До мурашек (СИ) - Сакру Ана (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT, FB2) 📗

Да и что я такого там увижу? Ребенок и ребенок, да?

Выйдя из душа, спускаюсь на первый этаж. Включаю музыкальный канал на плазме, делаю пару кругов по кухне-гостиной, не зная куда себя деть. Лёвка уже отписался, что они приедут через каких-то два часа. Колотит от нервов сильнее с каждой минутой.

Надо бы поесть, но я не хочу. Зато догадываюсь, что они -то как раз приедут голодные. С Лёвой проще - он вообще всеяден после училища, а вот чем кормить пятилетнего ребенка. Вряд ли ему интересен мой витаминный салат...Идею пойти и взять готовую еду в кафе отметаю сразу. Почему-то хочется самой.

Что я любила в детстве?

Мамину выпечку и блины. И, если с дрожжевым тестом я сейчас вряд ли справлюсь, то с блинами - можно попробовать. Правда готовила я их в последний раз лет в пятнадцать. Мне такое категорически нельзя было большую часть моей жизни, и лишь от маминой стряпни я никогда не находила сил отказаться, пользуясь тем, что я по природе худощавая, в папу, и могу позволить себе чуть больше, чем остальные.

Беру первый попавшийся рецепт в интернете, чтобы соблюсти пропорции, и приступаю к готовке, которая хоть немного отвлекает и успокаивает. Правда, тонких и ажурных блинчиков как у мамы у меня не получается - навыка нет. Это скорее толстенькие большие оладьи, обмазанные сливочным маслом, но на вкус вполне...Сама не замечаю, как на стрессе, пока готовлю, съедаю штук пять.

И чуть не роняю из рук сковородку, когда слышу, как распахивается входная дверь.

Медленно вытираю руки о полотенце и, выключив плиту на время, поворачиваюсь лицом ко входу.

В прихожей шаги, до меня доносятся звуки возни, шуршания одежды, Лёвин голос и ещё один - тонкий, звонкий, громкий. Детский...

У меня сердце болезненно сжимается, отказываясь толкать кровь, когда слышу детское "пап", сказанное с той особенной требовательно- бодрой интонацией, которой зовут своих родителей все обласканные любовью дети, точно знающие, что их услышат и помогут в любой момент.

- Пап, повесь!

- Давай. Так, здесь разувайся. Снимай рюкзак. Да не парься, попозже наверх отнесем. Мишань, пошли в гостиную. Там, похоже, кормить будут, судя по запахам.

- М-м-м, я голодный! А кто тут? Бабушка? Пап, а я в твоей комнате буду?

- Да, в моей.

Слышу, как они идут ко мне по коридору. Впиваюсь пальцами в столешницу за моей спиной.

- Люблю твою комнату. Там речку видно, - мечтательно тянет мальчишеский голосок, а через секунду я вижу его хозяина.

И перестаю дышать, потому что он...

- Мишань, познакомься, это моя подруга - тетя Гуля, - Лёва тормозит сына, обняв за худенькие плечики, и поворачивает его голову в мою сторону.

В меня тут же впиваются широко распахнутые от неожиданности серо-голубые глаза.

- Гуль, это Мишка, - Лёвка подбадривающе мне подмигивает, но я вижу его лицо как в тумане. Всё внимание отдано ребенку.

Медленно киваю недоверчиво разглядывающему меня Мише и силюсь улыбнуться, но губы онемели.

- Привет, - сдавленно произношу.

Мальчик хлопает светлыми ресницами. Хмурит пшеничные прямые брови совсем как у отца.

- Она у тебя теперь вместо мамы, как у мамы дядя Юра? Мама тоже сказала, что дядя Юра - её друг, - сделав выводы, поворачивается Миша к слегка опешившему Лёве.

Вспыхиваю до корней волос, а вот Лёвка на удивление совершенно спокойно воспринимает вопрос сына. Возможно, он просто к ним привык - и к самим вопросам, и к тому, как ребенок их в лоб задает.

- Да, примерно так, - соглашается он, взлохматив Мишины соломенные, почти белые волосы, совсем как у него самого в детстве, - Так что слушайся её.

- Да почему всех надо слушаться? - страдальчески закатывает Миша глаза.

- Иначе она тебя без блинов оставит, да, Гуль? - фыркает непробиваемый Лёвка, подталкивая сына к столу и усаживая на стул, - А, нет, стоп. Руки. Вставай, охломон.

- Я голодный, я сейчас умру, - канючит Миша, но послушно встает и бредет за Лёвой к кухонному крану.

Я так и стою молча в ступоре, наблюдая, как Лёвка подсаживает Мишу и моет ему руки жидкостью для мытья посуды, особо не заморачиваясь.

- Всё, можно есть.

- Ур-ра! - визжит мальчик, которого Лёвка так и несёт подмышкой обратно к столу.

Усаживаются. Ставлю перед ними стопку блинов, сметану, клубничное варенье. Мишка сразу принимается за еду, а Лёва в это время отодвигает мне стул.

- Садись, Гуль.

- Лёв, я не хочу есть. Я пока готовила...

- Садись, - мягко давит и голосом, и взглядом, не дослушивая мои отговорки.

Машинально слушаюсь, присоединяясь к ним.

Лёва тут же начинает рассказывать, как они добрались, аккуратно вовлекая в разговор сына и постоянно пытаясь привлечь к их весёлой, идущей скачками беседе и меня, но я не могу. В горле ком.

Так и пялюсь, сухо сглатывая, на Мишаню, болтающего всякую детскую ерунду и уплетающего мои блины.

И не могу прийти в себя от того, что он пугающе похож на мальчика из моего давнего видения в ночь перед абортом.

Умом я понимаю, что это лишь игра моего воображения, и Миша - просто вылитый отец, а я представляла ребенка, похожего именно на Лёвку в детстве.

Но кожа все равно покрывается липкой испариной, а мурашки рассыпаются по рукам, вздыбливая волоски. Я будто нырнула в собственный сон и сейчас гребу против течения реки под названием «время».

50. Гулико

Поев, Лёва с Мишей собираются во двор к бригаде строителей, которые уже заканчивают обновлять баню и грозятся послезавтра приступить к ремонту непосредственно в доме. Мишаня в восторге прыгает козликом вокруг отца, спрашивая, разрешат ли ему что-нибудь покрасить или хотя бы гвоздь забить. Лёвка, снимая его ветровку с вешалки, наблюдает за ним чуть снисходительно, но так ласково, что я непроизвольно растираю рукой область сердца. Стою как неприкаянная в конце коридора и смотрю на них во всех глаза.

- Кстати, вкусные были блины, - замечает Лёва, уже было выходя из дома и оборачиваясь на меня, - Мишань, тебе понравились?

- Да-а-а! – Мишка скачет на месте, крича. В нём столько энергии, что впору подключать заряжать генератор.

- Тогда «спасибо» скажи, - театрально грозным голосом приказывает Лёва.

- Спасибо, теть Гуль! – орёт весело, так и смотря на отца, а не на меня.

Я лишь декорация в его детском, замкнутом на родителях мире. Я понимаю прекрасно и не обижаюсь. Только немного грустно…

- Гуль, может с нами во двор пойдешь? Погода хорошая, - Лёва так и не торопится выходить, хоть и дверь уже распахнул, и Мишку на улицу выпустил.

Внимательно смотрит мне в глаза и, кажется, пытается прочесть мысли. Я чувствую, что Лёва очень хочет поговорить, узнать мои впечатления и высказать свои, но это явно ждёт до вечера, а сейчас мне просто не хочется им мешать.

- Нет, мне надо поработать, я на террасе устроюсь - будете мне махать, - улыбаюсь ему в ответ, опираясь плечом о стену.

- Всё хорошо? – уточняет Лёвка.

- Да, всё отлично… - прикусываю нижнюю губу, а затем говорю, то, что так и вертится на языке, - Ты просто ксерокс, Лёв, а ещё говорят, блондины – рецессивный ген.

- Как любил говорить мой прадед по маминой линии: «У этих Лютиков слишком крепкий корень», - нахально подмигивает мне Лёвка.

Смеюсь, он тоже улыбается, уже совсем расслабленно.

- Ладно, я пошел, а то Мишаня там уже к Марату пристал и, похоже, шуроповерт у него стащить пытается. Спустись как закончишь.

Подчиняясь порыву, стремительно, в несколько шагов, преодолеваю расстояние между нами и, обхватив ладонями, притягиваю к себе Лёвино лицо и целую его в губы - твердые, терпкие, по- мужски вкусные. Так мне хочется и убедительно показать ему, что всё действительно хорошо, и сказать «спасибо». За многое.

- Ладно, спущусь, - шепчу, отстраняясь через секунду.

Медленно кивает, смотря на мой рот. По горячей волне, исходящей от мужского тела, понимаю, что, если бы не Миша на улице, Лёва бы сейчас со мной остался еще примерно на двадцать минут, но…