Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
— Сейчас подействует, не волнуйтесь, ваш муж будет в порядке. Мне тоже бывает плохо, а потом проходит.
— Спасибо.
Не спорю, пусть считает Олега Максимовича моим мужем.
Синева отступает, на щеках появляются розовые пятна, и мой предсказуемый клиент сразу тянет из кармана бумажник. Ни о чём другом и мысли нет, любит рассчитываться на месте и большими купюрами.
Приятно, что мальчик отступает назад, пряча руки за спину.
— Да вы что! — говорит обиженно. — Я же помочь хотел.
— Ты помог, — кратко поясняет Олег Максимович.
Он ещё не может нормально говорить, только пожимает парню руку. Тот отказывается от денег, краснеет и тайком осматривает роскошную квартиру. Да уж, тут есть, на что полюбоваться.
Прибывает «Скорая», и клиент подмигивает, пихая в мою руку несколько крупных купюр. Это не для меня.
Когда мы с парнишкой выходим на лестницу, он всё ещё оглядывается на роскошь мужского логова. Запомнит его на всю жизнь и однажды воспроизведёт что-то подобное в своей холостяцкой квартире.
Я прощаюсь с мальчиком и сую в его руку деньги.
— Возьми. Ты спас человека, и это его способ сказать «спасибо».
Парнишка смотрит на купюры, потом оглядывается по сторонам. У него никогда не было таких денег, и теперь ему кажется, что он может купить весь мир.
Пожилую женщину я нахожу в кафе. Отдаю ей запасной ингалятор и оставшиеся деньги. Она не отказывается. Надевает очки, чтобы как следует рассмотреть цифры на купюрах, не почудилось ли. Не почудилось, все они пятитысячные.
Олег Максимович позвонил через несколько часов, чтобы поблагодарить. Я всё ещё подрагивала после пережитого, и слова полились из меня, словно я давно готовила эту речь.
— Раз уж вас окрестили моим мужем, то позвольте ненадолго войти в роль жены. Прошу вас, купите десяток ингаляторов и разложите по всем углам квартиры. И ещё: закажите же себе, наконец, очки. Стильные и очень — очень! — дорогие. Хоть платиновые. С бриллиантами.
Выдохнув, сжала телефон. Сейчас Олег Максимович меня уволит и будет прав, но эта несдержанность от испуга. От пережитого страха. В случившемся есть и моя вина, ведь могла остаться и проследить, куда и как он распыляет краску. Знала же, что не сдержится.
Но дело не только в этом. Мне его жалко. В неотложной ситуации единственная, кому он смог или захотел позвонить, — это учительница рисования.
Голос Олега Максимовича прозвучал на удивление серьёзно.
— Ещё будут условия?
— Условия чего?
— Того, что мы станем друзьями.
— Купите тапочки. Вы же дома, а дом — это место, где можно быть собой. Будет страшно, но вы привыкнете, — пообещала ни фига не понимающая и очень наглая я.
— Ника, я должен тебя отблагодарить.
Сейчас начнётся фейерверк из купюр и всяких выгодных предложений.
— Нет, не должны. Вы же сказали, что мы друзья?
Олег Максимович хмыкнул.
— Ладно, если друзья, тогда я что-нибудь придумаю.
Порой чужой благодарности боишься сильнее, чем грубости. Обычно Олег Максимович благодарит деньгами, корзинами фруктов или сертификатами в спа-салон. Это не так уж и страшно, даже приятно. А вот мысль о том, что безудержная фантазия ученика придумает необычный способ благодарности, пугает. Но что поделаешь, уже поздно. Друзья так друзья.
— Слушай, Ник, как зовут твоего жениха?
Вздыхаю. Очень не хочется терять защитный статус невесты.
— Простите, но зачем вам?
— Да есть одна мысля, — голос Олега Максимовича прозвучал задумчиво. — Ты говорила, что он музыкант в жанре какого-то металла… гибридного, что ли? Я тут посмотрел в сети… Это «Анатомия кошмара»? Данила Резник?
То мой порывистый ученик не помнит вообще ничего, то, когда не надо, не забывает ни слова.
— Да.
— Ладно, Ник, увидимся.
Будем надеяться, что Олег Максимович не придумает ничего экстремального. Наверное, купит подарочный сертификат на двоих, и тогда придётся, всё-таки, сказать ему правду.
Как я сказала Олегу Максимовичу, дом — это место, где можно быть собой. За последние две недели я развила эту концепцию до предела. Запиралась в одиночестве, переживая траур по несостоявшимся отношениям, и не общалась почти ни с кем, кроме родителей и учеников.
Я позволила себе быть слабой. Признала свои ошибки и отпустила их.
Чувства Данилы покорили меня, поймали в капкан. Я полюбила своё отражение в синих глазах. Данила дёргал за ниточки любопытства и затянул меня в слепящую глубину, где я окружила себя ложью и чувством вины. Я растворилась в нём, перестала быть собой и потеряла вдохновение. Я хотела, как лучше, а причинила ему боль. И себе тоже.
Любовь либо есть, либо её нет. Доверие тоже. Если нет, то краха не избежать.
Но от этого не легче. Боль гудит во мне, вертится под кожей, мешая спать.
Сложно пережить боль и потерю, но хуже всего, когда тебя гложет обида. Несправедливость. Судьба покарала меня несправедливостью. Данила не захотел мне поверить, не стал на мою сторону, а остальные подлили масла в огонь.
Надеюсь, что его родные вздохнули с облегчением. Конец Ники, меркантильной, лживой невесты.
Обиды было столько, что хватило бы на несколько невест, но я пережила. Пересидела дома, где можно быть собой.
Что меня спасло?
Вдохновение.
Оно выталкивает меня из постели в пять утра и держит на острие чувств далеко за полночь.
А вдохновения много, и имя его — Алексей Резник. Вернее, не он сам, а прощальная сцена, разыгранная в коридоре чужой квартиры. Я устала гадать, почему именно Алексей дёргает за творческие нити моей души. Ответов всё равно нет, зато есть вдохновение.
Двенадцать небольших картин разной формы — треугольники, овалы, квадраты. На каждой — фрагмент страсти. Ноги, обёрнутые вокруг его пояса. Побелевшие пальцы, вцепившиеся в сильную шею. Мои губы и его горло. Поцелуй. На трёх холстах — один поцелуй, разделённый на фрагменты страсти. Чёрное на белом (12).
Забравшись на стремянку, я повесила картины на стену в три ряда. Как и было задумано, вместе они сложились в асимметричную геометрическую фигуру страсти.
Наша минутная страсть была именно такой — чёрно-белой, неровной, с острыми углами и неожиданными округлостями. И она застряла в памяти, как репейник.
Сижу, смотрю на картины и пытаюсь понять, почему именно Алексей подстегнул моё вдохновение. Уже две недели я горю творческим огнём, вспоминая безрассудный поцелуй в коридоре чужой квартиры.
Это не влюблённость, а странность.
Я — творческий человек, паразитирующий на чужих эмоциях. Мне всё равно, чьих.
Наверное, мне всё равно.
Или нет.
Но факт остаётся фактом — после столкновений с Алексеем я пылаю. Взрываюсь вдохновением. Сначала картина на лестнице, потом кофейный портрет. В этот раз хватило на целую композицию.
Картины вписываются друг в друга, складываются в историю. Фрагменты страсти составляют единое целое. Но чего-то не хватает. Смотрю с разных сторон, меняю освещение — не помогает.
Нужен посторонний совет.
Мой сосед — скульптор по прозвищу Роден. Он прилично зарабатывает, вытачивая кухонные столешницы из камня, а свободное время проводит в своей студии, такой же крохотной, как моя, работая над очередной скульптурой, которая обязательно, непременно, вот-вот сделает его знаменитым. Раньше мы дружили, но с появлением Данилы дружба поостыла.
Приоткрыв дверь, Роден нервно глянул мне за спину.
— Где твой музыкант? — спросил, снимая маску и перчатки.
— Музыканта больше нет.
— Ооо. — Лицо Родена застряло между двух эмоций — радостью и сочувствием. — Совсем нет?
— Совсем. Когда будет минутка, загляни ко мне, нужен свежий взгляд.
Роден неуверенно покосился на дверь моей квартиры. Можно сказать, что они с Данилой не сошлись характерами, поэтому в последнее время мы почти не общались.
