Ставка на выбывание (СИ) - Сергеева Оксана Михайловна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Да, я это поняла. Он с таким удовольствием мне всё рассказывал. Смаковал каждое слово. Поэтому я ему не поверила. Добра не так желают, — почти прошептала и замешкалась.
Кажется, мало ему сказала. Что-то еще нужно добавить, но Виталий такой далекий и чужой. Будто не ее. Да и у самой в голове каша, никак не собраться с мыслями.
— Всё, Манюня. Теперь ты знаешь всё. Никаких тайн у меня больше нет. Я здоров и адекватен. И ребенок у нас родится здоровый. Когда он родится и получит имя, я сделаю то же самое, что когда-то сделал мой отец. А сейчас тебе надо успокоиться. Пойдем. — Встал из-за стола.
— Куда? — Мария поднялась вслед за ним.
— В спальню. Ты сейчас умоешься, а потом ляжешь в кровать. Выспишься, отдохнешь и не будешь больше думать ни о чем плохом. Позже мы можем еще поговорить, но на сегодня достаточно.
Бажин уже подошел к двери, но Маше захотелось его остановить. Показалось, что они не договорили. Будто оборвались на полуслове.
— Я раньше в некоторых моментах тебя не понимала. А теперь начинаю понимать…
— Вот и хорошо, — отозвался равнодушно, — я тоже думаю, что этот разговор сотрет между нами последние противоречия. Не навязывай мне ярлыков, и все будет хорошо. Я просто человек. Со своим опытом, со своими знаниями. Это единственное, что тебе нужно понимать.
— Как ты после всего не стал… циником, — подобрала самое мягкое слово из всех возможных. — Это так ужасно…
— Ужасно, что я не стал жестокосердечной тварью? — усмехнулся.
— Нет. Ужасно, что всё так произошло.
— Циники — это глубоко несчастные люди, уверенные, что только они знают какую-то особенную правду о жизни. Поэтому я не циник, но реалист. Я тоже кое-что об этой жизни знаю. У реалиста есть шанс на счастье, а у циника — никогда. Мы все хотим счастья, любви, хотим быть кому-то нужными. Отрицать это — трусливо лицемерить. Ненавижу лицемеров. И не люблю тратить свои силы впустую.
— Я тоже ненавижу лицемеров. К сожалению, они проявляют себя не сразу. Поэтому я часто ошибаюсь в людях.
Не нравилась Маше холодность, с которой Виталий говорил, хотя желание поскорее закончить разговор было вполне понятным.
— Когда некоторое время живешь без просвета, без будущего, а потом выходишь на свет, ощущение жизни меняется. Оно, меняется, Машенька, неотвратимо и безвозвратно. В каждом прожитом дне потом находишь свою ценность, особенно, если имеешь возможность делать то, что хочется, то, что нравится. Две жизни не прожить. Еще никому не удавалось прожить две жизни. Только почему-то не все это понимают. Я понимаю.
Поэтому хочу много успеть. Тебе надо отдохнуть, — твердо закончил и, подхватив ее под локоть, вывел из кабинета.
Мария беспомощно подчинилась, и они направились в спальню. Пока поднимались по лестнице, Бажин ни на секунду не ослаблял хватку и всё пытливо заглядывал ей в лицо.
— Ты успокоилась?
— Да, — подтвердила растерянно.
— Ты сейчас сделаешь, как я говорю, и не будешь со мной спорить. Хорошо? — внушительно сказал, словно почувствовав ее сомнения.
— Только я сначала в душ… хочу смыть с себя всё это.
— Хорошо.
Не сомневаясь, что Маша выполнит свое обещание, оставил ее и снова спустился на первый этаж. Еще когда вел жену в спальню, заметил Рому в гостиной, но не показал своего удивления и не стал ничего говорить ему при ней. Сделал вид, что так и надо.
— Что ты здесь делаешь? — спросил резким тоном. — Я тебя отпустил.
— Собираюсь помешать тебе наделать глупостей. — Вытолкнув себя из кресла, преградил Бажину путь.
— Отойди.
Мелех не двинулся с места.
— Это приказ.
— Наденьке будешь приказывать, — спокойно возразил Роман, — у меня рабочий день уже закончился.
— Ты круглые сутки мне подчиняешься. И в любое время будешь делать то, что я тебе говорю.
— Конечно, — согласился с тем же ледяным спокойствием, — поэтому я не позволю тебе просрать пять лет моей работы. Я все эти гребаные пять лет землю рою и мечтаю этому ублюдку пулю в лоб пустить, а ты сейчас собрался это за меня сделать. Давай тогда уж сыграем в «Камень, ножницы, бумага», так честнее будет.
ГЛАВА 25
— Рома, я тебя одним движением засуну туда, откуда когда-то вытащил, — угрюмо пообещал Бажин, выслушав тираду Мелеха.
— Не сомневаюсь, — безрадостно улыбнулся Роман, — но мне-то похрен, и ты это знаешь. Я у тебя работаю, не чтобы красиво жить и сыто есть, мне на деньги насрать. Это ты тоже знаешь. Думаешь, у меня все внутри не кипит? Не кипит, думаешь? По-твоему, мне легко каждый день рожу его видеть? Тебе и не представить…
— Ты говори да не заговаривайся! Он моих родителей убил! — рявкнул Виталий.
— Я не то хотел сказать.
— Ты знаешь, что такое мужская гордость?
— Знаю. И что такое мужская гордость, я знаю, и много чего другого я знаю.
— Он пытался очернить меня перед моей женщиной. Почти женой. Я даже не говорю, что в ее положении это дерьмо вообще нельзя слушать и обсуждать!
— За это не стоит переживать. Маша любит тебя, она просто не поверит…
— Какая любовь, Рома! Я не про это!
Не про любовь думал, когда Машку ждал. Совсем не про то, что она доверие к нему потеряет, любить перестанет. Не о себе беспокоился — о ребенке думал. Боялся, что Маша с собой что-нибудь сделает. Не дай бог, конечно. Саму мысль озвучивать страшно, но это же Маня… Мало ли, что ей в голову стукнет. Поверит и решит, что рожать от него и правда нельзя.
Как после всего этого успокоиться? Как себя в порядок привести, когда внутри все звенит отголосками прошлого?
Правильные вещи, конечно, Рома говорил, однако простой логики не хватало. Не находил в ней силы, чтобы уязвленные чувства усмирить.
— Давай так. Сядь и успокойся, подожди полчаса, — предложил Мелех. — Если через тридцать минут ты не передумаешь, я не буду тебя останавливать. Обещаю. Но, прежде чем ты на что-то решишься, подумай, какую мы проделали работу, сколько времени на это угробили и сил.
Ты лучше всех знаешь, что по-другому эту суку нам никак не достать. Его в порошок стереть надо со всеми его потрохами, со всем лизоблюдами.
Юдин именно на это рассчитывал: надавить на мужскую гордость, на уязвленное самолюбие, — чтобы почву выбить из-под ног. Это я должен ему пулю в лоб пустить, потому что терять нечего, все уже потеряно. Дорожить мне нечем, и жизнь моя сама по себе ничего не стоит. А тебе нельзя. У тебя Машка. Ребенок будет скоро. Такую же судьбу для него хочешь? Чтобы твой сын так же, как ты, один на один с этими шакалами остался?
Виталий молчал, но ответа Мелех не ждал. Не для того спрашивал. Хотел, чтобы не ему ответил, а себя услышал. Сейчас не слышит: голос разума стал тих перед злостью и яростью.
— Почему ты думаешь, что сын?
— Не знаю, — чуть пожал плечами Роман. — Смотрю на нее и мне кажется, что с пацаном она ходит. Пацана носит. Вот посмотришь. Давай на ящик коньяка поспорим: мальчик будет.
Виталий усмехнулся:
— Давай. Только ты не пьешь, какой смысл с тобой спорить на коньяк? Давай на деньги тогда.
— Нахрена мне твои деньги? На коньяк интереснее. Ради такого случая я даже свои правила нарушу.
— Да. Некоторые правила грех не нарушить. Поехали.
Роман напрягся: неужели не убедил? Ему и сказать-то больше нечего. Как мог старался убедить. Неужели все напрасно?
— На Кутузовский меня отвези. Там сегодня ночевать буду.
— Поехали, — облегченно вздохнул, радуясь, что Бажин отказался от мысли встретиться с Юдиным. Ничего хорошего это не принесет, а только усложнит ситуацию. Или вообще все разрушит.
Маша честно пыталась выполнить обещание. Легла в постель, крепко закрыла глаза и попыталась заснуть, но взбудораженное сознание снова и снова прокручивало разговор с Виталием. Вспомнились его шутки про яд малыми дозами, свернутые мозги и справку с диагнозом. Теперь все иначе выглядело: сказанные вскользь слова не казались смешными. Другой в них смысл и другой оттенок. Болью отдавали они, страданием.
