Восемь недель (ЛП) - Фальк Хулина (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗
Мой отец снова и снова говорил мне не смотреть эти телешоу, потому что я слишком молода и меня они слишком пугают. Он был прав, конечно. Но послушалась ли я? Нет. А почему я этого не сделала? Потому что я затаила обиду за то, что меня оторвали от Аарона и Лили.
Итак, что я получила от того, что не слушала? Я убила собственного дедушку.
Это был несчастный случай, теперь я многое понимаю. Мне было страшно, и я никогда не собиралась убивать своего дедушку, и все же я не могу находиться рядом с этим местом.
Должно быть, за мгновение Аарон поднял меня с пола и усадил прямо к себе на колени. Его руки подносятся к моему лицу, его большие пальцы поглаживают меня под глазами, чтобы вытереть слезы.
— Это не твоя вина, София, — говорит он тихо и мягко. — Несчастные случаю происходят. Все время.
— Но я убила его. — Мои руки обвивают его туловище, моя голова проходит мимо его рук, пока мой лоб не упирается в его плечо. — Я убила его, Аарон.
— Ты хотела это сделать?
Я мгновенно качаю головой, молясь, чтобы он почувствовал это как покачивание головы, а не кивок. Даже если бы у меня когда-нибудь возникло желание кого-нибудь убить, я была бы слишком трусливой, чтобы пойти на это. Я не только предпочла бы не попасть в тюрьму и жить на свободе, но это еще и не стоит того, чтобы кого-то убивать.
— Тебе было двенадцать, София. Я очень сомневаюсь, что ты вообще думала о том, что кто-то может умереть прямо в тот момент.
— Мой отец ненавидит меня за это, — рыдаю я. Признаюсь, я не облегчила жизнь отцу. Но с того дня… Боже, взгляд его глаз, гнев, его слова. Я никогда не смогу забыть ни одно из них.
— Я думаю, твой отец достаточно умен, чтобы понять, что ты никогда не хотела причинить ему вреда, любовь моя. Для него это тоже было шоком. Люди склонны говорить ужасные вещи, когда пребывают в состоянии шока, — говорит Аарон.
Почему, черт, почему он должен пытаться заставить меня чувствовать себя лучше из-за всего этого. Я думала, он возненавидит меня после этого. Возможно, даже увидит во мне жестокого, злобного убийцу, которому не было предъявлено обвинение, потому что моя семья рассказала полиции, что мой дедушка споткнулся и никогда не упоминали мое имя в связи с его смертью.
Но мое имя связано с его смертью. Если бы не я, он был бы до сих пор жив.
— Ты разговаривала с бабушкой после этого? — Его руки сомкнулись вокруг моего тела, прижимая меня чуть крепче.
— Нет, — отвечаю я. — Я не могла. На мой взгляд, она не хочет меня видеть, и я это понимаю. Пару недель назад я посетила могилу дедушки. Я надеялась, что, может быть, мне удастся хоть как-то успокоиться, но этого не произошло.
Не знаю, как можно добиться спокойствия, посетив могилу, и снова и снова извиняясь перед умершим человеком, но я решила, что попытка того стоила.
— Я не могла остаться там, Аарон. Если бы я осталаь в Нью-Йорке, это бы меня убило. Меня бы охватило чувство вины, и я… Я не думаю, что я бы выбралась из этого живым. Пребывание в Нью-Йорке все равно убило бы меня. Этот инцидент до сих пор преследует меня во снах, даже днем. Это почти чудо, когда я могу хоть неделю не думать об этом.
Неделя, когда меня нет в Нью-Йорке. С тех пор, как я вернулась туда, это преследовало меня каждый день. И я не уверена, что у меня достаточно сил, чтобы остаться, не делая несчастными всех вокруг.
— Значит, твои родители навсегда переехали ради тебя в Германию? — Я киваю, потому что они это сделали. Они не предлагали уехать из Америки навсегда, это сделала я. Я умоляла родителей уехать, потому что оставаться там не было для меня вариантом. — Если твой отец ненавидит тебя так сильно, как ты думаешь, я сомневаюсь, что он переехал бы ради тебя на другой конец земного шара.
Я молчу какое-то время, пытаясь вникнуть в слова Аарона.
Возможно, он прав. Если бы я кого-то ненавидела, я бы не уехала ради него далеко от дома. И он оплачивает мое нынешнее пребывание в Америке. Он хотел пригласить меня домой на каникулы. Если бы он меня так сильно ненавидел, разве он не хотел бы, чтобы я держалась от него как можно дальше?
Буквально вчера он достал мою куртку, потому что увидел, что я забыла её в сарае. Если бы он меня ненавидел, он бы этого не сделал. Если бы он меня ненавидел, ему было бы плевать на меня. Но ему не плевать. Он заботится обо мне больше, чем я когда-либо позволяла себе видеть.
Мне нужно извиниться. Перед ним. Перед бабушкой. Перед всеми. Я настолько увлеклась тем, что бы заставить себя поверить, что все ненавидят меня за убийство моего дедушки, что даже не рассматривала это как несчастный случай, как только что указал Аарон. Наверняка они знают, что я никогда не собиралась кого-то убивать. Даже моя сестра не такая жестокая и не злится на меня, и я думаю, мы уже поняли, что она меня просто терпеть не может. Так что, если даже Джулия не упоминает об этом при каждой, по её мнению, ошибке, которую я совершаю, или чтобы заставить меня что-то сделать для нее… они не могут видеть во мне убийцу, не так ли?
Вырываясь из объятий, я быстро вытираю слезы, прежде чем позволить себе встретиться глазами с Аароном. И когда они встречаются, мне почти хочется, чтобы они этого не сделали.
Выражение его глаз — это то, чего я никогда не ожидала увидеть снова. Восхищение. Он всей душой верит, что я хороший человек. Аарон не считает меня кем-то ниже себя, даже после моего поступка.
Мое сердце замирает, бабочки в животе сходят с ума, и я не могу не молиться, чтобы разобраться с этим дерьмом, потому что быть с Аароном было моей мечтой слишком долго, чтобы отказаться от нее сейчас. Теперь, когда я могу это получить. Он в пределах досягаемости, протягивает мне руку, предлагая отношения, от которых я в молодости убила бы себя за отказ. Но все это только в том случае, если мне удастся преодолеть травму, вырасти как личность и дать Аарону ту любовь, которую он заслуживает.
В противном случае это несправедливо по отношению к нему.
Если я не смогу пообещать Аарону будущее без необходимости приносить ему безумные и глупые жертвы, я не могу обещать ему вечность. Я не могу допустить, чтобы он обнадежился, а я в конечном итоге убежала.
И я считаю, что важно быть с ним честной.
— Я не могу обещать, что ты останешься здесь, Аарон. Находиться в Нью-Сити, так близко к Манхэттену, где это произошло… меня потрясает. Каждый божий день, который я провожу там, я чувствую, что стены обрушиваются на меня. Мне нужно разобраться во всем заранее, иначе это никогда не будет справедливо по отношению к тебе.
— Мы разберемся с этим вместе, Льдинка. — Он обхватывает мое лицо руками, заставляя наши глаза оставаться закрытыми. — Я обещал жениться на тебе и собираюсь возобновить свое обещание сейчас.
Мои глаза резко расширяются, такое ощущение, что если они откроются еще хотя бы на миллиметр, то выпадут прямо из моей головы. Он не… Он не может иметь в виду это.
— София Мишель Карлсен, я тебе обещаю: однажды мы с тобой поженимся. Меня не волнует, сколько времени нам понадобится, чтобы это выполнить. Меня не волнует, что нам понадобится, чтобы достичь этого. Мы поженимся, потому что во всей этой вселенной нет никого, кто мог бы когда-либо убедить меня в том, что ты не предназначена для меня, — говорит он предельно серьезно.
На этот раз после обещания не будет прощания. Никому из нас не нужно уезжать и лететь в другую страну. Он сказал эти слова не просто потому, что боится никогда больше меня не увидеть, он серьезно это сказал.
Его губы соприкасаются с моими, как будто он подписывает сделку. И этим поцелуем он обещает еще одно. Это обещание реальности. Он обещает мне годы с ним, всю жизнь. В его поцелуе — обещание будущего, сладость ожидания и обретения настоящей любви.
Это не поцелуй, достойный какого-то фильма или книги. Это нечто большее. Это шаг вперед, шаг к страсти, которая может легко вспыхнуть, если с ней обращаться неправильно. И все же в его поцелуе я обретаю дом.
