Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович (читаем книги онлайн .TXT) 📗
В животе заурчало. Олеся сглотнула и принялась яростно раскачиваться. Услышав шаги, она даже головы не повернула: наверняка оператор.
На колени упала связка бананов, маленьких, зеленых. Олеся подпрыгнула от неожиданности и едва не вывалилась на песок.
— Напугал тебя что ли? — спросил Рома. Олеся окинула его быстрым взглядом.
На Романе не было почти никакой одежды, только плавки. В руках он удерживал фрукты: еще одну связку бананов, манго и большой зеленый кокос. Наклонившись, он разложил фрукты на песке, придирчиво выбрав место подальше от муравьиных троп и, подойдя вплотную, сказал:
— Подвинься.
Олеся попыталась переместиться ближе к краю, но в гамаке сделать это было не так просто. Романа эти тонкости не смутили, и, пока она ворочалась, он быстро забрался к ней, сунул ей руку под голову и вздохнул:
— Хорошо-то как.
Болтавшиеся без дела операторы тут же бросились к ним и наставили свои камеры. Олеся сделала вид, что так и должно быть, очистила два банана и отдала один Роману.
— Интересно, кто сегодня уйдет, — с деланным равнодушием спросила она. — Из нашего племени или нет…
— От испытания зависит, — глубокомысленно сказал Рома. — А вообще эта мода дружить против кого-то лишь на определенном этапе имеет смысл. Видела, что вчера на голосовании творилось?
Олеся вздохнула. После очередного проигрыша племя Черепахи переругалось между собой, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Прежний правитель был низложен и с позором изгнан с острова. В итоге мужчины едва не подрались, выясняя, кто теперь будет вождем и будет иметь право принимать решения.
Олеся в этой бойне не участвовала, готовая поддержать кого угодно. Ее так подавлял стайный инстинкт, что она, как собака, была готова жаться к кому угодно, лишь бы обогрели, приласкали, накормили и не били. Оттого она угодливо смотрела мужчинам в глаза, не зная, как понравиться еще больше, и злилась, осознавая, что всего за несколько дней от ее дутой независимости ничего не осталось. В ту же ночь на остров налетел ураган, за считанные минуты разрушив ветхий шалаш, заменявший им дом, погасив огонь и уничтожив съестные запасы. Олеся, забившись под брезент, выла от ужаса, мечтая оказаться за тысячу километров от тропического кошмара. От страха и злости она выкрикивала матерные ругательства, но барабанящий дождь, гром и ветер заглушали ее слова.
Утром, когда стихия утихла, племя выползло из укрытия и, вяло собирая имущество разоренного лагеря, умудрилось переругаться еще сильнее.
— Странно как-то психологи работали, — задумчиво произнес Рома.
— Психологи? — не поняла Олеся.
— Ну да. Такое впечатление, что они специально подбирали людей, которые не должны были ужиться друг с другом. У нас кастинг был больше месяца. Каждый день вызывали на беседы, и каждый день уходило по два-три человека. Из моей группы остались только трое.
— А было?
— Шестьдесят два. А у артистов разве не так отбор происходил?
— Психолога не было, — медленно произнесла Олеся. — Точнее был, но беседа была такая, поверхностная очень. Потом полоса препятствий, но тоже довольно щадящая. Я видела, как ее проходят остальные — это кошмар какой-то.
Рома еще немного повозился, а потом, стрельнув глазом на приблизившегося оператора, положил руку Олесе на грудь.
— Ты что делаешь? — неубедительно возмутилась она.
— Пристаю, — прошептал он и лизнул ее куда-то в шею. — А ты что, против?
Олеся не была уверена, против она или нет и на всякий случай не стала ни отодвигаться, ни выпихивать Рому из гамака. Воодушевленный успехом, он начал лапать ее куда активнее, а потом попытался взгромоздиться сверху, что было весьма неудобно. Гамак не выдержал и оборвался. Они свалились на песок с хохотом. Опрокинув Олесю на спину, Роман улегся сверху и стал ее целовать, впиваясь в губы с грубой силой, весьма отдаленно смахивающей на страсть. Однако умудренная опытом Олеся сознавала разницу между настоящим вожделением и работой на камеру.
«Ну и пусть, — подумала она, закатывая глаза в притворной неге. — В конце концов, главное получить зрительский иммунитет!»
Знай Олеся, что творится в заснеженной холодной Москве, которую уже накрывало суматошной волной предстоящих новогодних праздников, возможно, поостереглась бы уехать. И уж точно не стала бы портить отношения с Андреем Пряниковым, который так и не дождался ее на съемках. Телефон оказался выключен. Плюнув, и матерно выругавшись, он подхватил студийного шофера и направился по месту жительства строптивой звезды. Брошеная на произвол судьбы съемочная группа разбрелась по студии кто куда.
— Уехала, уехала, — отмахивалась неприветливая старуха, высунув нос из-за дверей. — Собралась и уехала.
— Куда? — вскипел Пряников.
— Не знаю. И говорить не велела. А вы кто будете? С работы что ли?
— С работы, с работы, — раздосадовано сказал Пряников.
— Случилось чего?
— Случилось. Она… того… ключи с собой забрала от бухгалтерии, мы туда попасть не можем. Люди без зарплаты сидят!
Бабка ахнула, закрыла дверь, чтобы снять ее с цепочки, а потом открыла снова.
— Да как же это? Она ж говорила, в кино снимается. Откуда у нее ключи от бухгалтерии-то?
— Вы не волнуйтесь, она их случайно увезла, — мирно произнес Пряников. — Бывает так. А вещи она все забрала?
Бабка рассеяно развела руками и трусцой бросилась в Олесину комнату. Распахнув шкафчики, она беспомощно произнесла:
— Да вроде все на месте. И телевизор вон еёхний стоит, и музыка. Вернется, значит.
— Музыка, значит? — хмуро произнес Пряников, оглядывая закрытый ноутбук. — Да, музыка на месте… А подруги ее сюда не приходили?
— Не было. Васятка был.
— Что за Васятка?
— Дак друг еёхний. Актер. Они вместе с ним куда-то и намылились. Видать, вдвоем и уехали.
— А телефона Васятки у вас нету?
— Да откуда? Он ей на мобильный звонил, — с гордостью произнесла старуха, словно радуясь, что для нее блага цивилизации не в диковинку. — С тех пор и не объявлялся.
Помучив старуху вопросами, Пряников отбыл восвояси, злой, как черт. Съемки срывались. Учитывая, что на развратную Снегурочку специально шили костюмы, а в типографии уже был заказан макет обложки дисков, затраты были немаленькими. Актрису требовалось срочно менять, но как на грех, Олеся была маленькой, с приятными округлыми формами. Ни одна девочка со студии не смогла сравниться с ней параметрами. Спешно вызвав всех актрис, Пряников велел им померить сшитые костюмы. Более-менее наряды подошли двум девушкам. Выбрав лучшую, Пряников в авральном режиме приступил к съемкам, подгоняя группу изо всех сил злобными выкриками.
Ему не хотелось признавать, что взбрыкнувшая актрисулька беспокоит сознание куда больше, чем он хотел показать. Мысль, что Олеся рано или поздно покинет его, казалась смехотворной. Девочкам он платил, обращался с ними довольно хорошо, по его собственному мнению. Наверное, потому ни одна не уходила от Пряникова по собственной воле, разве что, потеряв свежесть, на пенсию, а уходя, рыдали и говорили, что никогда-никогда его не забудут, и это не могло не льстить его самолюбию.
Всю свою сознательную жизнь Андрей Пряников имел дело лишь с одним типом женщин: глупыми, не обремененными интеллектом, и не отягощенными глубокими моральными принципами.
Олеся, обладая всеми этими качествами, при этом была другой. И хотя как порнозвезда она в принципе оказалась довольно беспомощна, смесь невинности и порочности действовала на зрителей безотказно. Ее побег стал для Пряникова тяжким ударом. После каждого съемочного дня он напивался, ехал домой, мял каменный силикон супруги и бухался в постель лицом вниз, засыпая почти моментально. А трезвея, набирал номер беглянки, но телефон не отвечал.
Ее таинственный приятель беспокоил Андрея еще больше. В сознании Пряникова рисовался какой-то белокурый гигант, вроде стриптизера-кентавра, с лошадиным лицом, мужа когда-то популярной певицы. Неизвестный Васятка, утащивший Олесю в неизвестное далёко, делал с ней все, что хотел, и ей это, казалось, нравилось. Мысли, что она может отдаваться кому-то еще не по прихоти режиссера, а по собственной воле, доводили Пряникова до бешенства.
