Лекарство от любви – любовь - Егорова Ольга И. (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Еще минут двадцать она плескалась под душем. Потом, замотавшись махровым полотенцем, собралась уже выйти из ванной, но в этот момент на глаза попался тюбик с тушью для ресниц, примостившийся на самом краю стеклянной полочки с маминой косметикой.
«Вот ведь, – усмехнулась она, – дожила, можно сказать, до преклонных лет, а тушью для ресниц пользоваться не умеешь…»
В последний раз она красила глаза, кажется, лет восемь назад. Робко отвинтив колпачок, она извлекла кисточку и, приблизив лицо к зеркалу, осторожно, едва касаясь, провела по ресницам. Поучилось неплохо, и это придало ей оптимизма. Она еще пару раз коснулась кисточкой ресниц. Теперь правый глаз был значительнее симпатичнее левого, значительно выразительнее, и еще с десяток эпитетов легко подыскала Варя, щедро одарив ими накрашенный правый глаз.
Когда она наконец вышла из ванной и обнаружила на плите чайник, на самом донышке которого шипели остатки почти окончательно выкипевшей воды, ей стало смешно. Вот ведь что бывает, когда после восьмилетнего перерыва женщина вдруг начинает красить ресницы…
Осторожно придерживая крышку, она все же извлекла из чайника ровно половину чашки горячей воды. Вкупе с чайной ложкой растворимого кофе и половиной чайной ложки сахара получился очень вкусный напиток – привычный «Нескафе», всегда казавшийся ей кисловатым, в это утро приобрел тонкий горьковато-шоколадный привкус. Она выпила кофе с удовольствием и вместе с тем торопливо, обжигая губы при каждом глотке.
По-быстрому сполоснув чашку, снова прошмыгнула в ванную, к той самой полке, которая так манила ее. Даже не отдавая себе отчета в том, что ведет себя как восьмиклассница, тайком от матери добравшаяся до ее косметички, открыла с детским замиранием сердца коробочку с перламутровыми тенями для век. «Макияж должен быть умеренным», – напомнил внутренний голос, скептически усмехнувшись. Обижаться на этот скептицизм у нее не было времени, но замечание она все же приняла к сведению – вздохнула и закрыла коробочку. Но это была всего лишь хитрость – подождав немного, до тех пор пока внутренний голос успокоился, она снова ее открыла и, прикоснувшись аппликатором к светло-сиреневому великолепию, все же нанесла незначительное количество теней на веко.
Правый глаза снова восторжествовал, зажегся самовлюбленным огоньком – что ни говори, эта сиреневая капля его преобразила. Быстро восстановив справедливость, она отложила коробочку с тенями в сторону, потеряв к ней интерес, и принялась изучать дальше содержимое стеклянной полочки с косметикой. Следующей на очереди была перламутровая темно-синяя баночка, внутри которой оказались рассыпчатые румяна какого-то совершенно необыкновенного персикового цвета. Варя смотрела на них как завороженная, потом перевела взгляд в зеркало и решила все-таки румянами не пользоваться – на щеках играл естественный, нежно-розовый румянец, предмет зависти любого создателя «порошков красоты». С некоторым сожалением она закрыла темно-синюю перламутровую баночку и окунулась в мир губных помад, теряя голову сначала от названий – «Шик», «Соблазн», «Элегант», «Гламур», «Триумф», «Экзотик»… Потом – теряя голову от разнообразия цветов. От нежно-розовой непосредственности «Романса», от насыщенно-розовой застенчивости «Соблазна», от туманно-лиловой загадочности «Элеганта», от шокирующей яркости пурпурно-красного «Триумфа»… Внутренний голос, снова разбуженный, наверное, стуком ее растерявшегося сердца, тихо шепнул: «“Классик”…» Да, кажется, именно этот, кремово-бежевый цвет всегда нравился Паршину… Скромная подростковая «карамелька» вполне уместна была на Варином бледненьком личике… «Паршин?! Кто такой Паршин? К черту Паршина, к черту „карамельки“…» Искренне возмутившись собственным мыслям, она убрала в сторону помаду «Классик» и принялась дальше мучить себя проблемой выбора цвета, впрочем, мучения эти были очень приятными. Взгляд рассеянно блуждал по палитре, неумолимо возвращаясь к самому немыслимому, самому вызывающему, безумно-красному «Триумфу». Варя осторожно прикоснулась к помаде губами и, ощутив вкус почти настоящей, только что сорванной с грядки спелой клубники, поняла, что уже бессильна сопротивляться.
В выборе она не ошиблась – ярко-красный цвет оказался ей к лицу, и она немного грустно улыбнулась, констатировав, что узнала об этом почти в тридцать лет, когда нормальной женщине полагается давным-давно быть в курсе таких важных мелочей, как подходящий цвет помады. Аккуратно разложив на полке все цветовое безумие, она снова посмотрела в зеркало, с трудом узнавая себя.
«Неплохо, очень неплохо… Только вот волосы…» Нет, эта коса никуда не годилась. Варя расплетала ее каждое утро только для того, чтобы заплести снова. Она делала это всю жизнь, с этой самой косой она пришла даже на выпускной вечер, даже на регистрацию брака с Паршиным она пришла с этой вечной косой. Неизменной косой с неизменной резинкой на конце… Нет, пожалуй, она слишком пристрастна – в резинках все же наблюдалось некоторое разнообразие, на данный момент у нее их имелось целых четыре. Одна бежевая, одна черная, еще одна черная и еще одна. Тоже черная. Хоть каждый день меняй…
Стянув с кончика косы бежевую резинку, она принялась расплетать косу, осторожно освобождая из плена прядь за прядью и мучительно раздумывая над новой, совершенно неразрешимой, как ей казалось, проблемой: что сделать с волосами? Если не коса, то что? «Может быть… может быть, две косы?» Оригинальность собственного решения едва не заставила ее разрыдаться. «К тому же такие взрослые тетки, как ты, не ходят с двумя косичками, это подростковый вариант», – снова пришел на помощь внутренний голос. Варя с удовольствием отказалась бы от этой помощи, если бы это было в ее власти.
Кроме пресловутой монашеской косы и соответственно двух слишком легкомысленных кос, в голове не возникало никаких элегантных соображений. Туманная мысль о высокой прическе никак не оформлялась в зрительную картинку, Варя думала о высокой прическе и представляла себя с косой… Которую она наконец расплела и, привычным движением захватив в расческу концы прядей, стала расчесывать волосы. Выпущенные на волю пряди четко сохранили отпечаток своего вечного плена – тугие, упругие волны, они рассыпались по плечам и заблестели, отражая свет. Будто лампочка была вовсе не обыкновенной лампочкой на сто вольт, а самым настоящим солнцем, нашедшим тихий приют на потолке в ванной комнате…
Этим волосам больше ничего и не требовалось, кроме свободы. Никаких кос, хвостов, узлов, никаких резинок, бантов и заколок. Варя облегченно вздохнула и даже тихонько рассмеялась от неожиданной простоты решения. И снова, спустя минуту, рассмеялась, окинув взглядом отражение в зеркале: загадочная незнакомка была одета в полосатое махровое полотенце, и оранжево-синий оптимизм этих полос вызывал стойкую ассоциацию с парадным вариантом тюремной униформы.
Кажется, на этот раз проблемы мучительного выбора перед ней не стояло. Кроме двух пар джинсов и нескольких джемперов она привезла из Москвы, из прошлой своей жизни, единственное платье, безумно красивое и безумно дорогое платье от какого-то модельера, которое Паршин привез для нее из-за границы. Она надевала его редко – прежде всего потому, что в принципе не была склонна к женственному стилю одежды, предпочитая более демократичный и простой спортивный стиль. Но в контексте пурпурного «Триумфа» на губах и распущенных волос привычные и милые сердцу джинсы и джемпер были ничуть не более уместны, чем махровое полотенце.
Она вышла из ванной, выключила свет и, неслышно ступая в утреннем полумраке, пробралась в комнату. Дверца шкафа предательски скрипнула – Варя замерла, затаила дыхание, чувствуя, что сейчас ее застанут на месте преступления, и не отдавая себе отчета в сущности этого «преступления». «Кажется, пронесло», – не заметив признаков пробуждения домочадцев, облегченно констатировала она. Не глядя нащупала в шкафу плечики с подвешенным черным платьем, вытянула из шкафа. Наученная горьким опытом, закрывать дверцу она уже не стала. Выскользнула в прихожую, на цыпочках пробралась к ванной и снова закрылась в своем «будуаре».
