Жара в Архангельске (СИ) - Стилл Оливия (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
— Смотри, Москалюшка-то наш, кажется, нашёл свою пассию, — шепнул Салтыков на ухо Оливе.
— А как они друг другу подходят! — шепнула, в свою очередь, Олива, — И по росту, и по комплекции — оба такие упитанные, и прям чудо, как хорошо смотрятся со стороны! Вот бы их поженить…
— А чё? Это мысль! — поддержал Салтыков, — Вот тебе и семейство Москалёвых! И будут у них детишки — маленькие упитанные москалёвики…
Олива прыснула от смеха. Майкл и Настя досадливо обернулись.
— Чё ржёте?
— Да это мы так, о своём, — потупилась Олива, уткнувшись в свою чашку.
— О чём же? — хитро прищурилась Настя, глядя на заговорщиков.
— А вот про Перельмана вспомнили, — нашёлся вдруг Салтыков, — Математик в Питере живёт — Перельман. Он ещё от премии в миллион долларов отказался…
— Знаю-знаю. Это такой дядька страшный с бородой, — сказала Настя, — Он ещё ЖЖ ведёт и всех добавляет. Меня тут тоже добавлял, но я как увидела его страшную фотографию, тут же попросила расфрендить.
— Между пхочим, очень умный товахищ, — вступился за Перельмана Майкл, — Он один хешил пхоблему Пуанкахе, над котохой бились в течении века…
— Не, но отказаться от премии и бабла! — возмутился Салтыков, — Это лохом педальным надо быть!
— Это говохит скохее о его благоходстве…
И Майкл, сыпая научными терминами, начал объяснять причины, почему гениальный математик отказался от премии. Настя, которая от математики была так же далека, как Олива — от творчества Милана Кундера, заскучала и спешно начала прощаться.
— Я, пожалуй, тоже поеду в гостиницу, — сказал Майкл, который после ухода Волковой заметно сник.
— Чё так? — спросила его Олива.
— Гохло болит. Пхостудился…
И вот теперь он лежал в кровати и размышлял: понравился ли он Волковой? Свидятся ли они ещё раз? Она ушла так быстро и внезапно…
О том, судьба ли им быть вместе, Майкл даже подумать не смел.
Глава 26
Спасаясь от ливня, так внезапно настигнувшего их у Кремлёвской стены, мокрые до нитки Салтыков и Олива забурились в какой-то помпезный ресторан на набережной Москвы-реки. Естественно, с подачи Салтыкова. Оливе, никогда прежде не бывавшей в таких заведениях и наблюдавшей их лишь с улицы сквозь витринное стекло, и в голову бы не пришло взять и вломиться туда, как к себе домой. Тем более, в таком неприглядном виде, в плебейских джинсах и футболке, с мокрыми растрёпанными волосами, с которых ручьями стекала вода. Салтыков же, нисколько не стыдясь своей потной рубахи и обоссанных штанов, по-хозяйски впёрся в ресторан, как будто так и надо.
В зале почти никого не было. Только одна пара сидела за столиком у окна: мужчина в чёрном смокинге и женщина в красивом вечернем платье. Это было дорогущее заведение, по всей видимости, элитное. Оливе стало стыдно: ей вдруг показалось, что их с Салтыковым сейчас просто-напросто выставят за дверь. Но обошлось: никто их за дверь не выставил, а напыщенный официант любезно проводил к столику.
Салтыков сел напротив Оливы и сделал заказ, как тогда в пиццерии, не спрашивая её, что она будет.
— Цыплёнка табака… Салат греческий… Малосольной сёмги ещё, пожалуй… — небрежно перечислял он стоявшему за стулом официанту, — Коньяк «Двин», принесёшь сейчас…
— Бутылку? — уточнил официант, записывая заказ в блокнот.
— А я сказал «рюмку»? — ответил Салтыков сварливо, — Бутылку, естественно!
— Не стыдно тебе, нет? — напустилась на него Олива, как только официант отошёл.
— Да с чего?
— Да с того! — разозлилась она, — Приехал, а ведёшь себя так, будто ты уже всех здесь купил. Терпеть не могу такой самонадеянности!
— Ну ладно тебе, — примирительно буркнул Салтыков, — Они кто? Обслуга. Вот пускай и обслуживают.
— Да тебя взашей надо гнать, а не обслуживать! — Олива уже не церемонилась, — Ты хоть себя-то со стороны вообще видел? Припёрся, ссаный-сраный, да ещё пальцы гнёт, как будто так и надо…
Салтыков посмотрел на неё исподлобья.
— Тебе доставляет удовольствие унижать меня?
— Нет, — сказала Олива, — Это ты своим поведением постоянно сажаешь меня в галошу.
Он взял её руку в свою и начал целовать, бормоча:
— Я весь в твоей власти, что хочешь со мной, то и делай… Унижай, бей, топчи, только не отвергай…
— Перестань! — Олива вырвала у него руку, — Я не собираюсь тебя ни бить, ни топтать. Просто я терпеть не могу в людях этого мажорства. Ты вот сейчас назаказывал того-сего, — она кивнула на столик, уже уставленный разнообразными яствами, — В то время как другим, может быть, жрать нечего. Конечно, откуда директорскому сынку знать, что такое нужда! И каково это — жить на четыре тысячи рублей в месяц…
В последнюю фразу Олива вложила всю свою горечь.
Салтыков понял её посыл по-своему. Он достал из нагрудного кармана своего пиджака толстую пачку денег, долго считал их и, выбрав, наконец, из пачки тысячерублёвую купюру, протянул Оливе.
— Зачем это? — вспыхнула она.
— Возьми, — Салтыков пододвинул к ней купюру.
— Ещё чего! Убери сейчас же!
— Но мне эти деньги ничего не стоят, — сказал он, — То, что ты зарабатываешь за месяц, я делаю за два дня.
— Спасибо, что напомнил. Только подачки твои мне не нужны! — Олива гневно сверкнула глазами.
— Но почему я не могу материально помочь своей любимой девушке?
— Да потому, что это унизительно! — сказала она, — Я, между прочим, не нищая!
Салтыков убрал купюру. Он встал и, перебирая ей волосы, поцеловал в голову.
— Иначе моя Олива и не могла поступить! Вот за это я тебя и люблю…
Олива поморщилась.
— Ты таким образом проверял меня?
— Ну почему сразу проверял? Мне ничего для тебя не жалко. Хочешь, я тебе всё отдам, что у меня есть? Хочешь?
Он снова вытащил свою пачку денег, но не положил на стол, словно боясь, что Олива примет это за чистую монету и вправду заберёт у него всё.
— Думаешь, за деньги можно всё купить? — усмехнулась она, — Ладно, расслабься. Не возьму я твои бумажонки…
Но Салтыков ответить не успел, ибо в этот самый момент зазвонил его телефон.
— Да, Майкел! — ответил он, и лицо его внезапно вытянулось и побледнело. Через несколько секунд он молча нажал на отбой.
— Что? Что такое? — встрепенулась Олива, — Что с Майклом?.. Да говори уже, не тяни!..
Глава 27
Майкл проснулся перед самыми сумерками и не сразу понял, где он находится. Нос его был заложен, горло першило; однако, вспомнив всё, что было накануне, он почему-то радостно заулыбался.
«Да, точно — я же в Москве… — пронеслось в его голове, — Салтыков и Олива щас гуляют… А я сегодня гулял с Волковой…»
При воспоминании о Насте Волковой Майклу становилось радостно и грустно одновременно. Он вспомнил, как они под руку гуляли по Арбату, как сидели рядом в кафе, как у метро она поцеловала его на прощание — летучим таким, небрежным поцелуем с еле уловимым ароматом духов — и сердце его снова ухнуло куда-то вниз. Майкл ещё никогда в жизни никого не целовал, да даже не сидел так близко с девушкой… Олива не в счёт, она — своя, как рубаха-парень. Настя же совсем другое дело — от неё исходил какой-то непередаваемый, тонкий шарм, что заставлял сердце Майкла замирать жутко и сладостно. Всё было для него так необыкновенно ново — Москва, в которой он ни разу не был, эта белокурая девушка, подруга Оливы, с нежной кожей и щебечущим голоском, похожим одновременно на пение синиц и журчание ручейка. Её летучий поцелуй, обещающий всё и ничего. И, наконец, этот невероятно длинный день, в котором было столько приключений…
Майклу захотелось пить, и он, преодолевая болезненную слабость во всём теле, поднялся с кровати. Поставив на кухне чайник, он подошёл к окну. Дождливый московский день клонился к вечеру; уже кое-где зажглись в окнах огни. Майкл от нечего делать стал смотреть на окна соседнего здания; однако, еле успев с грустью подумать, что московские приключения подходят к концу, вдруг увидел нечто такое, что заставило его на мгновение забыть даже о Волковой.
