Всё, что я о ней помню - Бородачев Антон (читать книги без .TXT, .FB2) 📗
Только через полминуты, когда мои глаза начали привыкать к яркому свету, я начал понимать, что вокруг меня была открытая площадка. Я видел светящуюся арку прямо у себя над головой. Красные и золотые гардины, красиво подтянутые к самому потолку. А еще — широкое пространство прямо перед собой, как будто в этот момент я находился в танцевальной студии или на какой-то театральной сцене.
Сцена!.. Эта мысль вдруг мелькнула в моем сознании, словно еще одна вспышка прожекторов. Да, кажется, это была именно она… Я сделал несколько шагов вперед и в следующую минуту стал различать вокруг себя уже намного больше. Я видел пустой зал впереди, красные кресла, полукруглый партер, яму для оркестра со сгруженными в ней музыкальными инструментами и обшитый бархатом балкон наверху, тускло подсвеченный желтыми лампами, стилизованными под канделябры. Прямо передо мной в центре сцены стояла стойка для микрофона, но его самого на ней уже не было. Кое-где на полу валялись обрывки от конфетти. Сцена, на которой я стоял, принадлежала какому-то театру — в этом я был уверен наверняка. Но в то же время, что-то подсказывало мне, что некоторое время назад здесь проходила вовсе не театральная постановка, а что-то совершенно другое. Декораций вокруг не было. Только пустая сцена, микрофонная стойка впереди и огромный экран прямо у меня за спиною. Нечто подобное бывает на презентациях новых смартфонов. Хотя и эта мысль также вызвала во мне определенный диссонанс. И все, что мне оставалось — это гадать, как это новое видение было связано со мной лично.
В этот момент я снова вспомнил о Кристине. Я говорил себе, что должен отыскать ее, но в то же время какая-то часть меня уже точно знала, что ее в этом мире не было. Все, что происходило за этой дверью, предназначалось только для меня. И от этой мысли я почувствовал себя потерянным. Как будто передо мной было разбросанно множество кусочков мозаики, которые я все никак не мог сложить в единый узор.
Чтобы дать себе небольшую передышку, я остановился посреди сцены и еще раз огляделся по сторонам. Откуда-то издалека доносилась музыка, смешивавшаяся за закрытыми дверями со звуком чьих-то голосов. Я пошел в ее направлении — спустился по ступенькам со сцены, обошел оркестровую яму и зашагал дальше между кресел зрительного зала. Пустота вокруг меня будила внутри какое-то странное чувство. Я был здесь своим. Как будто я принадлежал этому месту… По крайней мере, какой-то своей частью… Похожее чувство у меня уже было прежде — в тот раз, когда я впервые оказался в парке у реки. Этот зал и сцена позади меня не относились к моим воспоминаниям. Скорее, это был еще один обрывок непрожитой жизни — проекция будущего, которое могло произойти, но так и не случилось
Поймав себя на этой мысли, я вдруг замер посреди зала, как будто со стороны сцены сейчас на меня кто-то смотрел. Чувствуя этот взгляд своей кожей, я медленно обернулся назад, и в этот момент все кусочки мозаики, сложились в моей голове в единый узор. Рядом со сценой — справа и слева от нее — висели две растяжки. На первой из них была моя улыбающаяся фотография в квадратных очках, которые я обычно носил только от случая к случаю. А на другой — обложка какой-то книги и круглая надпись рядом с ней: «Национальный бестселлер».
Пытаясь насладиться моментом, я решил никуда не спешить и, заняв одно из зрительных мест в зале, начал просто смотреть на сцену, представляя себе, что могло происходить на ней, если бы этот момент был реальным. Где-то за закрытой дверью в паре сотен метров от меня все так же звучала музыка и чьи-то голоса. Но теперь я их почти не замечал, погрузившись с головой в свои мысли. Я мечтал об этом моменте с 12 лет, и если это видение — все, что мне осталось от него, я хотел бы насладиться, по крайней мере, этим.
Я вспомнил о тех первых книгах, которые я писал когда-то еще в глубоком детстве. Вспомнил свою первую печатную машинку, которая была у меня еще в начале 2000-х, и потрепанное гусиной перо, которое было у меня до нее. Я вставлял в него стержень от шариковой ручки, брал здоровенную тетрадь, а потом забивался с ней куда-то в самый дальний угол дома, чтобы писать, писать, писать… Тогда у этих книг не было ни конца, ни начала — просто середина или какие-то фрагменты, к которым со временем я собирался добавить и что-то еще. Я с самого детства мечтал о том, чтобы стать писателем. Но в конечном итоге написал только один единственный роман — тогда в Юодкранте — а после этого забросил все и снова вернулся к тому мусору, который обычно писал для различных минских изданий.
В этот момент перед моими глазами то и дело всплывали какие-то обрывки из моего прошлого. Я думал о жизни, которую не прожил, и о том, в какой момент я повернул не в ту сторону. Это ведь началось еще задолго до поездки в «Мон-Сен-Мишель». Но выбор в пользу чего-то одного — это все равно всегда выбор против чего-то другого.
Еще несколько минут я так и сидел в пустом зрительном зале, глядя, как вокруг меня свет и полумрак разливаются одновременно. Сцена, расчерченная тонкими лучами прожекторов, и сотни кресел, утопающих в серой темноте. Я не хотел уходить отсюда. По какой-то странной причине, мне было хорошо здесь. Воспоминания и мечты становились четче. И я словно растворялся в них, напрочь забыв о том, что каждая деталь вокруг меня была сейчас лишь только видением. «Мон-Сен-Мишель» продолжал шутить свои шутки. И, подумав об этом, я снова вспомнил о своей седине и о том контракте, который три месяца назад я заключил со Спильманом. Я не жалел ни о чем, но где-то внутри меня все равно зияла огромная брешь. Я вспомнил о Кристине и ни с того ни с сего проговорил эту фразу вслух: «Выбор в пользу чего-то одного, это всегда выбор против чего-то другого».
Свой выбор я сделал.
Поднявшись с места, я еще раз огляделся по сторонам, чтобы попытаться понять, откуда доносится музыка, которую я слышал. Звук исходил справа от меня — из-за закрытых дверей, за которыми, по-видимому, располагался вестибюль или просто выход из концертного зала. Дорога к двери шла вверх под небольшим углом. Я видел янтарно-желтый свет, пробивавшийся из-за круглого стекла. Слышал голоса, которые с каждым шагом звучали все отчетливей. Меня там ждали, и где-то в глубине души я понимал это абсолютно отчетливо. Еще 10—20 шагов и у меня будет возможность проверить это предположение.
Я толкнул дверь перед собой и в этот момент звуки музыки накрыли меня с головой. Где-то в стороне от меня играл небольшой оркестр — пианино, гитара и контрабас. Воздух наполняли обрывки чьих-то разговоров и мелодии американской классики. Я на секунду прислушался, пытаясь угадать ритм. Играла «Fly me to the Moon» Фрэнка Синатры, но только в этот раз она исполнялась без голоса и немного быстрей, чем в оригинале. Мне нравилась эта музыка. Когда-то давно именно такие мелодии звучали в том баре в Юодкранте, в котором я впервые увидел Кристину. И поймав себя на этой мысли, я вдруг подумал о том, что будь этот вечер моим по-настоящему, на нем звучали бы именно такие мелодии — соул, ритм-эн-блюз и очень много старого джаза.
Наслаждаясь этой музыкой, я сделал несколько шагов вперед и постарался получше осмотреться. Вокруг меня был все тот же театр — но только теперь это был уже не зрительный зал, а какой-то просторный вестибюль с мраморными колоннами и огромными люстрами под потолком. Из-за их желтого света все пространство вокруг казалось золотым, как будто устроители этого мероприятия специально подбирали место, насквозь пропитанное изяществом и лоском.
Несмотря на габариты зала, сейчас в нем было не протолкнуться, и чтобы хоть немного продвинуться вперед мне постоянно приходилось лавировать в общей массе людей, дабы случайно не зацепить кого-то. Казалось, здесь проходила какая-то большая вечеринка: десятки людей, вечерние наряды, бокалы шампанского в руках… Все выглядело удивительно осязаемым и реалистичным, и лишь одна деталь никак не давала мне покоя. Как я не пытался я не мог различить ничьих лиц, словно все собравшиеся здесь абсолютно меня не замечали. Я слышал смех у себя за спиной, улавливал обрывки фраз, посвященных все той же безымянной книге, но сами люди при этом постоянно умудрялись оставаться ко мне спиной или полубоком — так, чтобы я мог видеть только часть щеки, затылок или обращенный вверх подбородок. Стоило кому-то оказаться в метре от меня, и он тут же отводил глаза в сторону или начинал случайный разговор с кем-то поблизости. Я не видел ни взглядов, ни лиц, ни улыбок — только толпу людей, которые в этот момент напоминали мне ожившие манекены. Я уже встречал нечто подобное и в других мирах «Мон-Сен-Мишеля», но именно в этом месте, посреди огромного вестибюля какого-то неизвестного театра, эта особенность достигла каких-то гипертрофированных масштабов.
