Муж мой - шеф мой? или История Мэри Блинчиковой, родившейся под знаком Тельца - Ларина Елена (читать книги полностью .TXT) 📗
— Ужас!
— Нет, Мэри, это еще не ужас. — Петька наклонился ко мне ближе. — Ужас в том, что, похоже, шарашка наша к этому делу причастна.
Меня как холодной водой окатили. Я застыла, словно соляной столб. Какое-то нехорошее, ох, совсем нехорошее предчувствие заползало, ломилось, толкалось. Муханов молчал, эффектно, как положено, выдерживая театральную паузу.
— Ну, Петька! — почти закричала я.
— Я вчера только пива собрался выпить, — важно начал Петька, — вдруг — звонок из офиса, выезжай, мол. Водила главного заболел, а его срочно везти куда-то надо. Ну, попереживал, конечно, не без этого, Светка тоже под руку попалась — ну, не суть…
— Петя!..
— Да… Ну и поехал, а что делать — я человек маленький, — заметив мой отчаянный взгляд, Муханов заторопился: — Возил я их, возил, в один кабак, потом в другой…
— Кого, Петь?
— Как кого? — искренне удивился Муханов. — Полозова, его проститутку и этого… с повязкой…
— Одноглазого? — ахнула я.
— Ну да, его, жуткий хмырь. Переругались все — вдрызг… — Петька заржал, как конь. — Мэри, анекдот вспомнил: врач диктует: «У пациента черепная травма». «Может, черепно-мозговая?» — спрашивает дотошный практикант. «Да нет у него мозгов, — с досадой отвечает врач, — раз на день рождения жены с любовницей пришел…» Н-да-а… Короче, напились они все да и портфельчик свой в машине и забыли. Я его сегодня утром, конечно, наверх отнес, но… — Петька сделал круглые глаза.
Мне захотелось убить Петьку, но он мог еще пригодиться.
— В общем, мне, конечно, очень стыдно, но такие они разговоры вели… нехорошие, в общем, посмотрел я, что в том портфельчике было.
— ???
— Там бумага была, какая-то купля-продажа, и фамилия — Кошкин, а еще — паспорт Фомича там был! А он, я как раз вспомнил, мне про какого-то одноглазого все втирал, мол, мужик с повязкой его и спаивал. Мэри, ты чего?
Ноги стали вмиг ватными, стало трудно дышать. Я вдруг вспомнила, как страшно побледнел Полозов тогда, в Рождество, в ресторане, при упоминании одноглазого. Постойте-постойте, но ведь он должен был приехать только сегодня! Ревность скользкой змеей обвилась вокруг меня и сдавила горло так, что стало трудно дышать. А я-то, дура, думала, как там без меня Степа, скучает, бедненький-несчастненький, наверное! Неужели…
— Все в порядке?
— Да, Петь, не волнуйся, — я полной грудью вдохнула морозный воздух, стало полегче. — А проститутка — это ты кого имел в виду?
— Ну кого-кого, не знаю я, как зовут, такая краля, как с журнала модного сошла только что, постоянно здесь ошивается.
Инесса!
— Короче, понимаешь, мужику идти некуда вообще! В нашем ЖЭКе руками развели: мол, извините, ничего поделать не можем, всего хорошего!
Картинка выстраивалась фантастическая: Кошкин — рождество — трубы — Инесса…
— А где он сейчас… живет?
— Я так и не понял. — Муханов смущенно кашлянул. — Он телефончик-то оставил, вроде у друзей каких… Мир, знаешь, не без добрых людей.
Происходящее дальше проходило как в тумане: разъезжающаяся дверь, лестница, звонок по телефону, долгое томительное ожидание… Зазвонил местный.
— Мария Николаевна, мне бы поговорить… — мялся в трубке «загородный строитель» Павел Кузьмич.
Какой настырный! Все в офисе давно знали, что Степан имеет на меня виды и Мэри Блинчикова — объект неприкасаемый.
— Ничего особенного, легкий обед, скрасящий одиночество холостяка, — бормотал, шмыгая носом, не соблюдающий субординацию главный менеджер.
Хоть бы высморкался разок, что ли!
— Павел Кузьмич, я бы с удовольствием, — решительно прервала я излияния «холостяка». — Мне надо срочно уехать, дело личное и не терпящее отлагательства! — и бросила трубку.
Я бросила листочек с адресом в сумку, прилепила к компьютеру липучку «Буду завтра» и выскочила в коридор.
МАСКИ СБРОШЕНЫ
На следующее утро, войдя в основательно проветрившийся за ночь кабинет и скинув плащ, я первым делом взялась за ледяную телефонную трубку и набрала номер. Мне оставалось решить маленький, но довольно-таки большой вопрос. Спит, наверно. Ждать пришлось долго.
— Петь! Это я.
— Мэри, я ж с суток, побойся бога! — заканючил Муханов спросонья.
— Петя, мне от тебя нужно одно: вспомни, в том портфеле еще что-нибудь было?
— Портфеле?
Голос у Муханова был такой, словно вчера второй раз случилось Рождество.
— Пе-тя! Быстро вспоминай, что еще было в том портфеле. Я жду.
Неожиданно я пожалела, что не курю: вот сейчас — самый что ни есть момент затянуться, было бы красиво. И еще я бы с удовольствием выпила чего-нибудь. Например, рассольчику. Голова просто раскалывалась, было холодно, и форточку закрывать не хотелось — заболит еще больше. И туфли бы переодела — на улица мокрота, ужас. Я пошевелила пальцами ног, разгоняя кровь. В трубке сопел Муханов.
— Мэри, ну ты даешь стране угля, там… там было… там был еще паспорт! — Петькин радостный вопль чуть не оглушил меня. — Еще был один!
— Петечка, а фамилию, фамилию ты запомнил?
— Мэри, а вот с фамилиями…
— Не запомнил, Петь?
Сопение усилилось, и Петька несчастным голосом сказал:
— Нет, слушай, я как Фомича на фотке увидел, у меня все аж завертелось… Завертелось, — повторил Петька уже другим, более уверенным голосом, — а потом я посмотрел, что там еще, и…
Вчера, когда я к концу дня наконец нашла действительно добрых людей, которые приютили несчастного, еле живого старика, и увидала Петра Фомича, у меня тоже «все завертелось».
К сантиментам я не склонна, но по дороге домой, в метро, я еле сдерживалась, чтобы не завыть, не зарыдать в голос, в ларьке купила бутылку водки и почти всю ее одна и выпила.
Я молча ждала, представляя, как сильно напрягаются мухановские мозговые лабиринты, извлекая из памяти события вчерашнего вечера. Наверно, после смены он тоже принял дозу…
— Ничипоренко, — выдал на-гора Муханов.
— Петь, а Ничипоренко — это точно или как?
— Это — точно! — гордо сказал Петька. — Потому что это девичья фамилия моей жены!
Я перепугалась.
— Петька, а на фото была не она… Не твоя жена, Петь?
— Мэри, ну ты меня что, совсем за идиота держишь? — возмутился Петька. — Там была уже пожилая тетка…
— Ты адрес случайно не посмотрел?
— Посмотрел, Мэри, я, конечно, не такой умный, как ты, но адрес машинально посмотрел! — шумел Петька. — Адрес — Московский, а дом… — Муханов вздохнул. — Дом — сто семьдесят семь.
— Квартира?
— Двадцать.
— И ты так сразу и запомнил? — ехидно спросила я.
— Да, так сразу! Представь себе, — передразнил в ответ Петька. — Смотри: сто семьдесят семь — это номер войсковой части, где я служил, а двадцать — Светке же двадцать лет!
Ах, ну да, Светка. Светка — просто молодец, что ей двадцать лет, подумала я.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Полозов — сияющее лицо, сверкающие ботинки. Ни слова не говоря, он положил передо мной маленькую бархатную черную коробочку.
— Мэри?
Он уселся прямо на столе, закинув ногу на ногу, и победно смотрел на меня. Красив был до умопомрачения — загорелый, подтянутый, моложавый. Неужели больше ничего никогда не будет: ни океана, ни солнца, ни ужина при свечах? Как же пережить все это… А в коробочке — обручальное кольцо?
— Петь, спасибо, ты замечательный, — ответила я в трубку. — Я позвоню позже и все расскажу. Целую, — и дала отбой.
Бледно-голубые глаза сузились до щелочек. Во взгляде читался немой вопрос.
— Я бы очень хотела с тобой поговорить, — сказала я тихо и внятно.
Видимо, что-то в моем тоне насторожило Степана. Мы не виделись несколько месяцев. Он скорее всего рассчитывал, что я с радостным повизгиванием брошусь ему на шею, и заметно задергался. Но вида не подал.
— Я жду у себя через десять минут, — и хлопнул дверью.
Из зеркала в туалете на меня сумасшедше глянула бледная физиономия. Нет, так дело не пойдет.
