Признания разгневанной девушки (ЛП) - Розетт Луиза (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Когда у моих мамы и папы было первое свидание, он пригласил ее в Метрополитан Опера на «Богему», и она думала, что это самая романтическая вещь, которую кто-либо для нее делал. Это до сих пор ее любимая опера, и она хотела сходить на нее со мной, поэтому купила билеты на мой День Рождения. Честно говоря, я совсем не люблю оперу — когда они с папой слушали ее дома, я выходила из комнаты, потому что голоса сопрано всегда казались мне визгом — но я еще никогда не была в опере, а это может быть круто.
В субботу днем мы садимся в машину и едем в город. Чувствую себя виноватой, когда мы проезжаем «Юнион Хай» — я должна сегодня посмотреть на Роберта в «Макбете», если надеюсь когда-либо снова с ним поговорить. Но я счастлива, что у меня есть освобождение от школы до понедельника. И я все равно понятия не имею, что бы я ему сказала.
Через полтора часа мы едем через Верхний Вест-Сайд в сторону Линкольн-центра и Мета. Я разглядываю огромные многоэтажные дома и мне интересно, каково жить в Нью-Йорке. В нескольких кварталах я вижу все виды людей, которые только можно вообразить — всех возрастов, всех цветов, всех типажей. Вижу двух парней, которые держатся за руки и говорят со старушкой, гуляющей с пуделем. Вижу нескольких маленьких детей, гоняющих на самокатах по тротуару, пока их родители несут пакеты из продуктового магазина и стараются оградить их от группы подростков, которые толкают друг друга перед обувным магазином.
Вижу полицейских на углах улиц, толпы людей, поднимающиеся над землей и вытекающие из подземных переходов на тротуары, шаткие палатки, где продаются сотни ярких цветов в огромных белых ведрах, черный полиэтиленовый пакет, который ветром сдувает с мусорки и уносит на автобусную остановку, где стоит парень и чуть не пропускает автобус, который он ждал, потому что набирает смски как ненормальный с таким видом, словно его жизнь зависит от отправки этих сообщений.
И вдруг что-то в моей груди немного расслабляется, в первый раз с прошлого лета. Жизнь движется дальше за пределами Юнион. Там целый мир.
Ставим машину в многоэтажном гараже и переходим безумно оживленный перекресток, где сталкивается целая куча улиц, а такси мчатся на желтый свет на скорости около девяноста миль в час. И вот он — Линкольн-центр. Это комплекс из нескольких огромных зданий с красивым фонтаном во внутреннем дворе в центре. За фонтаном находится Мет, с хрустальными люстрами, которые видны через массивные окна, которые выглядят так, словно занимают десять этажей. Видно, как публика поднимается по роскошной лестнице, покрытой красным бархатом, и меня застает врасплох непривычное чувство искреннего восхищения. Мама улыбается, когда мы ускоряем шаг, проходя мимо фонтана — струи которого поднимаются до невозможности высоко в своем отрежиссированном танце — и спешим добраться до наших мест, пока не началась опера.
— Сюда, сюда, — зовет швейцар, а сотни людей проталкиваются вперед. Мы протягиваем ему билеты, которые он считывает с помощью устройства, похожего на лучевую пушку, а затем мы устремляемся вверх по лестнице со всеми остальными. Я берусь за блестящие медные перила, когда мы проходим мимо этажа с рестораном, где публика заканчивает десерт и пьет кофе, словно у них полно времени, хоть даже и раздается звонок, означающий, что представление скоро начнется. Некоторые невероятно вычурно наряжены — смокинги и вечерние платья, другие в джинсах. Мы с мамой где-то посередине.
Какая-то леди помогает нам найти наши места в переднем ряду балкона под названием Бельэтаж, и нам приходится протискиваться мимо женщины, закутанной в меховую шубу, она награждает нас раздраженным взглядом и не встает, чтобы дать нам пройти. Пытаюсь понять, в чем ее проблема, но едва мы садимся, свет начинает гаснуть, а хрустальные люстры, висящие по всему залу, медленно поднимаются к потолку, словно красивые снежинки в обратной перемотке. Одна из них движется совсем рядом со мной — я могла бы дотянуться и потрогать ее, если бы захотела, чтобы меня выгнали или, что более вероятно, арестовали. Открывается тяжелый занавес из золотистого бархата, оркестр начинает играть, а на сцене оказывается целая комната с двумя парнями в ней — один рисует, другой пишет. Глазам своим не верю.
Не то, чтобы я никогда не бывала в театре. На самом деле, я выросла, смотря все виды спектаклей со своей семьей. Но это огромнейшая сцена, которую я когда-либо видела — она выглядит так, будто способна вместить весь город. И потом так и оказывается. Второе действие происходит на улицах Парижа, где есть рынки, толпы людей, кафе и даже кони — настоящие кони на сцене везут экипажи, а люди вокруг них поют во весь голос.
Поют красиво — для меня это звучит совсем не так, как по радио или в наушниках дома. И в Мет есть небольшие экранчики перед каждым креслом, на которых пишут по-английски то, что певцы произносят по-итальянски, поэтому ты точно знаешь, что происходит. Оттуда я поняла, что эти творческие ребята живут в комнате на верхнем этаже и не могут заплатить за жилье. Сейчас канун Рождества, и они замерзли, но у них нет дров для растопки, поэтому, чтобы согреться, они начинают сжигать страницы произведения, которое написал Родольфо, писатель. Он не выглядит слишком расстроенным из-за этого, что смешит публику.
Когда художник идет в кафе выпить с друзьями и оставляет Родольфо заканчивать работу, в дверь стучит красивая девушка по имени Мими. С Мими что-то не так — она болеет, постоянно кашляет и у нее кружится голова. Однако Родольфо быстро в нее влюбляется. А потом Мими поет невероятно красивую песню — полагаю, это называется ария — о том, что ее зовут Мими, она зарабатывает на жизнь вышивкой цветов и ей жаль, что она его побеспокоила.
Пока я смотрю оперу, время летит так, будто его не существует. Во время второго антракта — после третьего действия, в котором на сцене идет настоящий снег — мама ведет меня в бар в фойе и заказывает один бокал шампанского на двоих. Она спрашивает, нравится ли мне опера, но я не могу подобрать слова, чтобы рассказать ей, что я чувствую, наблюдая за игрой этих исполнителей. У них настолько разные голоса, но все они такие сильные, такие мощные. И они действительно играют — а не просто стоят и поют перед публикой, как мне всегда казалось, когда я видела оперу по телевизору.
Раздается звонок перед последним действием. За занавесом снова оказывается комната, и по какой-то причине я понимаю, что дела пойдут совсем нехорошо — творческим ребятам было настолько весело, что должно случиться что-то плохое. В тот момент, когда парни бегают по комнате, притворяясь, будто сражаются на мечах, появляется подруга Мими и говорит, что Мими слишком больна, чтобы подняться. Они помогают ей зайти в комнату, укладывают ее на кровать. Они выходят на улицу и продают дорогие для них вещи, чтобы вызвать доктора и купить лекарство. Но я понимаю, что это уже не потребуется, и я права — Мими умирает прямо на сцене.
Никто не замечает, когда она умирает — ее рука просто соскальзывает с кровати на пол, и зрители понимают, что она умерла, еще до того, как это понимают ее друзья. Весь зал хлюпает носами и вытирает слезы, включая и маму, и меня. Бедняжка Мими — она была слишком бедна и слишком больна, и даже любовь не спасла ее. Когда Родольфо обнаруживает, что она мертва, он долго-долго плачет, падает на ее тело, сжимает ее руками и всхлипывает, словно не может больше выдержать ни минуты. Я не могу оторвать от него взгляд, и когда занавес начинает опускаться, мне хочется встать и заявить, что мне нужно знать, что будет дальше. Как Родольфо будет жить без Мими? Что он будет делать? Продолжит ли он писать? Будет ли он писать только о Мими всю оставшуюся жизнь, или наоборот, никогда больше не сможет написать ее имя?
Пока мы едем домой, я пытаюсь разгадать смысл этой оперы. Думаю, есть два способа понять ее, в зависимости от вашего взгляда на жизнь. Если вы циник и думаете, что жизнь — дерьмо, тогда смысл в том, что любви и дружбы недостаточно, время решает все, и ничто вас не спасет. А если вы оптимист и думаете, что жизнь в целом хороша, тогда смысл в том, что Мими очень повезло, и она нашла любовь до того, как умерла, ведь любовь, дружба и забота друг о друге — это все, что мы имеем в конце.
