Море волнуется — раз - Туманова Юлия (прочитать книгу .TXT) 📗
— Тебе не тяжело? — тихо спросила она. Артем засмеялся.
— Ты легкая.
Только, конечно, все равно тяжело. Совсем не легко, нет!
Он только что занимался любовью с невестой своего лучшего друга. И мечтает о том, чтобы сделать это еще раз. Еще много раз на протяжении ближайшего столетья.
Вот как все запущено.
Может быть, похитить ее снова? Уже для себя самого.
Или сделать вид, что ничего особенного не произошло, привезти ее к Эдику, а потом тихо-мирно утопиться, не дожидаясь их свадьбы.
Или прямо сейчас с камнем на шее броситься в море, уповая на то, что одна она никогда не доберется до жениха! «Так не доставайся же ты никому»! — вот так примерно.
Вон сколько вариантов набралось. Выбирай.
Он постарался дышать ровней, но прямо перед носом была встрепанная макушка, и розовые пальчики что-то рисовали у него на лбу.
Вот бы застрелиться…
Вместо этого он спросил задумчиво:
— Хочешь искупаться?
— Ммм…
— Я тебе дельфинов покажу. Если повезет, конечно. — Артем не удержался и потерся щекой о мягкие пепельные вихры.
— А если не повезет? — спросила она и больно куснула его за грудь.
Артем поморщился, а потом улыбнулся неожиданной мысли. Теперь наверняка останется синяк, и можно будет встать перед зеркалом и разглядывать следы ее зубок у себя на груди.
— Так мы идем? — вскинула она голову.
— Я иду, — поправил он, — я иду, а ты едешь. Только учти, что я — старый и больной, так что плавать наперегонки мы не будем.
— А я и не собиралась!
— Еще как собиралась! — рассмеялся он. — Иначе чего ты так полыхаешь глазищами?!
— У меня не глазища, а глазки. Маленькие, серые глазки!
— Глазища! — возразил Артем, поднимаясь на палубу. — И стоит раскрыть их пошире, вон в ту сторону. Видишь?
— Ой! — сказала Ладка и спрыгнула с него. Там, куда он указал, атласно блестели на солнце черные спины дельфинов.
Она кинулась к борту и нетерпеливо оглянулась на Артема.
— Ты идешь?
Все просто отлично. Сверхъестественный секс, одно дыхание на двоих, утомленные ладони, скользящие по взмокшей спине, перекресток бессмысленных взглядов и — с трудом остывающие тела, сердечный галоп, плавно переходящий в трусцу.
Ну просто великолепно!
А дальше — больше. Лазурный берег вдали, освежающая прохлада волн, игривые улыбки, чашка кофе в постель — то есть, брр, чашка кофе на палубе, — ветер в волосах, легкие поцелуи, легкая болтовня и расставание — тоже легкое, когда пришвартуется яхта.
А разве нужно что-то еще?
Наверное, ей все же проще. В ее возрасте мимолетный секс — каким бы замечательным он ни был — вовсе не подразумевает последствий, а только все ту же чашку кофе и «позвони мне» на прощание.
А ему — тридцать с лишком, и он знает то, чего не знает она. Куда придет яхта.
Нужно запретить себе думать об этом. Резвиться на солнышке, смотреть на дельфинов…
— Что с тобой?
— Ничего.
— Тебе… не понравилось? — спросила она и отвернулась к дельфинам.
Ей никогда раньше не приходило в голову спрашивать у мужчин что-то подобное.
Может, потому, что раньше ее не волновало, нравится им или нет?
— Я уже говорил, что ты — дурочка?
— Нет, — она вытерла слезы. — Ты говорил, что я — дура! А это две большие разницы, как говорят в Одессе.
— Ты разве из Одессы? По-моему, ты с Луны. Какое-то воспоминание мелькнуло у него при этих словах. Вопрос, который нужно было задать. Или он на что-то должен ответить? Что-то совсем неясное. Мелькнуло, и пропало без следа.
— А почему я не зеленая? — удивилась Ладка. — Всем известно, что инопланетяне — зеленые!
Он потянул ее за руку, сдергивая с борта, ловко поймал и аккуратно постучал согнутым пальцем по ее лбу.
— Ты дурочка.
— Это я уже слышала. Может, скажешь что-нибудь новенькое?
Он сделал вид, что задумался. Она занялась разглядыванием физиономии, которая еще совсем недавно казалась такой устрашающей и равнодушной.
Разве?
Неужели не сразу она поняла, что эти губы не могут быть холодны и циничны, что они — добрые и насмешливые, как у мальчишки, и терпкие на вкус. Что эти безобразные шрамы — подтверждение его силы и храбрости, а не зловещее предупреждение наивным дурочкам вроде нее. Что сломанный нос суется куда попало не из любопытства, а потому что его хозяин так устроен — он вмешивается в любое дело, когда уверен, что может помочь. А уверен в этом — всегда. Теперь она поняла.
Он не смотрит людям в глаза. Помогает, спасает, участвует, но не смотрит в глаза, потому что боится чужой боли. Своей он не замечает, а сопереживание кажется ему слабостью. Это написано у него на лбу — крутом и упрямом.
— Почему ты соврала, что ты здесь проездом? — внезапно вспомнил Артем.
— Потому что я врунишка, — откликнулась она с кокетством, не вникая в смысл вопроса, а разглаживая морщинки возле его глаз. — Теперь ты поставишь меня в угол?
— Обязательно, — тут же согласился он.
Ладка тихо засмеялась ему в лицо, и все его мысли тут же выстроились гуськом, чтобы немедленно покинуть голову.
Он потянулся к ее губам, но Ладка извернулась и назидательно изрекла:
— Девушку надо добиваться!
— Иди сюда, — попросил он.
— За девушкой нужно ухаживать, водить в ресторан, дарить цветы и жемчужное колье.
— Ты забыла про норковую шубу!
— Точно! Где моя норковая шуба?
— Вероятно в магазине! Иди сюда, иначе она там и останется. — Он скрутил ее, сжал ладонью затылок и притянул к себе, и несколько секунд сосредоточенно смотрел, как плавится на солнце серебро ее глаз.
Его взгляд привел Ладку в замешательство.
— Что?
— Ничего.
Она же наверняка спрашивает просто так. Ей вовсе не хочется знать правду. Правду о том, что он — друг ее жениха. Правду о том, что он везет ее к нему. Правду о том, что бывает счастье и боль — одновременно.
Да и зачем ей знать?
— Как тебя зовут? — спросила она неожиданно. Самое время для знакомства.
Ну вот, сейчас все откроется.
— Меня зовут Артем… — Надо было продолжать, и он продолжил: — Мы с Эдуардом друзья и… — Он все-таки заставил себя посмотреть на нее.
Чего он ждал?
Слезливого раскаяния? Истерики?
Она смотрела спокойно и ясно. Лишь губу слегка прикусила, словно раздумывала или сосредоточенно вспоминала что-то.
Он пришел в бешенство.
Почему, черт возьми, ему приходится мысленно извиваться от стыда, обвинять себя в предательстве, сгорать в муках совести, придумывать нелепые оправдания, строить планы бегства — на Луну, например! А ей — хоть бы что. Теперь она все знает, и ничего не изменилось.
Неужели в ее действительности считается нормальным, когда накануне свадьбы невеста спит с другом жениха?! И не просто спит, черт побери все на свете! А глядит в глаза с восхищением, нежно гладит его шрамы, сопит ему в ухо, задает дурацкие вопросы — и все это так, словно на самом деле он… важен ей.
— И? — недоуменно пискнула Лада. — Ты же еще что-то хотел сказать. Вы с Эдуардом друзья, и что?
— Этого мало? — с тихим отвращением спросил он.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Сенька со Степкой тоже его друзья, подумал Артем. Они, конечно, сделали потрясающую глупость, похитив ее. Они просто идиоты! И вся эта затея с возвращением блудной невесты к алтарю — редкостный кретинизм!
Но они, по крайней мере, с ней не спали!
Они не скрипели зубами, не стонали, не чертыхались отчаянно, не глядели завороженно в дымчатые глаза, не выводили пальцем круги вокруг маленького аккуратного пупка, не…
Вот это вспоминать вообще нельзя! Никогда!
— Значит, не понимаешь? — Тяжелым взглядом он уперся ей в переносицу, и Ладка наконец-то опомнилась, догадавшись, что говорит он о чем-то важном.
Пожалуй, о самом важном.
— Артем… — его имя застряло в горле, и не сразу вырвалось наружу. — Артем, я, правда, не понимаю.
— Мы едем к нему. Вернее, это ты к нему едешь. А я тебя везу. Теперь понятно?
