Самое гордое одиночество - Богданова Анна Владимировна (список книг txt) 📗
О том, что ко мне пожаловал принц под личиной газовщика, я поведала поначалу только Икки. Пульке пока говорить об этом событии я не стала, прекрасно помня ее негативное отношение к «лучшему человеку нашего времени» и неверие в то, что он когда-нибудь сможет избавиться от своих сексуальных расстройств. Огурцова была полностью поглощена своей беременностью и слушать ничего не желала, говорила лишь о предстоящих родах в Черном море да мечтала об ордене матери-героини, сокрушаясь: «Ах, жаль, что он не на ленте! Был бы на ленте красной или голубой, я б его на груди носила, не снимая, и все бы мне место в транспорте уступали. А так, мало ли что у тебя на лацкане приколото – может, не орден вовсе, а значок какой-нибудь непотребный!»
Адочке я все порывалась рассказать о привалившем счастье, но удобного момента никак не подворачивалось – кузина сама утопала в любви к Мстиславу Ярославовичу, к тому же вовсю готовилась к выставке весенне-летней коллекции.
Икки же меня выслушала, порадовалась, а через секунду заревела белугой.
– Что случилось-то? – спросила я.
– Опять я одинокая! – сквозь слезы бормотала она.
– Как так? А как же твой Сержик?
– Мы с ним расстались! Гад он ползучий! И мать его дрянь! Я знаю, это она его подговорила! Увидела, что от аптеки никакой прибыли нет, и потеряла ко мне всякий интерес!
– Нет, я не понимаю! А как она это объяснила? Как вообще это все произошло?! – Я была ошарашена Иккиной новостью.
– Она сказала так. Передаю дословно, – проговорила, хлюпая, моя бедная подруга. – Эта курва Виолетта сказала: «Мой мальчик поведал мне, что вы и ваша мать солгали! Вы оказались не девственницей! А моему мальчику не нужны подержанные женщины! Он чист, и вы недостойны его. Прощайте! И прошу нас больше не беспокоить». – Икки заревела пуще прежнего.
– Вот нахалка! Если ее мальчик такой чистый, откуда ж ему знать, что ты не девственница?! Вот ужас-то! А потом, в нашем возрасте даже неприлично, мне кажется, сохранять девственность. Хотя, может, я и ошибаюсь. А сам-то он что тебе сказал?
– Этот урод выхватил у мамаши трубку и выдавил из себя: «Мамочка совершенно права, и я полностью с ней согласен, поэтому прошу по этому номеру больше не звонить и не искать встреч со мной!»
– Кошмар! – поразилась я. – А ты что?
– Обозвала его каракатицей и сказала, что от одного его вида меня тошнит, а в постель я с ним ложилась под наркозом в виде бутылки водки, и трубку бросила.
– Молодец, Икки, не растерялась! – горячо воскликнула я.
– Какой в том толк, что я не растерялась?! Я снова одна! – И у Икки началась истерика.
– Я сейчас же приду! Слышишь? Я сейчас приду! – Я решила забежать к Икки в аптеку, успокоить ее. Что-то в последнее время с появлением великого детективщика в моей жизни я несколько отстранилась от содружества и проблем его членов. А это просто недопустимо, мужчина в жизни женщины, что трамвай – пришел, ушел, новый подъехал... Друзья совсем другое – они постоянно с тобой, что бы ни случилось, и совсем, совсем не стоит тонуть с головой в личной жизни, а потом отфыркиваться от любви.
Икки сидела у себя в кабинете и все еще хлюпала.
– Перестань! Было б из-за кого! – сказала я и принялась утешать подругу, высыпая на ее брошенную голову обычный поток слов – мол, недостоин он тебя, пусть с такой «квазимодной» внешностью еще поищет себе спутницу жизни – вряд ли кто рискнет связать с ним судьбу. – И вообще, хватит хандрить, пойди умойся, приведи себя в порядок, а то не пойми на кого похожа!
– Ты права! – согласилась она, расправив плечи, словно сбросила с себя тяжелую ношу. – А мамаша-то моя с Векововским переругалась! Плюнула и вообще в телецентре вот уж как пять дней не появляется! – И Икки вдруг разразилась смехом поистине гомерическим.
– И она тоже?! – Я изумилась синхронности событий в жизни матери и дочери Моторкиных. – Ну что ты хохочешь?! Объясни мне, что у нее-то произошло!
– Ой! Я не могу! – все еще держась за бока, воскликнула она. – Неувязочка у родительницы моей с телеведущим получилась! Этот Векововский оказался обманщиком и пройдохой! Пять дней назад маманя бесшумно зашла к нему в павильон. Его нигде нет. Смотрит, дверь в гримерку приоткрыта – она туда. Посмотрела, а там сидит парень моложе меня лет на пять и приклеивает длиннющую бороду. Мама хотела было крикнуть: «Что это вы делаете в гримерной у ведущего передачи «Прожить не век, а два?», но чудом сдержалась и, затаив дыхание, продолжила наблюдать за парнем. Тот напялил парик из натуральных седых волос, накрасился. Родительница моя чуть в обморок не упала, когда увидела двойника Векововского! Потом оказалось, что это, конечно, никакой не двойник, а Векововский собственной персоной. Ты была права – ему не 110 лет и Векововский – скорее всего псевдоним, а не его настоящая фамилия. Мамаша выяснять начала, потом плюнула и ушла домой. С тех пор в телецентр и носа не кажет. Представляешь, оказался совсем молодой парнишка! Вот почему он ее близко не подпускал! – весело проговорила Икки и принялась очень сосредоточенно красить губы.
– Ну вот! Совсем другое дело! Ты посмотри, какая ты хорошенькая! Это даже к лучшему, что от тебя Квазимодо отвязался! А где Иннокентий со Светланой? – В аптеке было слишком тихо, и я тут же почувствовала, что не хватает влюбленной парочки.
– В загс поехали, заявление подавать, – легкомысленно сказала Икки, но тут же скривила губы, видно, снова плакать собралась. – Даже они женятся, а я опять одна!
– Икки, перестань, а то сейчас тушь потечет!
– Она водостойкая!
– Но у тебя же не вода из глаз течет!
– Икки Робленовна, смените меня, я еще не обедала, – попросила ее помощница Варя – тощая девица с утиным носом.
– Да, да, конечно. Маш, пошли за прилавком постоим?
– Ничего, что я без халата?
– Ерунда, – отмахнулась Икки, оглядывая пустой торговый зал.
– А что они вдруг расписаться вздумали? Света беременна?
– С чего это ты взяла? – на секунду усомнилась она, а потом твердо сказала: – Просто от большой любви.
– Так Иннокентию ведь нельзя жениться! – опомнилась я.
– Сейчас, по-моему, на его вялотекущую шизофрению всем наплевать! Сейчас времена другие. Вот если б раньше... – И Икки замолчала, уставившись на только что вошедшего гражданина, который приблизился к пустой витрине, с интересом разглядывая в ней полное отсутствие чего бы то ни было.
Незнакомцу на вид было лет сорок с хвостиком, одет он был в черное пальто строгого английского стиля, без шапки (видимо, для него уже наступила весна, несмотря на минусовую температуру за окном). А лицо... Лицо какое-то удивительное, будто сошло с фотографии начала прошлого столетия: черты его хранили поразительное спокойствие, словно этот человек не знал о существовании радио и телевизора, не слышал о тех ужасах, о которых мы узнаем каждый день из новостей, не ведал о пробках на московских дорогах. Глядя на него, казалось, что выйдешь сейчас на улицу, и нет там ни одной машины, а всюду одни только лошади с фаэтонами, дрожками, каретами, линейками и кабриолетами. И уж тем более не слышал он ни о компьютерах, ни об Интернете, ни о полетах людей в космос.
В каждом движении, во взгляде его сквозила умиротворенность, удовлетворенность собственной жизнью – спокойной, размеренной, тихой. Сдавалось, даже время специально для него идет медленнее, чем для всех остальных, – он никуда не торопился, все ему было интересно (даже пустая витрина единственной проктологической аптеки в Москве), любой пустяк занимал и изумлял его, как ребенка, который увидел что-то впервые.
Черты лица были мягкие, излучающие теплоту, успокоение и безмятежность. Только иногда, когда он поражался чему-то, круглые очки в металлической оправе, похожие больше на пенсне, съезжали сами собой с переносицы и застывали, так и не добравшись до кончика носа, открывая добрые, по-детски удивленные ярко-голубые глаза. Вот и теперь, не увидев ничего за стеклом, они округлились и с недоумением посмотрели поверх очков-пенсне сначала на меня, а потом на Икки.
