Русалка и гламурный пират (СИ) - Филимонова Лина (электронная книга .TXT) 📗
— Ерш! — я закатила глаза. — Это Ерш, — пояснила я Нике. — А это Ника, — обратилась я к Ершу.
— Кто? — моя подруга переводила озадаченный взгляд с меня на Ерша и обратно.
— Ерш — это рыба, — все тем же докторским голосом произнес Ерш.
Я упала на подушки, сотрясаясь от смеха. Никогда не видела Нику такой ошарашенной!
— Мне пора, — тем временем продолжал Ерш. — Не буду мешать вашему общению. Я навещу тебя завтра. Не забывай принимать лекарства и соблюдать диету. Каши, сухари, чай. Все.
— Да ну тебя, — сказала я. — Диету. — Мы сейчас с Никой мороженого наедимся. Правда?
— Ты же болеешь! — отозвалась Ника.
Я только фыркнула.
Ерш ретировался, но мы с Никой остались одни совсем ненадолго. Вернулся дед с пакетом лекарств. Разложил их на полочке, начал читать инструкции. Подключил Нику. Сверился с рецептом Ерша, разложил их по-другому.
— Так. Вот это сейчас. Это через час, перед едой. Это вечером. Пойду сварю тебе кашу. Доктор сказал — диета.
Доктор! Быстро же дед проникся доверием к Ершу. И я его вполне понимаю. Когда он становится Андреем Евгеньевичем, то прямо-таки излучает авторитет. Наверное, будет хорошим врачом.
— Ты была права, — сказала я Нике, как только дед удалился к себе варить кашу мнимой больной.
— В чем?
— Я ревела. И я не женщина-вамп.
Ника подошла ко мне, села рядом и обняла.
— Бедная моя девочка, — произнесла она, поглаживая меня по спине.
Я почувствовал, что сейчас снова разревусь.
— Прости меня, — сказала я. — Я вела себя как стерва.
— Нет, это ты меня прости! Не надо было мне тогда тебе говорить…
— Это мне не надо было! Не знаю, чего я так взъелась на твоего Эдуарда. Наверное, это ревность.
— Ты меня ревнуешь? — умилилась Ника.
— Конечно! Ты теперь все время с ним, кто будет меня понимать, любить и жалеть?
Я всхлипнула.
— Я буду, кто же еще.
Ника тоже всхлипнула.
Мы слегка всплакнули на плече друг друга, и после этого я почувствовала, что камень, придавивший меня, стал немного легче. Потому что я могу разделить его тяжесть с любимой подругой. Как все-таки трудно держать все в себе! И как хорошо, когда рядом есть близкий понимающий человек.
— И все-таки, кто это был? — спросила Ника по завершении душещипательной сцены.
Я сразу поняла, что ее вопрос относится к Ершу.
— Я тебе рассказывала о знакомых спасателях с пляжа.
— Это один из них? Ты говорила — они полные придурки. Особенно один.
— Это он и есть.
— А выглядит нормальным человеком.
— Сама в шоке.
— Он, правда, врач?
— Ага. Через год получит диплом хирурга.
Я уже назубок знаю вехи биографии Ерша.
— Это он цветы принес?
Ника подошла к подоконнику, понюхала герберы, забавно сморщив нос.
— Он.
— Так он… за тобой ухаживает?
— Кто? Ерш? Не смеши меня. Он из неутомимых охотников. Увидел — охмурил — на плечо и в пещеру. Не получилось — следующая жертва.
— Что-то он мне таким не показался.
— Да ну его. Расскажи лучше, как у тебя дела.
Но Ника перевела разговор на меня. Я думала, что не хочу пока бередить раны и говорить об Аркадии. Оказалось, хочу. Я рассказала ей почти все, кроме самых личных моментов — все-таки у дружеской откровенности есть пределы.
— Значит, ты решила не дожидаться окончания срока, — задумчиво произнесла Ника.
— Да!
Я опять подумала, что, если бы не поторопила события, то сейчас была бы с Аркадием. Не лежала бы в кровати, зареванная и почти по-настоящему больная, а гуляла бы с ним по Круче или подставляла лицо морскому бризу, сидя на палубе яхты «Кассиопея»… А в постели я лежала бы завтра. Такая же зареванная и разбитая. Еще один день. Почему же я от него отказалась?
— Ты предложила расстаться, но хотела, чтобы он тебя остановил, — сообщила моя проницательная подруга.
Да? Я этого хотела? Конечно, именно этого. Я надеялась, что он скажет: нам не нужно расставаться, ни сейчас, ни завтра. Вообще никогда.
Вот о чем я мечтала, хоть и не признавалась в этом даже самой себе. А Ника сразу все поняла. От мысли, которая пришла мне в голову следом, я стиснула зубы и даже, кажется, застонала. Мысль была кристально ясной и отчаянно безнадежной: он тоже все понял. Он догадался, что я к нему чувствую. Понял, почему я пытаюсь досрочно прервать наши отношения и чего я от него жду. Понял, но ничего не сделал! Потому что не чувствовал того же самого. Я влюбилась в него, а он — нет.
— Я дура, — сказала я. — Непроходимая безмозглая идиотка. Он догадался. Этого не должно было случится!
— Это он дурак и идиот, — сказала Ника. — Раз отпустил тебя.
Теперь я уж точно громко застонала. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Это жуткий, несмываемый позор! Я проявила слабость, я почти открыла ему свое сердце, а он — просто плюнул в него. Ненавижу его. Да! Именно его, а не себя, как было еще секунду назад. Если бы он сейчас попался мне под руку я бы… задушила его собственными руками. Но сначала треснула бы по его напыщенной физиономии самой большой и тяжелой чугунной сковородкой. Посмотрела бы я тогда, что осталось бы от его самовлюбленной улыбки! Все восемьдесят восемь белоснежных начищенных зубов посыпались бы к моим ногам. Раздирающая меня ярость требовала выхода, поэтому я схватила подушку и швырнула ее изо всех сил в стену.
Вернее, я думала, что в стену. Но подушка, прямо в полете, коварно изменила траекторию и полетела не в стену, а в дверной проем, в котором очень некстати нарисовался дед с миской дымящейся каши в руках. Не ожидая нападения, он двигался неспешно и безмятежно, как вдруг вражеский снаряд, набитый перьями, сбил его с ног. Ярости во мне было предостаточно, и я всю ее вложила в бросок, так что ударная сила подушки была приличной. Дед пошатнулся, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, тарелка с кашей выпала из его рук и полетела почему-то вверх и вбок, а не вниз, как предписывают законы гравитации.
Справа от деда, ровно в той стороне, куда полетели брызги горячей липкой каши, судя по цвету и консистенции, овсяной, внезапно возник еще один посетитель. Кирилл! В его руках была прозрачная кружка с чаем и вазочка с сухарями — видимо, он помогал деду донести до больной внучки ее скудный ужин. Но внучка оказалась не столько больной, сколько полоумной…
Несмотря на атаку горячей каши, Кирилл не уронил достоинства и предметов, которые были в его руках. Он аккуратно поставил кружку и вазочку на комод и только после этого посмотрел на свою рубашку, на которой красовались бледные неэстетичные блямбы.
— Руслана! — возопил тем временем разъяренный дед, чьи ноги были забрызганы кашей. Как, впрочем, и ноги Кирилла.
— Ой! — произнесла я шепотом.
Вот теперь самое время со страшным грохотом провалиться сквозь землю!
— Что ты творишь?! — вопрошал дед, оглядывая последствия нападения подушки. Весь пол был заляпан кашей и усыпан осколками, они с Кириллом выглядели так, как будто их оплевал верблюд. Подушка не пострадала.
Воздух вибрировал от напряжения, я вибрировала от ощущения непереносимой неловкости. В таких случаях японские самураи делают себе харакири! Я готова, правда. Хоть сию секунду вспорю себе живот, чтобы искупить свой позор. Я оконфузилась на всех фронтах, и не представляю, как дальше жить с этим…
В этот момент Ника хихикнула. А потом заливисто рассмеялась.
— Ну и видок у вас!
Кирилл улыбнулся. Дед сменил гнев на удивление.
— Чем вы тут занимаетесь?
— Бои подушками, — объяснила Ника. — Больная заскучала, мы решили развлечься…
— Я сейчас все уберу, — я отбросила простыню и вскочила с кровати, забыв про короткую полупрозрачную ночнушку.
Строгий взгляд деда и скромно потупившийся взор Кирилла напомнили мне о правилах приличия, и я резво вернулась в кровать, снова обмотавшись простыней. Надо уже переодеться, посетители просто идут косяком, ни минуты покоя!
— Вы пока можете почиститься, а мы приведем все в порядок, — сориентировалась Ника.
