает большую банку с воском.
В животе у меня екает. Я очень плохо переношу восковую эпиляцию. Не потому что боюсь боли, а потому что…
Ну хорошо. Да, потому что я боюсь боли.
— А что, в мою программу входит эпиляция? — спрашиваю я, стараясь не выдать волнения.
— Вам оплачена полная эпиляция всего тела. — Девица поднимает на меня удивленный взгляд. — Руки, ноги, брови и еще бразильская.
Руки? Брови? От страха у меня пересыхает в горле. Я так не боялась с тех пор, как мне делали прививки перед поездкой в Таиланд.
— Бразильская? — надтреснутым голосом повторяю я. — А что… что это?
— Одна из разновидностей восковой эпиляции области бикини. Полная эпиляция.
Я смотрю на нее, переваривая услышанное. Не хочет же она…
— Не могли бы вы прилечь на кушетку?
— Подождите! — кричу я, тщетно пытаясь не удариться в панику. — Когда вы сказали «полная», вы имели в виду…
— Угу, — улыбается девица. — А потом, если пожелаете, я могу сделать вам небольшую хрустальную татуировку. Самый популярный узор — сердечко. Или, может быть, чьи-нибудь инициалы?
Нет, мне это снится.
— Так что укладывайтесь поудобнее и расслабьтесь…
Расслабиться? Расслабиться?!
Она возвращается к своему горшочку с горячим воском, и меня охватывает настоящий ужас. Я вдруг отчетливо понимаю, что чувствовал Дастин Хоффман в кресле стоматолога.
— Я отказываюсь, — произношу я чужим голосом и сползаю с кушетки. — Я отказываюсь.
— От татуировки?
— От всего.
— От всего?
Девица приближается ко мне с банкой воска в руке, и я в смятении прячусь за кушетку и поплотнее запахиваю халат.
— Но миссис Шерман уже оплатила всю процедуру…
— Мне плевать, что она там оплатила. Вы можете удалить волосы на ногах. Но не на руках. И уж конечно не… в других местах. Там, где сердечко.
Девица выглядит не на шутку встревоженной.
— Миссис Шерман — наша постоянная клиентка, и она настаивала на полной эпиляции.
— Она не узнает! — Я едва удерживаюсь от крика. — Откуда она узнает?! Она же не станет проверять… я надеюсь? И сына своего не будет спрашивать, носит ли его возлюбленная его инициалы на… — Я даже не могу сказать «на том месте». — Правда? Ведь не станет?
В ответ — напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим пением флейты.
Потом девица внезапно прыскает от смеха. Я ловлю ее взгляд и чувствую, что тоже смеюсь, пусть слегка истерично.
— Вы правы, — говорит девица, опускаясь на кушетку и утирая глаза. — Вы правы, она не узнает.
— Может, найдем компромисс? Вы обработаете мне ноги и брови, а об остальном мы никому не скажем.
— Вместо этого я могу сделать вам массаж, — предлагает она, — чтобы занять время.
— Да! — с облегчением выдыхаю я. — Прекрасно!
Я ложусь на кушетку, слегка утомленная этим происшествием, и девушка умело оборачивает меня полотенцем.
— Так, значит, у миссис Шерман есть сын? — спрашивает она, убирая мои волосы назад.
— Ну конечно, — Я приподнимаю голову, слегка удивленная вопросом. — А разве она никогда о нем не говорила?
— Что-то не припомню. Хотя она ходит сюда уже несколько лет… Просто я всегда считала, что у нее нет детей.
— Наверное, к слову не приходилось.
Выйдя из кабинета через полтора часа, я чувствую себя превосходно. У меня новенькие брови, гладкие ноги, и я вся свечусь от самого лучшего в мире ароматерапевтического массажа.
Элинор ждет в холле и, когда я подхожу, внимательно оценивает меня взглядом с головы до пят. На секунду я пугаюсь, что она попросит меня снять блузку, дабы проверить гладкость моих рук, но она только говорит:
