Все возможно - Боумен Салли (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Касси, а вы, оказывается, кладезь мудрости, — взглянул на нее Кристиан с ленивой улыбкой. — Я подозревал в вас много даров, но только не Сивиллы…
Кэт бросала умоляющие взгляды на Эдуарда и Элен, которые наблюдали за этой сценой с другого конца комнаты. Элен едва заметно кивнула, и Кэт разом просияла. Касси сурово воззрилась на Кэт и на Кристиана.
— Уж что я в будущем вижу, то вижу, — решительно заявила она. — А я вижу, когда начинают тянуть время. Вижу, что уже семь часов, а при таких-то темпах кто-то будет в постели не раньше восьми. А еще вижу…
— Нет, не видишь, Касси, — смиренно заявила Кэт, — я уже иду. Сегодня я особенно быстро улягусь…
Она обошла гостиную, чтобы каждому пожелать спокойной ночи. Кристиан, считавший ее большой забавницей, поднялся, щелкнул каблуками, поцеловал ей руку и шлепнул по попке. Элен крепко ее обняла и поспешила сказать, когда Эдуард подошел поцеловать девочку:
— Если ты быстро управишься, Кэт, Эдуард, может быть, придет сказать тебе «Доброй ночи». Только не сиди долго в ванне…
Эдуард улыбнулся и пообещал. Кэт весело убежала. Элен пересекла гостиную и села рядом с Кристианом.
— А теперь, — сказала она, — расскажите, Кристиан, как все прошло. Очень было тяжело? Вы рады, что Эдуард с вами поехал?
— Страшно рад, причем по многим причинам, — начал Кристиан.
Эдуард бросил ему предостерегающий взгляд, и Кристиан, которому нравилось его поддразнивать, пустился в подробное, но при этом осмотрительное повествование. Эдуард глядел на них, прислушиваясь к разговору вполуха; он отошел к дверям на балкон, выходящий на зелень сквера. Немного погодя он долил их бокалы и по знаку Элен пошел пожелать Кэт доброй ночи.
По лестнице он поднимался медленно. Непонятно почему, возможно, из-за бесед с Кристианом и посещения дома родителей друга, прошлое, казалось, придвинулось вплотную. Только что в гостиной, когда Кэт подняла карту — «Король бубен! Le voila!» — он воочию увидел Полину Симонеску и услышал ее слова: «Итак, сперва карты. А потом уже начинается будущее».
Сейчас шел 1967 год. Полину Симонеску он не видел с 1959-го, с той минуты — незадолго до встречи с Элен, — когда принял бесповоротное решение впредь не пользоваться услугами ее парижского заведения. Она уехала из Парижа, по крайней мере, до него доходили слухи. Сейчас он даже не знал, жива ли она. Все эти годы он почти не думал о ней, но сегодня, когда Кэт извлекла именно эту карту, Полина Симонеску предстала перед ним как живая. На миг она как бы вновь потянулась к нему, положила ему на руку пальцы, на одном из которых тлел рубин, и он опять почувствовал исходившее от нее напряжение, ощущение непонятной силы.
Он остановился на площадке второго этажа, где находились комнаты его и Элен — покои, которые некогда занимала его мать и которых теперь было почти не узнать. Он вспомнил, как в то давнее время взбегал, перепрыгивая через ступеньки, по этой лестнице, чтобы поскорее затвориться в своей комнате и отметить на карте ход военных действий — синими чернилами, а зашифрованные упоминания о Селестине — красными. Он видел Селестину тогдашней, с поднятой на темя копной золотисто-рыжих волос, в чуть распахнувшемся пеньюаре. Он видел ее, какой она была в прошлом году перед смертью, когда лежала со всех сторон подоткнутая подушками, в палате лечебницы в Сент-Джонс-Вуд. Расходы на ее содержание там многие годы без лишнего шума оплачивались через посредничество бесконечно расторопных и бесконечно осмотрительных поверенных фирмы «Смит-Кемп».
— Хочу шампанского, — произнесла она один раз, и это была, пожалуй, единственная ее связная фраза, когда она ненадолго пришла в сознание, чтобы затем вновь погрузиться в беспамятство.
Он остановился на площадке третьего этажа. Теперь он был рад, что неизменно продлевал аренду этого дома; рад, что они с Элен часто сюда возвращаются. Приятно ощущать прошлое таким живым. Он облокотился на перила и вспомнил, как они с Изобел танцевали там, внизу, медленно скользя по комнате под хриплую пластинку, вращающуюся на граммофоне с ручным заводом. Сегодня в доме стояла полная тишина. Он напряг слух, будто и впрямь надеялся услышать музыку с той заезженной граммофонной пластинки, отрады военных лет; но нет — только безмолвие. А когда он направился к спальне Кэт, некогда бывшей его собственной комнатой, ему явственно послышался голос Жан-Поля. Он услыхал его смех, ощутил на плечах крепкое объятие его руки: «Как любят женщины заставлять нас плясать под свою музыку, а, братик?»
Его пронзила острая жалость, тоска о прошлом; былая любовь к брату, такая безоглядная и безответная, вернулась, и он вспомнил Жан-Поля тогдашнего, не таким, каким тот стал на ущербе своей жизни, а в годы войны, когда Эдуард был готов простить ему все, что угодно.
Он грустно пожал плечами и пошел к Кэт. Она сидела в постели с книгой в руках, но, судя по всему, не читала.
Эдуард улыбнулся, она улыбнулась в ответ. И в этой тихой комнате, уже комнате Кэт, не его, он почувствовал, как прошлое незаметно его отпустило. Для Кэт прошлое было бесплотным — подобно всем детям, она жила настоящим.
Он не спеша прошелся по комнате, рассматривая ее книги, ее рисунки, которыми она очень гордилась; поглядел из узкого окна — из него он когда-то видел по ту сторону сквера зияющую черную дыру на месте дома: прямое попадание авиабомбы. Теперь, понятно, дом отстроили наново, он даже не смог бы сказать, какой именно.
Кэт следила за ним с ожиданием в глазах. Он повернулся к ней с извиняющейся улыбкой, присел на постель и взял ее маленькую ладонь в свои большие.
— Сегодня я все время думаю о прошлом. Прости, Кэт. Почему-то оно вдруг для меня ожило. Когда-то я спал в твоей комнате.
— Знаю. Во время войны. Ты тогда жил тут.
Она замолчала, на ее щеках проступило по красному пятну.
— Ты тогда знал маму?
— Ну, что ты, конечно, нет. Я тогда был мальчишкой, лет пятнадцати-шестнадцати. — Эдуард ласково сжал ей руку. — Я познакомился с мамой много позже. Через много лет после войны.
— Вы познакомились в Лондоне?
— Нет. В Париже.
Эдуард замолчал, но поскольку его, как и Элен, волновала Кэт, а главное, много ли ей было известно и что она могла уразуметь, то он не остановился на этом, как мог бы в других обстоятельствах, и продолжил:
— Я познакомился с ней в Париже. У церкви Святого Юлиана — рядом с маленьким садом вроде нашего сквера. Я однажды тебя туда приводил, ты, вероятно, не помнишь…
— А по-моему, помню, — свела брови Кэт. — Мама показалась тебе красивой?
— Прекрасной, — ответил Эдуард с нежностью. — Я влюбился в нее с первого взгляда. Вот так-то! Un coup de foudre, как говорим мы, французы. Как удар молнии…
Кэт хихикнула.
— Правда. Такое бывает. До тех пор я не верил… Но помню, отец говорил то же самое. Про то, как он познакомился с моей мамой, Луизой, — это было очень давно, в самом начале Первой войны, не Второй. Он увидел, как она танцует, — и сразу влюбился. Вот так.
— Но тогда ты не женился на маме. Вы женитесь только сейчас, вместо того чтобы…
На лице у Кэт появилось тревожное выражение. Эдуард видел, что она явно клонит разговор к чему-то такому, что ее волнует и в то же время немного пугает.
— Верно, тогда мы не поженились, хоть я и хотел. Но многое нам помешало — всякие обстоятельства — когда-нибудь я тебе расскажу. — Он замолк. Кэт все так же упорно смотрела ему в глаза. — Главное, помни — мы с твоей мамой всегда любили друг друга. Вероятно, мы вели себя неправильно, со взрослыми так иногда случается по разным причинам. Но теперь это позади, все правильно, вот почему мы скоро поженимся и ждем не дождемся нашей свадьбы. Ты ведь тоже ждешь ее, Кэт?
— Ой, жду! — Она просияла. — И еще как. У Касси новая шляпка, с пером. А у меня новое платьице… Вообще-то не нужно было говорить тебе про платье, это сюрприз. Но оно синее. Как васильки. Мне нравится синий цвет. Он мой любимый, и платье такое красивое. — Она остановилась, потом добавила: — Сейчас-то я знаю, что ты мой всамделишный папа. Я так и думала, но только чуть-чуть не верила, а сегодня спросила маму, и она сказала, что да.
