Моя любовь, моё проклятье (СИ) - Шолохова Елена (читать книги txt) 📗
Суббота и воскресенье показались Ремиру пробелом в жизни, бессмысленным, пустым и невыносимо долгим.
Одно лишь хорошо — выспался. Но никогда прежде он так остро не ощущал, что не любит выходные и праздники, попросту изнемогает от тоски и безделья.
Правда, половину субботы он всё-таки занимался делами, даже в контору наведался на пару часов, но в воскресенье весь извёлся. Не знал, куда себя деть. И Астафьев, как назло, смотался куда-то из города со своей новой, неизвестно какой по счёту подружкой.
— Кто хоть она? — полюбопытствовал Ремир.
— Да так, — уклонился от ответа Макс. — Ты бы тоже времени зря не терял. Съезди к своей в Новоленино, сделай себе приятно.
— Угомонись уже, — Долматов отбил звонок, зная, что иначе Астафьева может понести, а выслушивать его шуточки да на такую тему совсем не хотелось.
Горностаева и без того из головы не шла. Только если до минувшей пятницы он вспоминал, в основном, их ночь, то теперь чаще думалось совсем о другом.
Жалко её было так, что сердце щемило. Ну и, конечно, стыдно стало перед ней, просто сил нет.
Это он знает, что с его стороны не было расчёта поматросить и бросить. Ну да, только бросить, поматросить вышло ненамеренно. А в её глазах он, конечно, выглядел отпетым подонком. Впрочем, и в своих тоже, потому что тут и без «поматросить» картина получалась неприглядная. Хотел же, изначально хотел, принять на работу, а потом уволить, силу ей свою продемонстрировать, по носу щёлкнуть, спесь сбить.
А там и не было никакой спеси. Была одинокая, несчастная девчонка, которая билась как рыба об лёд, всеми силами пытаясь выкарабкаться из дерьмовой ситуации. И работа ей нужна была позарез…
Ну а он молодец, что говорить. Обнадёжил и выгнал. Ещё и переспал до кучи. Конечно, она теперь считает его последней сволочью, мелочной и циничной. И права. Только от этого так плохо. И почему-то совсем не хочется, чтобы она так про него думала. Хотя недавно вообще было плевать, что она думает. Или так только кажется?
Особенно же тяжко стало после разговора с врачом.
Ремир всё-таки съездил в больницу. Думал, это как-то успокоит злую, разбушевавшуюся совесть, но вышло наоборот.
Эта её дочка-племянница — совсем кроха ещё. И что-то там оказалось такое серьёзное, что без операции ребёнок может и не выжить. И счёт шёл если не на дни, то на недели.
Пояснения врача, диагноз и прочие термины Долматов плохо понял.
Во-первых, был очень далёк от медицины, ибо сам никогда не болел. Да и в немногочисленном кругу его друзей, знакомых и родственников никто на здоровье не жаловался. В поликлинике бывал, конечно, но по долгу — профосмотр и всё такое прочее. Ну ещё у стоматолога пару раз появлялся. И всё. А вот в такой больнице, где лежат, где страдают настоящими недугами, да ещё и дети, оказался впервые.
А во-вторых, от всего увиденного и услышанного Долматов испытал сильное потрясение. Угнетало тут всё: и обстановка, и ситуация критическая, и, увы, в этом свете его собственная малопривлекательная роль. Поэтому из всей речи старика уловил одно: девочке требуется дорогостоящая операция.
— Это, наверное, вас она имела в виду, когда говорила, что деньги скоро будут? — спросил врач.
— Будут, будут, — всё так же ошарашенно пробормотал Ремир, не до конца понимая смысла его слов. — Да, скоро. Сегодня же перечислю…
Глава 23
«Наконец-то понедельник! Наконец-то на работу!», — была первая мысль, как проснулся.
Коля обычно заезжал за ним в восемь и ждал не меньше двадцати минут, а то и все тридцать. Тут же Ремир почти сразу вышел, бодрый, свежий, благоухающий.
В девять ноль-ноль призвал к себе Супрунову. Она примчалась быстро, села напротив, перекатывая во рту мятную жвачку.
«Опять выходные весело провела, не то что я», — усмехнулся про себя Ремир.
— Два дела у меня к тебе, Светлана Владимировна. Первое — я тут подумал, что погорячился с Полиной Андреевной Горностаевой. Сделай сегодняшним числом новый приказ об отмене предыдущего приказа.
— То есть мы её не увольняем? — удивилась Супрунова.
— То есть я её не увольняю. Что смотришь? Ты же сама причитала, что этим увольнением я нарушаю трудовой кодекс и что если она обратится в суд… Короче, приказ тот отменяю. Всё. Пусть работает дальше.
— Ясно, — кивнула она.
— Ну а второе, — об этом говорить было гораздо легче. — Надо замутить какое-нибудь тимбилдинговое мероприятие. Не совместную пьянку, Супрунова! А именно мероприятие на сплочение коллектива. Найми контору, пусть организуют нам что-нибудь интересное на турбазе… В следующие выходные.
— В выходные? Все не смогут поехать. У кого-то дела…
— Мне всех и не надо. Технарей, например, это вообще не касается, они и так дружные. А вот коммерсанты должны быть. Все. Там много новеньких, пусть вливаются.
Супрунова ещё раз кивнула и вышла. А к десяти уже принесла готовый приказ на подпись.
В приёмной попался ему Влад Стоянов, поздоровался как обычно — видимо, пока ни о чём не подозревал. Ремир предложенную руку пожал и словом не обмолвился — решил оставить разбирательство с ним на вечер. Лучше побеседовать после окончания рабочего дня. Пытать предателя и всё такое прочее он не собирался, конечно же, но такие моменты, считал, гласности предавать не стоит. Зачем народ будоражить и лишние поводы для сплетен давать?
— Как выходные провёл? — спросил даже.
— О! Отлично! Ездили за город к друзьям. Отдохнули шикарно!
— Рад слышать, — процедил Ремир. — Ты после шести зайди ко мне. Надо будет кое-что обсудить.
— Что-то серьёзное? — вмиг обеспокоился Стоянов.
— Да ничего особенного. Так, рабочие моменты кое-какие обговорим.
Стоянов кивнул, но удалился в свой кабинет явно встревоженный.
Всё-таки у трусов интуиция работает исправно, подумал с лёгкой усмешкой Долматов. Ведь он виду старался не показывать и истинных намерений не выдавать, да и гнев на самом деле за выходные почти иссяк, а этот всё равно что-то почуял — вон как занервничал.
«Интересно, — перескочили мысли сами собой, — Горностаева уже знает про новый приказ?».
С самого воскресенья он внушал себе, что надо с ней поговорить. Ну, объясниться хотя бы. Не затем, чтобы замутить, как Макс советовал. А просто — для очистки собственной совести.
Вот только никак не мог решиться. Вчера пообещал себе прямо с утра, первым делом, вызвать и поговорить, но всё откладывал, тянул, делами всякими прикрывался.
Потом вдруг в голову пришла шальная мысль: «А, может, её на обед в ресторан позвать? Там и побеседовать в спокойной обстановке».
Без пяти час он попросил Алину пригласить Горностаеву к себе. Разволновался вдруг ни к селу ни к городу, ожидая. Минуты показались вечностью. Что так долго поднимается?
А когда она вошла, какая-то настороженная, непривычно серьёзная, сердце ёкнуло и заныло.
— Здравствуйте, Ремир Ильдарович. Вызывали?
Он кивнул, слова вдруг в горле встали комом.
Она присела напротив, спина прямая, голова чуть вздёрнута, лицо строгое, как у учительницы. Это она обиделась так сильно, что ли? Где улыбка, где манящий взгляд? А с такой вот, как сейчас, даже и с чего начать-то не знаешь.
Он закусил губу, отвёл глаза, снова посмотрел — она сидела всё так же, неподвижно, как изваяние, только голову опустила вниз.
— Ты… вы уже ознакомились с новым приказом? — наконец выдавил он.
Она вскинула на него глаза. Взгляд слегка недоумённый, но всё такой же… не то чтобы холодный, а просто отстранённый. Когда смотрят холодно, то видно — этот холод предназначен лично для тебя. Пусть плохо, но о тебе думают, что-то чувствуют. А в её глазах были и жизнь, и тепло, и всякое-разное, но всё это для него недосягаемо. Словно огорожено от него невидимой, непроницаемой стеной. Словно он в стороне, лишний, ненужный, чужой.
А как сильно хотелось, чтобы она опять на него посмотрела, как раньше! Призывно, влекуще, пусть порочно, хоть тысячу раз порочно, только б не эта отрешённость.
