Наша тайна (ЛП) - Норрис Шана (книги без сокращений txt) 📗

Я кивнула.

— Здесь все, что я брала с собой.

Летнее солнце все еще ярко светило над головой, но я уже чувствовала неуловимые изменения в воздухе, как бывало всякий раз, когда август постепенно перетекал в сентябрь. Лето подходило к концу, и мне предстоял обратный путь до Уиллоубрука. Даже не верилось, что я провела в Эшвилле целых два месяца.

— Погоди-ка, — сказала тетя Лидия. Подняв вверх палец, она бросилась обратно в дом.

Я взглянула на Кейт и Эштон.

— И как это понимать?

Кейт пожала плечами, а вот Эштон выглядела так, будто что-то об этом знала. Прежде, чем я начала выпытывать из нее подробности, она стиснула меня в объятиях. Ее висячие серьги запутались в моих волосах, и Кейт пришлось помогать ей выпутаться.

— Я буду по тебе скучать! — воскликнула Эштон.

Кейт обняла меня с другой стороны, и мы стояли, слившись в групповом объятии, пока я не рассмеялась.

— Не могу дышать! — пошутила я.

Подруги выпустили меня и отступили назад. Подруги. От этой мысли лицо озарялось улыбкой.

— Пиши нам каждый день, — наказала Эштон.

— Обо всем, — добавила Кейт.

— Буду, — пообещала я.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказала Эштон. Она залезла в тканевую сумку, перекинутую через плечо, и достала небольшую вещицу, завернутую в газету. Я аккуратно развернула бумагу и увидела красно-сине-зеленое стекло. То самое, что мы наши в центре переработки, только теперь оно было обрамлено замысловатой проволочной рамкой. Приглядевшись, я обнаружила, что она складывается в надпись: Эштон, Кейт и Ханна.

Я широко улыбнулась, взглянув на Эштон.

— Спасибо, — сказала я. — Мне очень нравится.

— Правда? У меня ушла целая вечность на то, чтобы сделать рамку как надо.

— Правда, — заверила я ее. — Очень красиво.

Так и было. Глядя на творение Эштон, я вспоминала о том, сколько красоты в несовершенстве. В искусстве нет традиционных подходов, а в жизни — традиционных путей.

Вернулась тетя Лидия, прижимая к груди квадратный холст.

— Я следующая. Прощальный подарок, — сказала она, вручая мне полотно.

Взглянув на картину, я шумно втянула ртом воздух. На ней были изображены Эшвилл и Уиллоубрук. Два города сплелись в одной картине так, что казались единым целым, но я все равно могла видеть отличительные черты каждого.

— Когда ты успела это нарисовать? — спросила я.

Тетя Лидия просияла.

— За последние несколько недель, — ответила она. — С тех пор, как мы вернулись из Парижа, застой прошел. И мне хочется рисовать.

Я обняла ее и поцеловала в щеку.

— Спасибо. Она прекрасна.

Взгляд тети Лидии странно остекленел, когда она улыбнулась мне.

— Помни, что ты можешь вернуться в любое время или звонить мне. Даже посреди ночи. Я всегда отвечу.

Я аккуратно устроила картину и разноцветное стекло на пассажирском сидении своей машины. Пять часов — не близкий путь, и мне не хотелось, чтобы с ними что-то произошло.

Обняв в последний раз присутствующих, я забралась в машину и закрыла дверь. Мотор приятно тарахтел, пока я выезжала с подъездной дорожки.

Тетя Лидия, Эштон и Кейт стояли на лужайке, махая мне на прощание. Я взглянула в зеркало заднего вида, чтобы посмотреть на них в последний раз и сосредоточилась на дороге впереди.

Я была готова вернуться домой.

***

В доме было тихо, и когда я зашла в фойе, мои шаги эхом отозвались от стен большого помещения. Я надеялась застать дома маму, но она, по-видимому, решила остаться в Париже до конца.

Чувствуя разочарование, я поднялась по лестнице в свою комнату. Противостояние матери не привело ни к чему хорошему. Ничего не изменило, хотя вообще непонятно на какие изменения я рассчитывала.

— Вернулась, — раздался голос позади меня.

В проходе стояла мама, прислонившись к дверному косяку. Сцепив за спиной руки, она покусывала нижнюю губу.

— Я думала, тебя не будет дома еще неделю, — сказала я.

Мама пожала плечами, входя в комнату и присаживаясь на кровать.

— Я осмотрела все, что можно было осмотреть в Париже, и слегка заскучала.

Она говорила тем небрежным тоном Мэрилин Коэн, который использовала, когда пыталась от чего-то отмахнуться. Я вернулась к чемодану, который поставила на другой край кровати.

Мама молчала, но, похоже, уходить не собиралась. Я расстегнула молнию и стала распаковываться, стоя к ней спиной.

Повернувшись же обратно, я увидела на маминых щеках слезы.

— Ханна, — тихо произнесла она, — прости. Я не хочу, чтобы ты злилась или разочаровывалась во мне. Я просто старалась дать тебе то, чего была лишена сама.

— Мне нужна мама, — сказала ей я. — Только и всего.

Мама вытерла щеки тыльной стороной ладони и кивнула.

— Я говорила с твоим отцом. Он сказал, что… центр помогает.

Впервые за все время, она не назвала это место курортом. Прогресс на лицо.

— Я думаю… мы думаем, что будет лучше, если я схожу на пару сеансов к местному специалисту.

У меня отвисла челюсть.

— Ты поедешь в реабилитационный центр? — спросила я.

Мама поморщилась.

— Не так, как твой отец. Я буду проходить амбулаторное лечение. У меня все еще много забот, да и за тобой надо приглядывать… — Ее голос оборвался, и она закусила губу. — Прости. Полагаю, приглядывать за тобой больше не требуется?

Я села рядом с ней и взяла ее за руки.

— Не так много, как раньше, но чуть-чуть нужно.

Мама улыбнулась и погладила меня по волосам.

— Иногда так сложно поверить в то, что ты почти выросла. А иногда кажется, что ты уже совсем взрослая. Еще год и ты будешь сама распоряжаться своей жизнью.

Я взглянула на нее, расправив плечи.

— То, что я сказала в Париже — правда. Я не хочу поступать в Йель.

Мама кивнула.

— Я знаю. Мы с твоим отцом говорили об этом.

— И тебя это не волнует? — уточнила я.

Она шумно втянула ртом воздух.

— Я с этим справлюсь.

Я прильнула к ее плечу, она уткнулась подбородком в мою макушку.

— Прости меня за это лето, — сказала она.

— Мое прощение ты уже получила, — ответила я. — Но, я думаю, ты должна извиниться перед тетей Лидией.

Мама напряглась.

— За что?

— За ребенка, — сказала ей я. — Тетя Лидия все мне рассказала.

Мама протяжно выдохнула.

— А она рассказывала тебе о том, что у меня было три выкидыша до того, как ты родилась? — спросила она.

Я резко выпрямилась, уставившись на нее во все глаза.

— Правда?

— Я не хотела, чтобы Лидия проходила через то, через что пришлось пройти мне, — сказала мама. — Мне все еще больно об этом думать. И когда у Лидии случился выкидыш… я не могла смотреть на страдания своей сестры. У нее не было партнера, как у меня, на чью поддержку она могла бы рассчитывать. Она была сама по себе, и я никак не могла ей помочь в этом. Я не хотела, чтобы она страдала.

— Но ты ранила ее своими словами, — настаивала я. — Ты обязана извиниться.

Мама опустила взгляд на колени.

— Я знаю. Я позвоню ей. Обещаю.

— Не бойся реальности, — сказала я с улыбкой. — Правило №4.

Мама усмехнулась.

— И чье же это правило? — поинтересовалась она.

— Мое, — ответила я.

Глава 26

— Что думаешь? — Эйвери Джеймс представила мне на суд ярко-желтый плакат. На нем огромными буквами было выведено: «РАСПРОДАЖА ВЫПЕЧКИ ОТ СТУДЕНЧЕСКОГО СОВЕТА: ПОДДЕРЖИ ШКОЛУ — ПОКУПАЙ СЛАДОСТИ!»

— Если тебе нравится, то и мне тоже, — сказала я.

Эйвери отложила плакат и вздохнула.

— Не уверена, что кто-то вообще его заметит, но я специально выбирала самый яркий плакат из всех, что удалось найти, — она нахмурилась. — Быть президентом куда сложнее, чем я думала.

Я показала ей язык.

— А я ведь предупреждала.

Эйвери кинула на меня сердитый взгляд.

— То, что в этом году у тебя меньше работы не дает тебе права злорадствовать. Подумаешь дело: денежки считать.