Единственная наследница - Модиньяни Ева (читать книги полные TXT) 📗
– Но кто тебе сказал, что это так безнадежно? – спросил он вполголоса, продолжая целовать и ласкать ее.
– Доктор обнадеживает, но я знаю, что ничего уже нельзя сделать. А было хорошо, правда? Я рада, что ты пришел меня утешить и что побудешь еще со мной. Все равно это скоро бы кончилось и, наверное, кончилось бы еще хуже: без любви, может быть, со скандалами. Пришлось бы увидеть, как ты уходишь к другой. Ведь я уже старуха, мой мальчик. Я могла бы быть твоей матерью. И все же я счастлива: ты дал мне свою юность, свою нежность, свою любовь.
– Медицина достигла сейчас очень многого, Матильда. И денег у нас достаточно. Мы найдем лучших врачей. Я найду для тебя хорошего специалиста. Отвезу тебя к нему, и он вылечит тебя. – Он говорил это ей, но убедить пытался скорее себя.
– Ты мой врач, голубок. – Она протянула руку, коснулась его волос и нежно улыбнулась ему. – Не волнуйся, Чезаре, тем более что это все равно не поможет. Скажи мне лучше: квартира, которую я нашла для тебя и твоей сестры, тебе понравилась?
– Я пойду туда завтра. – Ему было сейчас не до квартиры.
– Увидишь, тебе понравится. Думаю, я выбрала то, что надо. Плата умеренная. Я заключила контракт на твое имя и заплатила за год вперед.
– О счетах подумаем потом.
– Потом, – прошептала она с горькой улыбкой, – это слово не для меня.
– Позволь мне попытаться, – прервал он ее.
– Делай, что захочешь, но пока что выслушай меня. – Она заговорила строго, уверенно, но по-матерински заботливо. – Прачечная, этот дом и деньги, которые на моем счету в банке, – все это твое.
– Но мне ничего не нужно, – попытался разубедить он ее.
– Не прерывай, прошу тебя. У меня никого нет, кроме тебя. Но я не хочу, чтобы люди болтали, сплетничали. Так вот, я сделаю своей наследницей Джузеппину. Я уже говорила с нотариусом. Чтобы получить все это, она должна быть рядом со мной все те дни, что мне еще остались. Пока ты отсутствовал, я хорошо ее узнала. Она не такая, как ты, но похожа на тебя. Я к ней очень привязалась. Здесь ключи, – протягивая их, закончила она, – о наших делах позаботишься ты сам. Обо мне – Джузеппина.
– Но я тоже думаю о тебе. – Он улыбнулся ей с веселостью, почти настоящей, и, развернув сверток, с ловкостью ярмарочного торговца вынул из него великолепную фриульскую шаль из тонкой шерсти с длинной шелковистой бахромой. Набросил ей на плечи, поправил складочки и, отступив на шаг назад, с удовольствием оглядел Матильду. – Ты просто блеск, – восхищенно сказал он.
– Как ты добр! – проговорила она. – И сколько утешения ты мне даешь.
– И это только начало, Матильда. То ли еще будет, когда ты выздоровеешь.
– Не надо, – сказала она материнским тоном. – Я согрешила, но я много молилась, просила прощения у бога, и священник отпустил мне грехи. Если бог прощает тех, кто любил, он простит и меня, потому что я любила тебя и по-прежнему очень люблю. Я прошу у тебя только одну вещь.
– Проси что хочешь, – он с готовностью склонился к ней.
– Помоги мне умереть. Побудь со мной рядом, когда я буду уходить в темноту.
Чезаре взял ее на руки, легкую, словно невесомую, и отнес в комнату. Он закутал ее в одеяло, словно маленькую девочку, и подбросил угля в чугунную печку, что гудела у входа.
– А теперь, – предложил он, – притворимся, что ничего не случилось.
– Так мне нравится больше, – сказала Матильда, улыбнувшись ему.
– Я иду устраиваться в новом доме, а тебе пришлю Джузеппину, – пообещал он.
– Но ты тоже возвращайся.
– Конечно, вернусь. Иначе кто же будет управляться здесь с прачечной? Хозяйское добро надо стеречь.
Он вышел на улицу, не надевая шляпы, не застегнув пальто. Холодный воздух освежил его, и это было необходимо ему, чтобы разогнать тоску, которая переполняла сердце. Быстрым шагом он пошел вперед, чувствуя, как, несмотря ни на что, к нему возвращается радость жизни.
Глава 34
– Только не говори мне, что тебя ранили, когда ты шел в атаку, – засмеялся Чезаре.
– Никогда не ходил, – признался Риччо. – Всегда лежал, уткнувшись головой в землю. Потому меня и ранило в зад.
Осколок гранаты вырвал ему кусок мяса из задницы, чем и закончилось его участие в войне.
– Так ты вернулся уже давно? – Чезаре налил себе немного вина.
– На год раньше тебя. Мне дали медаль, пенсию по инвалидности, и теперь бабы сходят с ума, чтобы взглянуть на мой зад. Но у тебя тоже красивая метка, – сказал он, показывая на шрам у Чезаре на щеке.
– Царапина. И никакой медали, никакой пенсии. – Чезаре коснулся рукой щеки.
Еще не отзвучали литавры победы, а в обществе уже обозначилась грань между патриотами и демократами, между бывшими интервенционистами и пацифистами.
В остерии пили, играли в карты, сквернословили. Здесь было полно ветеранов, которые победили в этой войне, но оказались в худшем положении, чем до нее. Шестьсот тысяч из них остались лежать на Карсо, на Пьяве, Изонцо, в долинах Адидже и на плато Асьяго. Несмотря на глупость и бездарность Генерального штаба, на плохое снаряжение, на ужасные условия, в которых приходилось воевать, они с мрачным стоицизмом боролись с врагом, как теперь боролись с нуждой и разрухой. Когда их призывали на фронт, к ним обращались как к гражданам. С расклеенных на каждом углу плакатов геройски напыщенный боец в каске, с винтовкой и патронташем призывал итальянцев исполнить свой долг и все отдать фронту. А теперь, когда они этот долг исполнили, на них наплевали и забыли.
Крупные предприятия, занятые военными поставками, во время войны увеличили свои капиталы, в то время как крестьяне, вернувшиеся с фронта, стали беднее, чем прежде, а рабочие и служащие из-за инфляции едва сводили концы с концами.
Многие вспоминали «красную неделю», организованную в 1914 году социалистами Бенито Муссолини, Пьетро Ненни и анархистом Энрико Малатестой, «домашнюю революцию», которая, вспыхнув в Романье и Марке, охватила всю страну. И многие предсказывали, что вскоре может случиться что-нибудь и почище.
– А ты что об этом думаешь? – спросил Риччо, намекая на эти разговоры.
– Назад не вернешься никогда, – ответил Чезаре. – Все исполнили свой долг, и теперь пора платить по векселям.
– Думаешь, будет революция?
– Революции многое меняют, но не всегда к лучшему. – Чезаре вытащил коробку сигарет «Македония» с золоченым мундштуком и взял одну в рот.
– По-твоему, – настаивал Риччо, – они устроят революцию?
– Если их вынудят к этому, они попробуют тем или другим способом.
– А чем это кончится для нас? – Риччо не отрицал, что ему никогда не удавалось исполнить заповедь: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» – и своя рубашка всегда была для него ближе к телу.
– Мы вне игры, если ты намекаешь на наши интересы, вернее, на свои.
– Извини, – сказал он с удивленным видом, – с каких это пор мои интересы – это не наши?
– Потому, что я прибыл на свою станцию, – объявил Чезаре, – беру свой багаж и выхожу.
Риччо ударил себя пальцем по лбу.
– Что за околесицу ты несешь?
– Нет, я и правда выхожу. И меняю курс. – Чезаре огляделся вокруг: он был среди людей, которых не узнавал уже.
– Да ну, скажи, что ты шутишь. – Риччо заглянул ему в глаза, скорчив забавную рожу.
– Это не шутка, – покачал головой Чезаре. – Я всегда говорил, что рано или поздно встану на другой путь.
– Это верно, – нехотя подтвердил друг. – Просто я думал, этот день еще далеко. А может, и мне пойти с тобой?
– Куда бы я ни пошел, я не откажусь от такого друга, как ты, – улыбаясь, ответил ему Чезаре. – Но у тебя ведь торговля вином, у тебя остерия и Миранда. Стоит ли все это бросать?
– Да, пожалуй… – забарабанил тот пальцами по столу. – Пожалуй, мне лучше продолжать прежний путь. Но если ты случайно передумаешь, я придержу для тебя теплое местечко, – заключил он, чувствуя некоторое облегчение оттого, что бросать все это не нужно.
