Идеальная женщина - Лоуэлл Элизабет (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Поэтому Хок задал один-единственный вопрос, но Энджел услышала в нем именно тот, который он задать не решался.
— Это дикая ежевика? — спросил Хок, оглядывая окружавший его кустарник.
— Нет, она как домашний кот, который удрал на волю, — ответила Энджел. — Ее вывел и вырастил человек, но потом забросил и предоставил расти самой. Многие растения, с которыми так обошлись, засыхают и гибнут. Но некоторые выживают, и в хороший сезон самые сильные из них дают сладкие дикие и прекрасные ягоды. Как ты, Хок.
Хок выпустил из рук ведерко с ягодами, затем одним быстрым движением обнял Энджел и крепко прижал к себе, повторяя единственное слово, которое мог произнести, — ее имя, до тех пор, пока его губы не слились с ее в безумном поцелуе.
Он перенес ее на одеяло и раздел, дрожа от нетерпения, словно это было в первый раз. Когда она больше не могла выносить ожидания, он овладел ее телом, наполняя его своей любовью.
Ночью повторилось то же самое — чудо, сокрушившее ее и сотворившее вновь, смерть и рождение в руках мужчины, которого она любила. Она касалась его жадно и страстно, ее рот, горячий и нежный, невинный и опытный одновременно, боготворил его тело, обжигая волшебным огнем любви.
Энджел заснула в объятиях Хока, а он еще долго не смыкал глаз, разглядывая на темном окне узоры, вытканные лунным светом. Затем, затаив дыхание и стараясь не разбудить Энджел, осторожно высвободился.
Если она проснется, он не найдет в себе сил покинуть ее. Он снова останется, чтобы пить из этого источника любви, ничего не отдавая взамен.
Остаться — значит погубить ее.
Много долгих минут Хок стоял у постели и смотрел, как спит его ангел. Потом наклонился, страстно желая прикоснуться к ней, но не сделал этого. Его рука в нерешительности замерла над подушкой у ее головы.
Затем он повернулся и бесшумно вышел, растворясь в ночи.
Энджел разбудил солнечный свет, золотыми брызгами упавший ей на подушку. Она что-то сонно пробормотала и потянулась к Хоку, но ее руки ощутили пустоту. Она быстро села, посмотрела вокруг и похолодела.
На подушке Хока лежал маленький леденец на палочке, перевязанной зеленой лентой.
Энджел закрыла лицо руками и заплакала, понимая, что Хок ушел навсегда.
Глава 26
Дерри смотрел на изможденное лицо Энджел.
— Мне не обязательно ехать в Гарвард прямо сейчас, — сказал он. — Я подожду, пока Хок завершит дела и вернется.
— Это глупо.
Она сказала это спокойно, но лицо ее было очень бледным, глаза печальны, а кожа почти прозрачна.
— Ты уверена? — спросил Дерри.
— Да.
Энджел замолчала. Ей не хотелось огорчать Дерри, который полагал, что Хок уехал только для того, чтобы завершить дела. Дерри хватит и своих забот: перебраться за тысячи миль отсюда и заново научиться ходить. Не стоило к его заботам добавлять еще и свои проблемы.
И задерживаться здесь Дерри тоже не имело никакого смысла. Совсем никакого. Ей нужно остаться одной — вряд ли Дерри это поймет.
— Тебе помочь собрать вещи? — спросила она.
— Нет. Пока вы с Хоком вчера ездили за ягодами, Мэт, Дэйв и я все упаковали. Хок сказал, чтобы я не беспокоился о мебели. Он все перешлет багажом.
Сердце у Энджел гулко забилось.
Еще вчера они с Хоком смеялись, кормили друг друга ягодами, выкрасив соком руки и рты, пока, воспламененные страстью, не слились в горячем поцелуе, более сладком и диком, чем ягоды.
— Остался только чемодан, который я возьму в самолет, — сказал Дерри, — и он тоже собран.
С улицы раздался гудок автомобиля. Один из друзей Дерри, который тоже отправлялся на материк, заехал за ним, чтобы отвезти на паром.
Посмотрев на часы, стоявшие в студии, Энджел нагнулась и взяла маленький чемодан, который Дерри поставил у дверей.
— Надо поторапливаться, — сказала она.
— Энджи…
Энджел повернулась и подошла к Дерри. Он крепко обнял ее и на мгновение задержал в объятиях.
— Я люблю тебя, Дерри, — сказала Энджел, и ее глаза заблестели от слез. — Если понадобится, я всегда буду рядом с тобой.
— Мне неловко покидать тебя, — в замешательстве пробормотал Дерри. — Я знаю, как сильно ты скучаешь по Хоку.
Энджел подняла глаза и посмотрела в озабоченное лицо Дерри.
— Уезжай, пока я тебе не замочила слезами всю рубашку, которую только что погладила, — сказала она тихо и улыбнулась дрожащими губами.
Дерри улыбнулся в ответ и передал ей лист бумаги.
— Сегодня к одиннадцати вечера я буду по этому телефону. Позвонишь мне, ладно? Я буду чертовски скучать.
Дерри быстро поцеловал Энджел, взял чемодан и, прихрамывая, спустился в холл.
Энджел смотрела в окно, пока слезы не размыли очертания удаляющейся машины. Затем она пошла на берег и бродила там до самой темноты.
Она не сознавала, насколько сильно любит Хока, пока не потеряла его.
Потом она ходила по темному дому до тех пор, пока не настало время позвонить Дерри. После этого она пошла в студию, включила все лампы и принялась за работу. Ночь сменилась рассветом, а она все откладывала один эскиз за другим, пытаясь создать тот единственный, в котором воедино соединятся ее боль и любовь и из горестных обломков прошлого родится новое произведение искусства.
Когда рассвело, эскиз наконец был готов.
Она работала весь день, полностью подчинив себя творчеству. Она увеличила эскиз до шести футов в высоту и четырех в ширину — точно по размеру окна в спальне.
С помощью черного фломастера она перенесла рисунок на толстую бумагу, затем пришпилила его к стене и пронумеровала каждый фрагмент.
Подбор стекла занял гораздо больше времени. Каждый кусочек приходилось сопоставлять с остальными, отыскивая необходимый оттенок коричневого, который она выбрала для главной фигуры. Энджел перепробовала несколько оттенков золотистого матового стекла, прежде чем нашла то, что ей нужно.
Довольная, она понесла кусочек такого стекла в спальню и подошла к окну, чтобы посмотреть, как через него проходит свет.
Повертев стекло и так и сяк, Энджел внезапно замерла, и ее кожа покрылась мурашками. Дефект на стекле выглядел, как… едва заметная улыбка женских губ.
Она поспешно обвела место, которое нужно вырезать. Никогда прежде она не резала готовые куски стекла, но этот случай был особенным. Она прикрепила стекло к столику и вырезала золотистое облако, которое первым появилось в ее блокноте.
Как только облако было готово, Энджел нарушила и остальные правила: принялась за работу вне всякой последовательности. Она взяла тонкую кисть и наметила на стекле то, что рисовало ее воображение: намек на улыбку, полуприкрытые глаза, элегантные пряди волос, чуть спутанные ветром, — вот и все.
Энджел включила печь для обжига и вернулась к столу. Она работала много часов, пока не поняла, что путь у нее один. После катастрофы она никогда не использовала необработанное стекло, потому что его сверкающие осколки напоминали ей о случившемся.
Но сейчас годился только такой фон. Только он мог подчеркнуть то; что она хотела изобразить: сверкающие кинжалы когтей ястреба, спускающегося с неба.
Часы складывались в дни. Энджел ела, только когда голод мешал ей работать, и спала на кушетке в студии, когда глаза переставали видеть.
Она боялась ночи, когда темнота окутывала ее. Ее страшила тишина пустого дома. Она не снимала свои украшения, позволяя серебряным колокольчикам говорить с ней, заполняя тишину комнат.
На ястреба ушло несколько дней. С помощью травления каждый кусочек коричневого стекла приобрел свой оттенок. Травление было долгим, утомительным процессом, но Энджел терпеливо, без устали занималась им. Работа полностью поглотила ее. Она ничего не чувствовала и ни о чем не думала. Существовала только работа, и только ею она жила.
Наконец для ястреба все было готово. Больше семидесяти кусочков травленого стекла лежало на ее рабочем столе, и каждый имел свой оттенок.
Энджел принялась собирать витраж. Она взяла раму из полированного красного дерева и укрепила ее на большом специальном столе. Он был на колесиках и заключен в каркас, состоящий из двух толстых металлических брусков с глубокими желобами. Столешница могла скользить по каркасу и даже наклоняться вертикально, когда требовалось проверить, как проходит свет через стекло.
