Первый, случайный, единственный - Берсенева Анна (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Потому что я, когда документальное кино попробовал снимать – во ВГИКе еще, на учебной студии, насколько успел, и даже не столько снимать попробовал, сколько просто думать про него начал, – так вот, мне еще тогда показалось, что этого мало, просто документальный материал отснять. Я, понимаешь, с вымыслом его хотел соединить, но так соединить, чтобы… Вот представь: если положить рядом, но только совсем вплотную, синий и желтый листы, то ты между ними увидишь зеленую линию. Ее нету вообще-то, но ты ее видишь яснее ясного! Вот так я хотел соединить правду и вымысел, понимаешь? Но только я и сейчас не знаю, как это сделать, – закончил он.
– А ты знаешь, Дюк… – Саша порывисто сел на кровати и от волнения даже стукнул кулаком по подушке. – Знаешь, я, кажется, понимаю, как это можно соединить! Ты не обижаешься, что я с такими глобальными советами лезу? – уточнил он.
– Давай! – засмеялся Георгий. – Чем глобальнее, тем лучше.
– По-моему, надо поступить очень прагматично, – торопливо, чуть задыхаясь, сказал Саша. – У тебя есть драгоценный документальный материал, так? Так, так! Значит, и художественный материал тоже надо взять драгоценный, мелочиться тут нечего! Тогда все это приобретет совсем другой масштаб – очень большой масштаб. Взять, например, «Кавказского пленника» – можно Пушкина, но лучше Толстого – и фильм снять. С каким-нибудь великим режиссером и с великими актерами, чтобы все на высшем уровне. И эти кадры твои в него вставить. Но, конечно, не механически вставить, а как-то тонко, с очень глубоким чутьем и вкусом. А вот как – этого я уже не знаю… Я же не художник, – грустно добавил он.
Они еще немного поговорили о том, кого можно считать художником, а кого нельзя, потом еще о том, какой режиссер мог бы снять фильм про кавказского пленника, а потом Георгий почувствовал, что глаза у него сами собою закрываются… Все-таки еще сказывалась болезнь, хотя рана на плече больше не открывалась и кашель почти прошел.
– Саш, я посплю немного, а? – попросил он. – Что-то устал…
– Извини, Дюк! – спохватился тот. – Это меня занесло куда-то… Спи, конечно, спи. Спокойной ночи!
Георгий уже почувствовал, что медленно, счастливо исчезает, как будто растворяется в серебряном воздухе комнаты, когда до него, словно издалека, опять донесся Сашин голос:
– Дюк, а, Дюк… Ты совсем спишь?
– Н-не совсем-м… – собрав остатки сознания, пробормотал Георгий. – А что?
– Да, понимаешь, я давно хотел тебя спросить, но все как-то не решался… Если тебе неловко будет отвечать, то не надо. – Голос у него был смущенный.
– Мне ловко, – безуспешно пытаясь стряхнуть сон, сказал Георгий. – Что?
– Наверное, у тебя было много женщин, да? – спросил Саша.
Георгий ожидал какого угодно вопроса, кроме этого! Он даже про сон забыл – сел на кровати и вгляделся в Сашино лицо, освещенное луной. Лицо тоже было смущенное, как и голос; Саша отводил глаза.
– Ну-у, в общем, – пробормотал Георгий, – это не было проблемой… А почему ты спрашиваешь? – осторожно поинтересовался он.
– Потому что у меня это как раз было проблемой, – вздохнул Саша. – Помнишь, я тебе говорил, что из-за отсутствия борьбы за выживание в мужчине появляется что-то ущербное? Видимо, девушки во мне это чувствовали. Во всяком случае, я никогда не замечал с их стороны никакого интереса, – пожаловался он. – Да еще вид у меня неспортивный, мускулов никаких… Ну что я могу сделать, если мне не нравится мускулы качать?
– Да ничего ты не должен делать. – Георгий еле сдерживал улыбку, но понимал, что улыбнуться сейчас значило бы смертельно обидеть Сашу, а он лучше сам себе зашил бы рот, чем обидел бы его дурацкой улыбкой. – Я тоже мускулы никогда не качал.
– Тоже! – хмыкнул Саша. – Хорошенькое «тоже»!
– Просто я плавал много, – объяснил Георгий. – И на веслах ходил. И совсем не специально, я же у моря вырос, Таганрог же на Азове стоит. И камера довольно тяжелая, да еще штатив – вместо гантелей получается.
– Ты так говоришь, как будто оправдываешься, – покачал головой Саша. – Но я ведь совсем не для того спросил. Я совсем другое хотел спросить… Я хочу понять: чего они во мне не чувствуют? Ну, силы, страсти, таланта, наверное, да? Я, знаешь, все-таки не верю, что им от нас только деньги нужны. Ведь в этом случае они на меня гроздьями вешались бы, правильно? Как ты думаешь, Дюк, что им от нас нужно?
Если бы Георгий мог сказать ему то, что сам когда-то понял рядом с безоглядной Ниной: «Ты им нужен, Саша, ты, весь как есть, весь какой есть, и больше ничего!» – да еще привести ему ту самую девушку, которой Саша был бы нужен весь как есть, – то сделал бы это немедленно. Но он ведь не знал девушку, которой нужен был бы Саша, он только знал, что это единственный правдивый ответ…
Саша воспринял его молчание по-своему.
– Видишь, – сказал он, – ты тоже понимаешь, что их ко мне безразличие вполне естественно.
– Просто тебе дуры попадались, – сказал Георгий.
– Да ну! – удивился Саша. – Почему обязательно дуры? Вполне умные девушки, начитанные.
– Какая разница, начитанные или нет? – пожал плечами Георгий. – Если ничего в тебе не чувствовали, значит, дуры. Погоди, они еще знаешь как в тебя будут влюбляться! – добавил он.
– Ты правда так думаешь или просто обманываешь меня, чтобы я тебе спать не мешал? – недоверчиво спросил Саша.
– Правда, Саша, правда. Тебя нельзя обманывать, – ответил Георгий.
Глава 8
Полина добралась до дому так поздно, что уже вообще-то было рано и можно было бы не добираться. Глюк уговаривала переночевать у нее на чердаке, потому что «маньяки, сама понимаешь, по Москве табунами шляются, и что у тебя там дома такого особенного?» – но она решила все-таки вернуться домой. Черт его знает, вдруг ему опять плохо станет, всего два дня ведь прошло, вряд ли так уж сразу помогли уколы этой его красавицы… Да Полине и раньше не сильно-то нравилось ночевать у Глюка.
Она, может, и вовсе не пошла бы к Дашке, но та позвала ее по делу. Затевалась выставка, в которой собирались принять участие «уйма нормальных людей», и Глюк считала, что Полинке пора выйти из своего затворничества – «далась тебе, Полли, эта мозаика, ты что, Дом культуры строить подрядилась?» – и принять участие в нормальной человеческой акции.
Будущую акцию обсуждали бурно, пили всякую дрянь, и Полина сама не заметила, как засиделась до трех часов ночи. Пришлось поймать какую-то левую машину, водитель которой показался слегка обкуренным, но зато пообещал, что довезет девушку бесплатно, потому что рыжих обожает, и пусть она его не боится – он сторонник однополой любви.
«Папа бы, наверное, в соляной столб превратился, если б это увидел», – подумала Полина, садясь рядом с «голубым» водителем.
Впрочем, это был далеко не первый ее поступок, который вряд ли одобрил бы папа, поэтому мысль не задержалась в ее голове надолго.
Окна родительской квартиры были темны, а окно гарсоньерки, к ее удивлению, светилось чуть приглушенным светом.
«Бессонница у него, что ли? – подумала Полина, взбегая на пятый этаж. – Или опять?..» И сердце у нее похолодело.
Она вошла в прихожую и сразу же услышала Георгиев голос, доносящийся из-за приоткрытой двери комнаты.
– …если даже силой захотят отобрать, то я каждого, кто попробует, убью, и пусть что хотят, то со мной и делают.
«Ишь ты! – с веселым облегчением подумала Полина. – Мало ему, видать, одной дырки в плече! А с кем это он, кстати, так мило беседует? – сообразила она. – По телефону, что ли?»
Но Георгий беседовал не по телефону.
– Это не понадобится, Дюк, – услышала она голос его собеседника и насторожилась.
Голос был какой-то… усталый, что ли, или суровый, или просто спокойный? Нет, что не спокойный – точно, но вот какой?
Полина на цыпочках прошла на кухню, стараясь не произвести никакого шума. Ей почему-то стало не по себе от звуков этого голоса, и она не хотела показываться на глаза человеку, которому он принадлежал.
