В омуте блаженства - Симпсон Патриция (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– Желания моего сердца.
Джессика отступила назад в благоговейном страхе перед его болью. Она увидела, как поникли его плечи.
– Козимо... – Начала было она, желая помочь, но боясь, что он оттолкнет ее.
– Знаешь ли ты, как я страдаю? – прошептал он. – Когда ты говоришь о любви к Николо, когда я даю тебе советы в твоих сердечных делах? У меня такое же сердце, как и у тебя.
– Как у меня? – возразила она. – Как это может быть? Ведь ты...
– Да! Кто я, Джессика? – Он обернулся к ней. – Что я? Я не дух. Я не привидение! – Он протянул руку, та, пока она не успела отстраниться, сжал ее. – Они не могут трогать, у них нет плоти, как у меня. – Он поднял ее руку к своему капюшону. Джессика смотрела зачарованным взглядом, боясь того, что скрывается под ним. – Привидения не целуют рук прекрасных женщин.
Джессика почувствовала теплые нежные губы на своей руке. Она почувствовала его зубы и влажный жар дыхания, когда он шептал ее имя. Джессика терпела и не отнимала руки, постигая глубину страданий Козимо.
– Я мужчина, Джессика. Мужчина, который любил только одну женщину в своей жизни. Но эта женщина никогда не любила его. И теперь я знаю, что она никогда не будет принадлежать мне. В великой реке времени она никогда не полюбит меня.
– О чем ты говоришь, Козимо!
– Я говорю о тебе. – Он опустил ее руку. – О тебе, которая не может помнить о безобразном бароне.
Барон. Барон. Барон.
Слово эхом разнеслось по пещере. Джессика испуганно оглянулась, как будто можно было увидеть слово, летящее по воздуху. Странное чувство навеяло ей это слово, слово, умершее где-то вдали.
Смутное воспоминание пробивалось сквозь ее сознание.
– Я надеялся, что ты вспомнишь меня или хотя бы мой голос. Но, увы, я был не прав. Ты ничего не помнишь. Вероятно, я переоценил глубину любви ко мне.
– Извини, Козимо. Я бы хотела вспомнить. Кто бы ни была та леди, она любила тебя.
– Эта леди была ты, Джессика.
– Но я здесь, в двадцатом веке. Она же была в двенадцатом.
– Она где-то в тебе – в памяти, в ощущениях. Ты просто не помнишь.
– Я вспомню, если смогу. Пожалуйста, верь мне. Думаю, ты удивительный человек. Ты так многому меня научил. Но мое сердце принадлежит Коулу. Ты ведь знаешь.
– Пошли. – Он высвободил свою руку. – Я отведу тебя обратно. – Они вернулись по каменной лестнице и пошли по винограднику. Козимо – впереди, Джессика – сзади. Она не отрывала взгляда от его спины, стараясь понять, что их связывает с Коулом. Почему-то эта связь была очень важной, и она знала, что должна открыть ее.
Они с трудом поднялись на холм прямо к дому для гостей. Туфли Джессики промокли, волосы ее запорошил мокрый снег, а руки превратились в сосульки. Чувствовала она себя ужасно, и не только из-за Коула, но и из-за Козимо. Джессика должна бы сказать ему, что какие-то обрывки прошлого она вспоминает, но боялась сказать ему об этом, потому что он снова попытается загипнотизировать ее.
Когда они подошли к дому, Джессика заметила какое-то движение. С задней его стороны была веранда, пристроенная как раз против спальни. Джессика увидела, что дверь на веранду открыта и кто-то выскальзывает из дома. Широко открыв глаза, изумленная Джессика увидела Шон, которая застегнула пальто, сбежала на дорожку и пошла к парадному подъезду дома. Шон не заметила их присутствия.
Джессика почувствовала руку на своем плече и подпрыгнула.
– Извини, – сказал Козимо мягко. – Я не хотел напугать тебя.
Джессика не могла говорить. Она была слишком поражена видом Шон, выскальзывающей из спальни Коула.
– Джессика, это не то, что тебе кажется, – начал Козимо.
– Не то, что кажется? – Она обернулась к нему. – Почему ты вдруг стал защищать Коула? Чтобы спасти винный завод?
– Совсем нет.
– Шон может иметь детей. Почему ей и Коулу не продолжить великую традицию?
Козимо положил руки на ее плечи и крепко сжимал их, пока она сопротивлялась, охваченная болью предательства.
– Джессика, послушай меня! – приказал он. – Не сомневайся в Николо!
– Я только что видела, как она вышла из его спальни. Ты не думаешь, что здесь что-то не так?
– Между ними ничего не было, поверь мне.
– Откуда ты знаешь? Ты можешь видеть сквозь стены? – Она хотела убежать домой. Она хотела броситься на кровать и зарыдать. Как мог Коул предпочесть ей Шон. Она пыталась освободиться от Козимо. – Пусти меня, Козимо, пусти!
Его руки сжали ее сильнее, она перестала сопротивляться и с тревогой смотрела на него. Он не собирался отпускать ее. Его большие руки были сильными, она не сможет вырваться из них.
– Джессика, ты принадлежишь «Санкт-Бенедикту».
– Козимо!
– Ты должна доверять мне, Джессика.
– Доверять? Я никому не доверяю! И меньше всех тебе с твоими секретами и твоим закрытым лицом! Если хочешь, чтобы я поверила тебе, Козимо, если хочешь, чтобы я спасала «Санхт-Бенедикт», ответь мне на несколько вопросов. Я заслуживаю того, чтобы мне ответили!
– Да! – Его руки ослабли. – Заслуживаешь. – Пошли. Я кое-что покажу тебе.
Он шагнул к гостевому дому, обошел веранду и открыл дверь. Джессика вошла, желая знать, что будет делать Коул, когда в его комнате появится монах. Будет Козимо отчитывать Коула за отсутствие принципов, проявившихся в том, что он уложил в постель Шон?
В доме было тепло, и Джессика стала растирать руки, глядя на неразобранную кровать, на которой, скорчившись, лицом вниз лежал Коул. Он был одет в темный велюровый костюм и сжимал в руке конверт. Какие-то мешки были разбросаны по комнате. Стакан вина стоял на ночном столике возле телефона. Или Коул был слишком пьян или спал так глубоко, что не слышал, как открылась дверь. Козимо подошел к Коулу:
– Разбудим его.
Джессика вопросительно посмотрела на монаха, но Козимо больше ничего не сказал и просто спрятал руки в рукава. Джессика подошла к, кровати, наклонилась и потрясла Коула за плечо.
– Коул, – позвала она тихонько. Он не шевелился. – Коул, – сказала она громче. Тот не двигался. Она сильнее потрясла его. Он был как мертвый. Джессика выпрямилась.
– Не смогла и Шон.
– Как ты можешь быть в этом уверен?
– Потому что Коул будет спать, пока я не решу – будить его или нет.
– Ты загипнотизировал его! – Джессика положила руку на плечо Коула, как будто хотела защитить его.
– Нет, – усмехнулся Козимо, – он освободил меня.
– Что означает освободил?
– Когда он спит, то я свободен.
– Свободен? Не понимаю.
– Это все связано с наследством Каванетти, о котором тебе пытался рассказать Майкл, – Что за наследство?
– Часть его памяти, коллективной памяти всех священников Каванетти, живущих и умиравших несколько веков. У Коула есть эта память.
– Что ты имеешь в виду под словом «коллективная»?
– То что, если Коул решит вспомнить, он может вызвать любого из нас живыми.
– Значит, ты тоже эта память.
– Нет. Я самый первый, Джессика. Я отец всех Каванетти.
Его голос затих. Джессика почувствовала дрожь, пробегавшую по спине.
– Обычно моя душа должна находиться в Коуле, как часть его памяти, как часть традиций винного завода. Но как ты знаешь, Коул порвал с традицией. А его дух так силен, что он решил отказаться от памяти, Джессику опять пробрал озноб, когда она поняла:
– Значит, его обмороки...
– Обмороки – это результат внутренней борьбы. Он не мог больше отказываться от наследства, Джессика. Я тоже силен. И пока он несет в себе ответственность, я буду прилагать усилия как защитник, и он будет страдать все больше и больше.
– А как ты появляешься?
– Я появляюсь в моем собственном образе. Я – то, что ты назвала бы – бестелесная субстанция.
– Но ты не кажешься таким. Ты касался меня. Ты теплый, как живое существо. У тебя совсем не такая бестелесная субстанция, о которой я слышала.
– Для меня нет ограничений. Джессика оторвала взгляд от его фигуры и посмотрела на Коула:
– Значит, как ты сказал, каждый раз, когда с Коулом случаются его обмороки, ты появляешься.
